Известно, что Восток, в частности, Кавказ, — это кладезь мудрости, которая накапливалась веками и передавалась из поколения в поколение в виде литературного творчества, поэзии, фольклора. И семейных историй. Одну из них я и хочу рассказать…
Хотел бы сказать несколько слов о своих родителях, Мама, Белла бат Йехуда, к сожалению, прожила короткую жизнь, всего 54 года. Она приходилась правнучкой рабби Яакова Ицхаки (1846 -1917), известного талмудиста, родившегося и жившего в Дербент. Рабби Яаков был главным раввином горских евреев Южного Дагестана и Азербайджана с 1864 по 1907 год. Мой прапрадед был авторитетным религиозным лидером и толкователь Торы, он состоял в переписке с равом Куком, основоположником религиозного сионизма. Он известен и как ученый, исследователь истории и этнографии горских евреев, составитель первого, к сожалению, не опубликованного при его жизни, джуури-ивритского словаря. Он собирал фольклор, предания, легенды и музыку горско-еврейского народа и сам был поэтом.
Перебравшись окончательно в Палестину в 1907 году, он основал поселение Беэр-Яаков, в котором обосновалась большая группа горских евреев из Российской империи. Поселение получило название в честь своего раввина Яакова бен-Ицхак. Похоронен мой славный предок в Иерусалиме, на Масличной горе.
Это я о прапрадеде по материнской линии. А отца моего звали Ягунатан бен Элиезер. Он не мог похвастать знатным происхождением, был простым скорняком.
И все же этот очерк задумывался в память о нем — незаурядном человеке.
Да, он был меховщиком, окончил восемь классов, но всем своим пяти детям дал высшее образование. В возрасте 70 лет совершил алию на историческую родину и прожил в Израиле до своего 90-летия.
«Кто бы мне в Союзе платил такую пенсию?» — вопрошал он. Он искренне восхищался этой страной. И она отблагодарила его, продлив годы его жизни на святой земле еще на двадцать лет.
Начну с того, что он в совершенстве владел кумыкским языком и был замечательным рассказчиком: мог держать аудиторию в напряженном внимании часами.
Есть такая кумыкская поговорка: «Геттил-делма улмас — гелди делма улмас!», что в переводе значит: «Если что пришло тебе - молчи. если что ушло от тебя - молчи!». Прошу запомнить ее: она поможет понять дальнейшее повествование
Так вот, у отца был приятель, звали его Ави. Это был невысокий, крепко сбитый мужчина 50 лет. Его широкие плечи и осанка говорили, что он в прошлом был военным. Короткая шея, черные, без признаков седины, волосы зачесаны назад (возможно, смазаны бриолином).
Голос у него был низкий, с легкой хрипотцой, и любая шутка, своя или чужая, вызывала у него взрыв хохота. И тоже — к месту или не к месту.
Он служил в прокуратуре, занимал очень ответственный пост. Отец очень гордился, что у него такой важный человек в друзьях. Но и сам Ави дорожил дружбой с отцом, видя, какую крепкую и дружную семью тому удалось создать.
В тот вечер отец вернулся с работы, когда уже вечерело. Он сел ужинать, как обычно, во дворе, под сенью виноградника. Гроздья уже созревшего винограда висели так низко, что можно было без особых усилий сорвать одну-другую и дополнить ими предстоящую трапезу. Был сентябрь, и, даже несмотря на приближающуюся осень, воздух сохранял остатки дневного зноя.
— Что у нас сегодня на ужин? — спросил отец у матери, хлопотавшей на кухне.
— Купила сегодня свежую баранину. Приготовила хинкал, — ответила она, улыбаясь. — Ты же сам говорил, что у нас давно не было хинкала на столе.
Когда стол уже был накрыт, отец, как бывало, налил себе рюмочку водки. Хлопнула дверь калитки, послышались быстро приближающиеся шаги, и из-за угла дома, по широкому проходу, который вел от калитки ко двору, появилась фигура его приятеля Ави, Гость был очень возбужден. Нет, Ави был не просто взволнован, он был в бешенстве!
— Ты просто не представляешь, что натворила моя жена! — сказал он, стоя перед столом, даже не присев за него и яростно жестикулируя.
— Погоди, Ави, успокойся, — сказал отец. — Что произошло? Присядь.
Пришедший нервно отодвинул стул и резко сел.
— Ты понимаешь, я вернулся сегодня с работы и, как обычно, хотел поужинать. Жена сегодня приготовила хинкал. Только я сел к столу, как она мне вдруг говорит:
— Ави, а у нас сегодня отключили газ…
— Ну не страшно, такое бывает, — говорю я ей и по руке поглаживаю, — а как же ты приготовила ужин?
— Да я прямо не знала, что и делать, но потом вспомнила, что у нас в кладовке есть электрическая плитка. Помнишь, ты покупал ее года два тому назад — как раз на такой случай, если отключат газ. Какой же ты дальновидный!
Дальнейшее развитие сцены можно было представить так. Улыбка моментально слетела с лица Ави. Он оторопело повернул голову в сторону кухни и увидел плитку, которая мирно стояла на столешнице и продолжала делать свое дело, доводя до кондиции готовящийся хинкал.
Ави резко вскочил со стула и рванул к плите, выдернул шнур из розетки и убрал кастрюлю с плиты. Жена в недоумении наблюдала за ним, не понимая, что происходит.
— О боже что ты наделала? Как ты могла? — кричал он.
— Что случилось, дорогой? Чем ты недоволен?
— Что же ты наделала?! — продолжал он, открывая заднюю створку плиты. Оттуда потянулся легкий, сероватый дымок, который начал медленно заполнять кухню. Внутри мирно лежали несколько стопок денежных знаков, обгоревших, но еще сохранивших форму. Однако при первом же легком прикосновении деньги превратились в прах…
Ави был в шоке. Нет, он был в бешенстве. Он набросился на жену, проклиная ее на чем свет стоит и не давая ей вымолвить даже слова.
Так он и продолжал ходить вокруг плиты, с горестью поглядывая на остатки своих сбережений. Жена стояла поодаль и тихо плакала, то ли оплакивая сбережения своего мужа, то ли заливая слезами горечь обиды на супруга, который скрывал от нее «заначку».
Затем Ави выбежал из дома и отправился куда глаза глядят. Куда бы они не глядели, но ноги сами привели его к приятелю, к моему отцу.
Надо сказать, что и отец тоже был поражен услышанным. Но, помолчав минуты две, пока Ави ходил из стороны в сторону, отец наконец произнес:
— Ави, послушай меня. Одну из твоих проблем мы можем решить немедленно.
Ави с удивлением посмотрел на отца.
— У нас сегодня на ужин тоже хинкал, присоединяйся! — сказал мой папа и попросил жену добавить еще один прибор.
Гость слегка растерянно посмотрел на стол, потом зачесал пальцами волосы назад, провел по своей «военной» прическе ладонью. И вдруг успокоился!
После второй рюмки отец спросил:
— Ави, ты, по-моему, хорошо говоришь на кумыкском?
— Да, конечно, ответил Ави.
— Так вот, у них есть очень много мудрых пословиц. Помнишь? «Геттил — делма улмас — гелди делма улмас!» Что это значит, а? Верно: «Если что внезапно пришло к тебе — молчи! Если что внезапно ушло от тебя — молчи!». Ты можешь объяснить мне, зачем ты вообще раскрыл себя, когда понял, что твои деньги сгорели? Ты понимаешь, что, во-первых, ты потерял деньги, во-вторых, поссорился с женой, потерял ее доверие. Наконец, пропал хинкал который она для тебя готовила! — торжественно заключил отец.
А затем продолжил:
— Ну, хинкал, положим мы тебе компенсируем. А теперь спроси меня, что делать с остальными потерями?
— И что же? — с нетерпением спросил Ави.
— А вот что. Та пословица, которую я тебе напомнил, связана с одной притчей. Хочешь послушать?
Ави кивнул головой. И папа начал: «Когда-то, в давние времена, как рассказывал мне мой отец, они жили в селении, расположенном недалеко отсюда, километрах в тридцати на север. Там, где дорога, идущая вдоль побережья, резко поднимается в предгорье. И уже через несколько километров сухая земля с редкими кустарниками вдруг превращается в зеленый массив, уходящий выше, в горы. Это преображение кажется таким внезапным и удивительным, будто попадаешь в оазис посреди пустыни.
Дорога вверх шла мимо небольшого селения, на две или чуть больше сотни дворов, плотно прилегающих друг к другу, но ухоженных и каждый с небольшим участком земли. Там росли все фруктовые деревья, которыми богат этот край. От селения дорога уходила влево и шла параллельно неширокой речке, которая несла свои быстрые воды откуда-то с гор, но ближе к равнине успокаивалась, обретая неспешное течение.
Там, где селение заканчивалось, можно сказать, на его краю, чуть поодаль, стоял дом, Он был постарше своих соседей, но тоже ухоженный, с большой верандой вдоль всего фасада, А с торца имелась большая деревянная пристройка с открытыми воротами. А над воротами — вывеска, на которой большими буквами было написано: “СБРУИ”.
Когда в непогоду или в сильный зной ворота закрывались, оставалась калитка, на ней вывешивалась табличка со словом “ОТКРЫТО”, чтобы люди не пугались запертых ворот.
Через калитку приезжий попадал в небольшую лавку, одна из стен которой была увешана сбруями разных размеров и форм. Далее, на противоположной стороне от входа, в стене был проем метра в полтора, который вел куда-то дальше. В доме постоянно был слышен шум от проезжающих мимо телег, бричек, и всевозможных повозок, груженных всяким добром. Пыль, поднимавшаяся из-под грохочущих колес, частично уходила к дому, но в основном устремлялась к речке и поглощалась потоком воды, унося ее вниз по течению.
Жили в том доме муж и жена уже почтенного возраста, они вели размеренный образ жизни. Он продолжал работать, мастерил и продавал сбруи, она вела хозяйство, иногда подменяя его в лавке. Дети повзрослели, вылетели из родительского гнезда кто куда и редко навещали родителей.
В то воскресное утро он встал рано. Как обычно по воскресеньям, он загрузил в свою телегу с десяток сбруй, тщательно упаковав каждую из них, чтобы не повредились по дороге, напоил лошадей и направился в ближайший город на базар.
Телега медленно тронулась с места. Жена пожелала ему удачного дня и, стоя в дверях, наблюдала, как удалялась телега, пока та не превратилась в маленькую точку.
Женщина медленно направилась к мастерской, отворила настежь ворота, вошла в свой магазинчик, окинула взглядом висевшие на стенах сбруи и, присев на табурет, задумчиво наблюдала за бурным речным потоком, который приносил легкую прохладу в этот нарождающийся жаркий день.
Ближе к полудню, когда солнце было в зените, и воздух был раскален прямыми лучами солнца, к воротам мастерской подъехала карета.
В карете сидел молодой человек лет тридцати. Видно было, что он чем-то озабочен. Он быстро закрепил поводья и спустился на землю. Его стройная фигура и манера держаться выдавали в нем благородное происхождение. Густые каштановые волосы обрамляли его кругловатое лицо со слегка вытянутым носом. Густые усы прикрывали тонкие губы.
Он вошел в лавку. Бросил свой взгляд на увешанные сбруями стены и, не отводя взгляд от изобилия товаров, поздоровался с хозяйкой. Та, неловко улыбаясь, ответила на его приветствие.
— Чем могу быть вам полезна? — спросила она.
Молодой человек повернулся к ней и, словно вспомнив, зачем он пришел, проговорил:
— Вы понимаете мне очень нужна сбруя…
— Пожалуйста, у нас их много, — и она обвела рукой витрину.
— А сколько они стоят?
— По-разному. Вот эти по 25 рублей, а те — по 35 и 40.
Он минуту задумчиво смотрел на выставленный товар и сказал:
- Вы понимаете, у меня по дороге, где-то в версте отсюда, развалилась сбруя. Не знаю, как мне удалось добраться до вас, спасибо, подсказали добрые люди. Мне предстоит еще много часов провести в пути, и я могу потратить только десять рублей на покупку сбруи, иначе я останусь без средств. Можете ли вы подобрать мне что-то за эти деньги?
Женщина была в растерянности, она не знала, как реагировать.
— Но я, к сожалению, не могу предложить вам ничего за эти деньги, — как бы извиняясь, сказала она.
Помолчав с минуту, молодой человек сделал несколько шагов к воротам, бросил отчаянный взгляд на стоящую невдалеке карету и уже было собирался переступить порог…
— Постойте, — сказала женщина.
Он обернулся. На его лице промелькнула искорка надежды и любопытства.
— Идите за мной, — сказала она.
Она шла впереди, и он послушно последовал за ней. Они вошли в неширокий коридор в противоположном конце комнаты и, пройдя с десяток шагов, оказались в довольно большой комнате, где как он понял, находилась мастерская. Здесь были аккуратно сложены всевозможные инструменты и заготовки.
В самом углу у окна висели две сбруи. По виду они прослужили не одно десятилетие. Время не щадит никого, и эта конская упряжь тоже стала шероховатой, покрылась трещинами.
Женщина протянула руку к той, что висела справа. Непонятно, почему именно к ней, а не к висевшей слева? Сняла и вручила ее молодому человеку.
Она не знала, что в этой старой сбруе лежали, прижавшись друг к дружке, сбережения ее мужа в виде золотых монет, которые он собирал много лет на черный день.
Проезжий с любопытством оглядел сбрую, словно оценивая доедет ли на ней до места назначения, и улыбка появилась у него на лице. Женщина тоже улыбнулась в ответ.
Когда он предложил ей десять рублей, она наотрез отказалась. В этих краях взаимопомощь была в порядке вещей.
Они вернулись в лавку.
— Я обязательно вернусь и куплю у вас несколько новых сбруй! — сказал он, прилаживая приобретение. И умчался восвояси, взметнув изрядные клубы пыли.
Уже стемнело, когда муж вернулся домой после базарного дня — уставший и голодный. Он распряг лошадь напоил ее и, поставив перед ней обильную порцию овса, направился в дом.
— Ну как ты сегодня? — спросила она, — удачный день?
У нее сложилось обыкновение расспрашивать его о выручке за торговый день и одновременно собирать на стол.
— Да, — сказал муж, — выручил 300 рублей. Всего две сбруи не продались. Хороший день. А как у тебя дела? — спросил он, садясь за стол. — Как прошел твой день?
— Ну что сказать: не очень. Продала всего две сбруи. Жарко ведь сегодня. Людей было мало.
Мужчина приступил к трапезе.
— Да, забыла тебе сказать. Мимо нас проезжал молодой человек. У него развалилась сбруя, тут, недалеко. Он еле доехал до нас.
— Ну и что?
— У него не хватило денег на новую сбрую, и он был сильно расстроен.
— И что? — муж на несколько секунд задержал взгляд на жене, словно почувствовав что-то неладное.
— Я отдала ему ту старую сбрую из мастерской, — просто сказала она.
— Какую старую? — в его глазах мелькнула тревога.
Ну, одну из тех двух, которые висят в мастерской на стене. Они же очень старые. Ты даже сам как-то хотел избавиться от них.
Спустя несколько минут, закончив есть, он поднялся со стула и сказал:
— Пойдем, милая, покажешь, какую сбрую ты отдала…
Они прошли через магазин в мастерскую и встали напротив стены, где одиноко висела сбруя, словно ее лишили старого товарища.
Легкая ухмылка разочарования коснулась его губ, и он, задумавшись на секунду, повернулся к жене:
— Ты совершила благое деяние, дорогая. Помогла человеку, и это хорошо.
Напряженность сошла с ее лица, появилась улыбка благодарности. Они вернулись в дом.
— Почему ты отдала сбрую, которая висела справа?
— Не знаю. Так повела рука, наверное…
Прошло два месяца. Наступили холода, чувствовалось приближение зимы.
Было воскресенье. Мужчина, как обычно, собрался в дорогу — в город на базар. Жена, прибравшись в доме, прошла в лавку. Ворота были закрыты. Зато на калитке виднелись большие буквы: “ОТКРЫТО”.
Где-то в середине дня она услышала шум подъехавшей кареты. Калитка отворилась, и молодой человек в синей накидке из плащевой ткани и в широкополой шляпе вошел в лавку, стряхивая с себя капли дождя. На лице у него была улыбка. Он радостно обвел взглядом помещение и, подойдя ближе к прилавку, спросил?
— Вы меня не узнали?
Женщина остановила взгляд на его лице, пытаясь вспомнить, кто это.
Через мгновение ее лицо озарила улыбка. Она узнала его и тут же поинтересовалась, как он тогда добрался.
— Вы даже не представляете, как вы меня тогда выручили! — сказал он. — Взгляните, у меня сейчас карета с парой лошадей, и как я и обещал, намереваюсь купить у вас четыре сбруи.
— Пожалуйста, выбирайте, — сказала она.
Молодой человек внимательно осмотрел все, что висело на стенах, и отобрал четыре сбруи. Попросил упаковать их, расплатился и, еще раз поблагодарив женщину, направился к карете. Уложив пакеты, уже было хотел трогаться. Но тут его взгляд упал на лежавшую под сидением старую сбрую. Увидев ее, он улыбнулся, словно вспомнил что-то хорошее, схватил упряжь и вернулся в магазин
— Что-то забыли? — женщина вопросительно на него посмотрела.
— Да, — сказал он, доставая из-под плаща старую сбрую. — Она мне теперь ни к чему, а вы, может быть, сможете еще кому-нибудь помочь?
— Согласна, — сказала она с улыбкой. — Все может быть!
Он быстро направился к своим лошадям, и вскоре хозяйка услышала шум удаляющейся кареты.
Темнело в то время рано. Муж вернулся домой пораньше, чтобы ночь не застала его в дороге. Войдя в дом, он заметил приподнятое настроение жены и пристально, с любопытством посмотрел на нее.
Она угадала вопрос и ответила:
— Да, у меня хорошее настроение! Я сегодня продала уйму товара — целых восемь сбруй.
Он с улыбкой сел за стол, продолжая ее внимательно слушать.
— И ты представляешь, четыре из них купил тот молодой человек. Помнишь я тебе о нем рассказывала? У него еще сломалась сбруя и ему не на что было купить новую, а я подарила ему тогда нашу старую? Так вот, он вернулся, у него теперь упряжка с двумя лошадьми.
Она говорила быстро, громко, будто пыталась донести до него суть произошедшего.
— Я понял тебя, — сказал он. — Ну и хорошо. Добро рождает добро. Давай ужинать Я голоден.
— Да, я забыла сказать тебе еще кое-что. Он вернул нашу старую сбрую. Сказал, что, может, она еще кому поможет. Я повесила ее на место.
Муж был ошеломлен, но сдержал свои эмоции и, отвернувшись от жены, повторил:
— Ты давай накрывай на стол, а я выйду на минутку.
Пройдя в мастерскую, он увидел висящие на стене две сбруи. Они словно обрели друг друга и выглядели как бы повеселевшими. Мужчина снял со стены вернувшуюся, осмотрел ее внимательно и легким движением руки выдернул заклепку, что закрывала ее полую часть. Там мирно лежали, прижавшись друг другу, нетронутые золотые монеты.
Хозяин улыбнулся и водрузил сбрую на место».
…Мой отец закончил свой рассказ. И обратился к гостю:
— Я надеюсь, Ави, ты понял смысл этой старой притчи?
Ави тихо встал из-за стола и направился к выходу. Он поблагодарил за ужин и больше ни слова не сказал. Наверное, обдумывал, чем и когда к нему вернется потеря? Или постигал мудрость народной пословицы и иллюстрирующей ее притчи? Благодарил судьбу, что рассказал о своих пропавших сбережениях лишь моему доброму и порядочному папе? А может, просто пошел к жене, чтобы сказать ей: «Прости меня, все будет хорошо! Приготовь-ка мне еще раз хинкал! Газ ведь уже дали?..»
