Эта история случилась более полувека назад и является яркой иллюстрацией материальных проблем советской эпохи. Эти воспоминания дороги мне, ведь я сама была участницей происходящего, хотя тогда ещё училась в школе.
Наша семья проживала в Дербенте в маленькой квартире без удобств в старом доме по адресу: улица Пугина, 4. До железнодорожного полотна было примерно 20-30 метров. По другую сторону улицы располагался частный сектор, в котором жила наша прабабушка Хана-Зово Шартилова. Её сын Рафаил Исаевич жил с ней. Она регулярно приходила к нам, чтобы повидать свою внучку Нину, мою маму, а затем присаживалась на скамью возле собственного дома и общалась с соседями или наблюдала за окружающим миром. Мы, дети, постоянно бегали друг к другу во дворы, переходя узенькую улицу шириной около трёх метров.
Наше жилище было настолько тесным, что иногда одной из сестёр приходилось ночевать у бабушки и дедушки по отцовской линии, Ягуды и Ёрши Якубовых, живших в доме №4 по улице Ленина. Это было совсем рядом, надо было пройти через старые крепостные ворота.
В городе активно велось строительство жилья, и наши родители, Мигир и Нина Якубовы, давно стояли в очереди на получение квартиры. Мама периодически посещала исполком, и ей обещали квартиру сразу после завершения строительства жилого комплекса, запланированного на конец 1974 года. Многие организации тоже возводили жильё для сотрудников, поскольку эта инициатива поддерживалась государством. Жилищный вопрос оставался острым, как и в предыдущие годы.
Предприятие отца, Дербентский таксомоторный парк, также участвовало в строительстве жилья для своих работников. Папа находился высоко в списке претендентов на жилье благодаря своему активному участию в общественной жизни, хорошей репутации среди коллег и членству в КПСС. Его портрет регулярно размещался на Доске почёта. Все знали, что отец пользовался уважением среди сотрудников парка, включая водителей такси и обслуживающий персонал. Мама полагала, что квартиру от исполкома дадут скорее, так как мы числились первыми в очереди.
Исполкомовский жилой комплекс сооружался в отдалённом микрорайоне Карьер, расположенном вдали от школ, где мы учились. Площадь квартир там была меньше, да и планировка оставляла желать лучшего, но никто точно не знал, когда завершится строительство ведомственного дома таксопарка. Однако в перспективе дом обладал множеством достоинств: он возводился в центральной части города, имел улучшенную планировку. Руководитель таксопарка, К.А., являлся весьма энергичным и предприимчивым человеком. Поскольку распределение квартир сулило значительную прибыль ему и его покровителям, стройка продвигалась быстро.
Однажды вечером к нам пришёл мамин брат Рафик Шартилов. После непродолжительного разговора на следующий день мама отправилась с дядей Рафиком в исполком. Председатель исполкома, Рувинов Шалум, близкий родственник нашей семьи, пригласил их к себе, попросив подписать определённые документы. Ситуация сложилась следующим образом: оба жилых комплекса, исполкомовский и ведомственный, планировалось ввести в эксплуатацию практически одновременно. Конечно, председатель исполкома был осведомлён обо всём, поскольку дом принадлежал территории города и часть квартир выделялась муниципалитету. Во время городского совещания Рувинов обсудил ситуацию с директором таксопарка К.А., и стороны достигли соглашения: ведомства обязаны предоставить квартиру нашей семье. Таким образом, предприятие предложило нам квартиру с лучшей планировкой и большей площадью помещений. В качестве дополнительной мотивации нам сообщили, что это будет просторная трёхкомнатная квартира на третьем этаже, и мы могли заранее ознакомиться с будущим жилищем. Маленькая квартира, в которой мы проживали, должна была перейти либо в собственность муниципалитета, либо самого таксопарка. Нам пообещали завершить строительство дома ко Дню Нового Года, и мы рассчитывали встретить праздник в новом месте жительства.
И тут приходит с работы отец: очень злой, выглядит ужасно. Он был гипертоником, мама за него испугалась, кто-то из нас побежал за его родителями, приехала скорая помощь, прибежали прабабушка, ее сын дядя Рафик с женой. Оказывается, нашу семью не включили в списки на получение квартиры, ему это сообщила тетя Галя Юсуфова, мама моего одноклассника Изика: она работала секретарем-машинисткой в таксопарке, и, печатая предварительные списки, не увидела нашей фамилии. Сердобольная женщина специально осталась и дождалась окончания смены, чтоб сообщить это моему отцу, чтобы он был в курсе и начал решать эту проблему.
Тетя Галя говорит, что было совещание тройки (директор предприятия, парторг и председатель профкома) по поводу распределения квартир. На нем председатель профкома П.И. Байдин отстаивал папу (его жена, Вера Васильевна, была моим педагогом по русскому языку и литературе, она меня очень любила, он знал наше положение с ее слов). Они были пожилыми людьми, ждали выхода на пенсию и планировали уехать к детям в Центральную Россию, но Байдин все-таки отстаивал права отца, несмотря на то что мог навлечь на себя гнев начальства. А вот парторг молчал, боялся директора. Я знаю, что после всех этих событий отец не здоровался с трусом-парторгом.
Взрослые долго совещались. Наутро отец поехал в таксопарк, хотя и была не его смена, и зашел прямо к директору: «Интересно, чем я тебе не угодил? Или я тебе не дал бы взятку? Но ты прекрасно знаешь, что дал бы. Я со своим напарником всегда давали тебе деньги, когда получали новую машину, и мы с тобой говорили на эту тему. Почему меня не включили в списки? Моя жена отказалась от горисполкомовской квартиры в пользу этой, подписала все документы. У тебя была договоренность с председателем горисполкома. И вдруг меня нет в списках. В чем дело?»
Разговор на повышенных тонах был пересказан маме тетей Галей. Потом она поняла, что обстановка накаляется: директор просил, чтобы папа подождал пока будет построен следующий дом. Интересно, какие разноцветные мысли блуждали в черепной коробке К. А. Он так уговаривал папу до тех пор, пока не зашел председатель профкома Байдин, который удивился тому, что родители отказались от горисполкомовской квартиры — он этого не знал. Байдина позвала тетя Галя, она видела напряженную обстановку, слышала весь разговор и боялась, что может произойти что-то непоправимое.
«Значит, им надо отдать ту квартиру, которую вы хотите выделить под общежитие, — возмутился Байдин (в нем проснулась совесть), — вы хотите сделать коммуналку на трех хозяев, так нельзя.
Папа не смог выдержать пустопорожней болтовни директора, он понял, что его решили «прокатить». Он не мог слушать К.А. В итоге мой порядочный и законопослушный отец запустил в него стулом, тот увернулся и стал грозить, что засадит отца.
«Ты хочешь, чтобы я еще 10 лет ждал, пока мои дочки замуж выйдут? Ты привык, что я молчу, но в этот раз этому не бывать».
Отец пришел домой в подавленном состоянии. Не знал, что делать. Прибежали папины родители, пришли мамины бабушка и дядя. Было уже вечер, и мама с дядей пошли к Рувинову домой. Тот сам был ошарашен поведением К. А., успокоил их, сказал, что дом не может быть принят в эксплуатацию без подписи председателя горисполкома, но нужно предпринять шаги, чтобы нам дали квартиру в таксопарковском доме. Он долго куда-то звонил. И в итоге направил моих родителей в Махачкалу, к одной женщине-юристу, горской еврейке. К моему великому сожалению, я не помню ее фамилию: она очень помогла моим родителям. Родители рано утром поехали в Махачкалу. Приехали домой после обеда. В руках у них была стопка срочных телеграмм в Москву, но почему-то не отправленных из Махачкалы. Я прекрасно помню, что были адресованные и Брежневу, и Терешковой, и Шелепину, и еще многим «шишкам». Все были с уведомлением. Эта замечательная женщина-юрист все им подготовила и сказала, чтобы они не отправляли эти телеграммы из Дагестана, где скорее всего не пропустят республиканские органы. Надо отправить из соседнего региона и посоветовала поехать в Грозный. Вечером мама меня усадила за наш круглый стол, который служил нам и обеденным, и письменным, и кухонным, и велела написать письмо в произвольной форме председателю Союза советских женщин Валентине Терешковой от имени всех детей нашей семьи.
Видимо, у меня тогда уже начал развиваться писательский дар: я написала и о наших детских мытарствах, и о моих самых лучших в мире родителях, и о том, что, если я не получу золотую медаль, то вся вина ляжет на К.А.: нам элементарно негде спать и готовить уроки.
Было еще несколько писем, которые написала мама, также были приложены свидетельства соседей.
Между К.А., моими родителями и горисполкомом шла борьба за выживание. Сейчас уже, будучи взрослым человеком и зная характер своего отца, я думаю, что он поддался бы на провокацию К.А., уступил ему. Но К.А. задел его честь и само будущее его семьи (мама грозилась забрать детей и уехать в Баку к своим родителям). Принципиальная мама сказала, что в жизни не уступит и была права, ведь директор оказался обыкновенным лгуном и хапугой.
Был погожий летний вечер, мы все (и соседи тоже) сидели во дворе, когда раздался крик моей прабабушки Ханы Шартиловой. Она шла, держа за загривок щуплого испуганного мужичка и кричала на джуури: №Нина, что ты натворила? Что ты наделала? Тебе сам БИРИЖНЁВ телеграмму отправил! Сам парчо (царь)».
Мужичок возмущался: «Женщина, отпустите меня, что вам надо? Я простой почтальон, разносчик телеграмм». Мама поняла, в чем дело. «Бабушка, отпусти его, это мне телеграмма!» — заявила она.
- От Брежнева?
- Да, бабушка, я тебе все объясню, — сказала мама, — сядь, отдохни, успокойся.
- Вы Якубовы? — спросил мужик у мамы. — Она [показал на бабушку] сидела на лавочке, а я просто спросил: это Пугина, 4? А она меня вынудила сказать, кому и от кого телеграмма и еще за шкирку тащила прямо к вам. И кричала, что вы ее внучка, и она желает знать, почему Брежнев телеграфирует ее семье.
Мама расписалась и отпустила бедолагу. Соседи смеялись. На этот инцидент сбежались все. Мама всем рассказала, что пришло уведомление из секретариата Брежнева. Ему, как генеральному секретарю ЦК, была отправлена телеграмма из местного парткома. Потом нам стали приходить уведомления отовсюду: из министерств, профсоюзных организаций и других руководящих органов. А мне лично пришло письмо от Валентины Терешковой: ее секретари написали много хороших слов и обещали мне, что мои родители обязательно получат положенную нам квартиру. Я очень гордилась этим и считала, что тоже внесла вклад в это муторное, но справедливое дело, нашла слова, которые дошли до ушей московских чиновников.
И мы получили квартиру в ведомственном доме таксопарка по переулку Чапаева под Новый 1975-й год, где отмечали новоселье все замечательные друзья моего отца (о них я позже расскажу) со своими семьями, родственники, которые приехали из Баку, Губы, Махачкалы, Грозного.
У нас появилась пятикомнатная квартира очень большой площади, с двумя огромными лоджиями, но, правда, на первом этаже. Для нас это был большой плюс, мы с моей трудолюбивой мамой, такой же любительницей цветов, как и я, разбили на нем цветник.
Как говорится, кто многого хочет, тот мало получит. Не получилось у К.А. захапать еще больше, чем он имел, не получилось обделить нас и в очередной раз уговорить моего мягкого и порядочного папу уступить свою очередь в пользу «бедных».
Через несколько лет К.А. сняли с должности с большим шумом, его деяния освещала центральная пресса. В отличие от К.А., я отвечаю за свои слова. У нас в роду все такие.
