Идея релокации арабского населения из Газы сегодня обсуждается весьма широко — в том числе и потому, что люди покидают сектор и по собственной инициативе (прежде всего те, у кого есть иностранное гражданство и свободные средства, а таких, как выясняется, немало).
До прихода к власти ХАМАСа в Газе были открыты определённые «кормушки», и туда были допущены многие. (Вплоть до того, что в Газе есть несколько долларовых миллиардеров.)
Далее встаёт вопрос: куда конкретно эти люди могут уехать? Сейчас оттуда уезжают от нескольких сот до тысячи человек в месяц. Свободно выпускают в основном больных, а также тех, у кого есть родственники в соседних странах и других регионах. Египет при этом не в восторге от идеи массового переселения. Какая-то форма согласия была достигнута лишь под очень серьёзным американским давлением.
Кто-то говорит о релокации 100 тысяч, кто-то — о полумиллионе, но, скорее всего, проблема полностью не исчезнет. Иордания отказывается принимать мигрантов из Газы. Да и в Израиле, надо признать, далеко не все уверены, что это хорошее решение. Возникает опасение, что, отступив на шаг назад, мы получим новую платформу для террористической деятельности — уже чуть дальше, но всё равно рядом — в Египте или в Иордании.
Что же касается самого сектора Газа, тоже всё упирается в вопрос: кто будет управлять территорией? Очевидно, речь идёт о некоем международном контроле, как уже обсуждалось.
Относительно самой военной операции в Газе сейчас существует две основных точки зрения. Первая — официально сформулированная — предполагает полное уничтожение ХАМАСа. Однако в обществе звучат и скептические голоса о реализуемости этой идеи до тех пор, пока в руках террористов остаются израильские заложники. Поэтому освобождение заложников и «уничтожение ХАМАСа» — это взаимоисключающие вещи. Если это так, то разговоры о готовности вести переговоры с террористами только под огнем — лишь прикрытие готовности оставить захваченных израильтян на произвол судьбы. В любом случае, в версию освобождения заложников силой верят всего около 30% израильтян.
Есть и более пессимистичный взгляд: около 50% израильтян полагают, что текущие военные действия — это ограниченная операция, призванная продемонстрировать силу и служащая скорее политическим целям действующего руководства, нежели стратегическим национальным интересам. Возьмите хотя бы пример Бен-Гвира: он вернулся в правительство с обещанием продолжить военные действия, независимо от того, сколько заложников при этом останутся в живых. С другой стороны, есть мнение, что приоритетом должно являться спасение израильтян, а все остальные вопросы нужно решать уже после.
В общем, расклад крайне непростой.
И, наконец, нельзя забывать о внутренней политической ситуации. Израильтяне сегодня по-прежнему обеспокоены последствиями так называемой «юридической реформы» — пакета предложений по изменению политической системы. Эти внутренние конфликты никуда не исчезли, и на этом фоне военные действия стали важным фактором, влияющим на общественные настроения и политические позиции.
