В течение многих лет израильский центризм служил своего рода политическим убежищем для тех, кто верил в сионизм без национализма. Такие лидеры, как Ариэль Шарон, Ципи Ливни, Яир Лапид и Бени Ганц, воплощали идею о том, что мы можем жить вместе — светские и религиозные, арабы и евреи.
Однако сейчас это видение рушится. Упадок центра, конечно, не начался с войны против ХАМАСа в Газе, но мы видим, что в результате боевых действий его слабость просто невозможно игнорировать. Сегодня Израиль ведет не просто военную кампанию, но и преодолевает кризис политической идентичности. Доверие к руководству страны подорвано. Национальное единство под угрозой. А политический центр, который долгое время был точкой равновесия после исчезновения значительных левых сил из Кнессета, все больше теряет как идеологию, так и направление.
Бени Ганц остается одним из самых популярных политиков в стране, но его популярность, хотя и довольно массовая, основывается скорее на сдержанности, чем на видении. Его центризм, хотя и является стабилизирующей силой в чрезвычайном военном кабинете, который, несомненно, проецирует спокойствие, является реактивным, а не проактивным. Он говорит на языке ответственности, а не реформ. И в то время, когда остальной Израиль взывает к ясности, можно утверждать, что такая «сдержанность» выглядит как отказ от лидерства.
Однако это более широкая проблема. Центр, некогда основанный на практичном, разумном сионизме, который верил в два мирных государства и верховенство закона над беззаконием, теперь предлагает не более чем смутную надежду на то, что ситуация просто не станет хуже. Правые стали громче, безжалостнее; и, будучи обойденными более консервативными членами Кнессета, они были в свою очередь покинуты частью левых, а прогрессисты рухнули под тяжестью постоянных разочарований.
Таким образом, центр остается чем-то вроде политического призрака: он по-прежнему присутствует в опросах, о нем говорят в расплывчатых выражениях, но его все труднее определить. Конечно, многие израильтяне по-прежнему относят себя к «центристам», но такой ярлык теперь мало что значит, кроме того, что они не являются членами той или иной группы: не харедим, не радикалы, не ультраправые. Таким образом, это не столько политическое движение, сколько негативная идентичность.
Тем временем ультраправые заполнили вакуум. Такие фигуры, как Итамар Бен-Гвир — человек, вернувшийся в правительство месяц назад, несмотря на явные возражения генерального прокурора, имеющий опыт совмещения политики с полицейской деятельностью на посту министра национальной безопасности, и Бецалель Смотрич — пожизненный поселенец, добивавшийся судебной реформы, который в 2006 году стал одним из основателей влиятельной организации «Регавим» («Земельные участки»), занимающейся мониторингом и судебными исками против палестинского землепользования, для «защиты национальных земель и ресурсов Израиля», и который использовал свое назначение для ограничения потока необходимых средств, услуг и товаров в сектор Газа и на Западный берег: когда-то их считали крайними, а теперь они определяют политику. Их видение Израиля, более религиозного, более авторитарного каким-то образом перешло из маргинальной части израильской правой политики в мейнстрим. Однако они остаются на месте, защищенные политическими сделками и совершенно раздробленной оппозицией.
Центр, напротив, все еще надеется, что если он будет долго молчать, то здравомыслие вернется. Это опасная иллюзия: вакуум — это не стабильность, а ее отсутствие.
Левые также не предоставляют особого спасательного круга. В течение многих лет левоцентристские сионисты верили, что мир неизбежен, и, возможно, это стало их гибелью. Крах Осло, подъем ХАМАСа и массовые убийства 7 октября, а также паралич Палестинской автономии разрушили их оптимизм, а значит, и доверие к ним со стороны общества.
Сейчас нужна не ностальгия, а активная реконструкция. Центр и левые должны быть восстановлены; не вокруг туманных лозунгов или политики личностей, а вокруг идей: веры в демократию, включающую судебную систему и права меньшинств; признания и приверженности гражданскому государству, которое ценит как свой еврейский характер, так и свою демократическую душу; и, да, политики безопасности, которая тверда, но не слепа.
Это также означает трудные разговоры: например, о том, как Израиль должен интегрировать харедим в национальную службу и рабочую силу. Соблазн в такие времена — отступить, надеяться, что следующие выборы решат все проблемы, но политические перемены происходят не в результате отставки, а в результате вовлечения.
Центр не сможет удержаться, если не научится снова отстаивать что-то конкретное, потому что альтернатива — это не продолжение того, что есть. Она еще хуже.
Times of Israel, перевод Ильи Амигуда
