Наше отношение к национальной и культурной самобытности менялось в зависимости от времени и места.

В годы до и во время Холокоста многие европейские евреи искали маскировку в отчаянной и, по большей части бесполезной борьбе за выживание, когда их еврейская идентичность, даже если она была давно отставлена и забыта, была вырвана из прошлого и представлена ​​им как смертный приговор.

Исторически среди евреев была распространена множественная идентичность, которая могла укреплять или ослаблять еврейское единство. Даже в эпоху еврейской государственности, но особенно в диаспоре, евреи жили среди многих народов и культур и были открыты для различий и изменений.

Хотя древний иудаизм не был миссионерской религией, он привлекал новообращенных. Среди евреев были представители многих рас, национальностей и культур. Принципы иудаизма, закрепленные в библейской и раввинистической традициях — справедливость, праведность, милосердие, доброта, соблюдение и уважение закона — универсальны. Иудаизм учит любви к незнакомцам и равенству всех в глазах Бога. В раввинской литературе Адам, предок всего человечества, был создан первым и единственным, чтобы никто не мог сказать: «Мой отец знатнее твоего». Однако, как писал историк Сало Барон, терпимость иудаизма, его потенциал к разнообразию и расширению сделали его уязвимым для сектантских и политических разногласий.

После ликвидации еврейского государства римлянами в 70 г. н.э. раввинистический иудаизм яростно выступил против национального разобщения. С тех пор до французского Просвещения и революции 1789 года еврейская идентичность, как в христианской Европе, так и в исламских странах, определялась строгим религиозным соблюдением Торы. Крещение евреев, а тем более принятие гиюра неевреями было редкостью. Движение за эмансипацию, которое последовало за французским Просвещением и революцией 1789 года, принесло равенство и гражданские права большинству евреев в Западной и Центральной Европе и открыло многие ранее закрытые профессии и занятия. Впервые многие евреи отвергли авторитет раввинов, приветствовали светское образование и искали ассимиляции в государствах, которые предоставили им гражданство.

В то же время эмансипация расколола евреев по национальному признаку, так что немецкие евреи были склонны идентифицировать себя с Германией, французские евреи с Францией, итальянские евреи с Италией и так далее. Эмансипация вызвала широкую массовую антиеврейскую оппозицию. Националисты, которые признали, что национальная идентичность была сконструирована и определена в культурных терминах, теоретически могли принять евреев как часть нации; но те, кто верил в неискоренимое ядро ​​подлинной национальной идентичности, упорно рассматривали евреев как чужаков: понятия «немец-еврей» или «француз-еврей» казались противоречивыми.

Эмансипированные евреи разрывались между идентификацией со своей нацией и ее культурой, часто выражавшейся в решимости быть «больше французами, чем французы» или «более немецкими, чем немцы», и стремлением ассимилироваться, чтобы защитить себя и своих детей от яда антисемитизма.

Социальные и религиозные барьеры на пути к полному принятию были очевидны в Германии, где создание единого государства и эмансипация произошли относительно поздно (оба события в 1871 году): мог ли Генрих Гейне быть «немецким» поэтом? Мог ли Феликс Мендельсон быть «немецким» композитором? Мог ли Бертольд Ауэрбах, автор знаменитых рассказов о деревнях Шварцвальда, быть великим «немецким» народным писателем? Мог ли Вальтер Ратенау быть «немецким» государственным деятелем? Мог ли Альберт Эйнштейн быть «немецким» ученым?

Подобные вопросы задавались евреям по всей Европе, в их необычайном подражании и метаморфозах. Быстрая ассимиляция евреев отчасти вызвала враждебность, поскольку подрывала идею исключительной неискоренимой «национальной» идентичности.

Бенджамин Дизраэли, крещеный еврей, создал современную Консервативную партию и дважды становился премьер-министром Великобритании (1868, 1874–1880). Он превратился в того, кого Исайя Берлин называл «крысоловом, возглавляющим сбитую с толку группу герцогов, графов, солидных деревенских джентльменов и крепких фермеров, - одно из самых странных и самых фантастических явлений всего девятнадцатого века... Как человек сомнительной родословной в аристократическом обществе, Дизраэли сочинил великолепную сказку, наложил ее чары на умы Англии и тем самым в значительной степени повлиял на людей и события».

Однако на протяжении всей своей карьеры Дизраэли преследовал антисемитизм. Историк Томас Карлейль, например, возражал против того, чтобы Дизраэли стал премьер-министром. Когда Дизраэли предложил ему Орден Бани в 1876 году, Карлейль отказался: «Как может настоящий еврей пытаться быть представителем или гражданином какой-либо страны, кроме своей собственной несчастной Палестины?»

Подобное предвзятое отношение к ассимилированным евреям было распространено и во Франции. Писатель Андре Жид в журнальной записи 1914 года после встречи с Леоном Блюмом, евреем и будущим премьер-министром Франции, осудил растущее еврейское влияние на французскую культуру. Евреи были malappris (неотесанными), а не французами: лучше, добавил он, чтобы французы исчезли, чем позволяли евреям проникать в свою культуру.

Русская революция 1917 года, принесшая русским евреям эмансипацию, открыла такое же разнообразие новых идентичностей и новых проявлений антисемитизма, поскольку еврейская культура не приветствовалась советским режимом. Во время Гражданской войны писатель Исаак Бабель служил с казаками, известными активным участием в погромах. «Еврей в казачьем полку — это было больше, чем аномалия, — заметил американский критик Лайонел Триллинг, — это была шутка, потому что между казаком и евреем существовала не просто ненависть, а настоящая пропасть. А вот еврей, ехавший казаком, пытался примириться с казачьей этикой».

Эмансипация иногда приводила к тому, что ассимиляция пошла наперекосяк. Игнац Требич-Линкольн родился в 1879 году в Венгрии, обратился в христианство, затем в буддизм, был в разное время миссионером, членом британской Палаты общин, активным участником консервативного Капповского путча в Берлине в 1920 году, буддистским монахом и немецким шпионом в обеих мировых войнах. Хотя такие преобразования могут показаться патологическими, их также можно рассматривать как «микрокосм глобального безумия», как описывает его историк Бернард Вассерштейн; и они проливают свет на затруднительное положение хорошо приспособленных евреев, ищущих новую жизнь вне защиты иудаизма и утешения еврейской общинной жизни, но все же находящейся под угрозой предрассудков и ненависти. Многие группы меньшинств сталкиваются с аналогичными дилеммами и возможностями.

Во время Первой мировой войны евреи сражались как лояльные граждане и умирали практически в каждой армии, часто стреляя друг в друга; но в межвоенные годы и во время Холокоста их драгоценная национальная идентичность была утеряна, а эмансипация была отменена даже в ранее прогрессивных либеральных государствах, таких как Франция и Германия, Италия и Голландия.

В антисемитской Европе с закрывающимися границами евреи отчаянно искали безопасную идентичность. Ханна Арендт, которая в качестве сотрудника сионистской организации работала с беженцами во Франции в 1930-х годах, прежде чем бежать в Америку в 1943 году, с горечью описала трагикомические патриотические преобразования воображаемого «герра Кона» из Берлина, «немца на 150 процентов», который в 1933 году нашел убежище в Праге, где стал «убежденным чешским патриотом»; затем, в 1937 году, когда чешское правительство изгнало своих еврейских беженцев, он переехал в Вену, где требовался «определенный австрийский патриотизм»; но включение Австрии в состав Германии вынудило его бежать в Париж, где, хотя он не мог получить вид на жительство, он, тем не менее, подготовился к ассимиляции как француз, «отождествив себя с «нашим» предком Верцингеториксом».

Большинству европейских евреев в конечном итоге было отказано в слиянии с основной нацией: «Франция — французам, Англия — англичанам, Америка — американцам, Германия — немцам», — так Адольф Гитлер проповедовал идею об уничтожении европейских евреев в своем выступлении перед Рейхстагом 30 января 1939 года.

Предательство, бездомность и массовые убийства побудили многих евреев сочувствовать сионизму, надеяться на возвращение в землю Израиля и излечить болезнь безответной национальной преданности. В широком спектре еврейской национальной идентичности ошеломляющее разнообразие культурных идентичностей, собравшихся в Израиль со всего мира, было источником силы и надежды.