Корреспондент Jüdische Allgemeine Ютта Зоммербауер поделилась впечатлениями от посещения Бухары и встреч с ещё остающимися там бухарскими евреями.
В этот шабат все места в бухарской синагоге заняты. Это происходит, на самом деле, только когда приезжают туристы. На этот раз это 30 шведских евреев, предпринявших путешествие в Узбекистан. На столе стоят чашки горячего чая и вазочки с орехами. В передней части зала — арон-кодеш, где лежит свиток Торы, свидетельство тысячелетнего пребывания евреев в Бухаре. На противоположной стороне помещения в чугунной печи потрескивают дрова. В центре, у бимы, стоит Абрам Исхаков и молится с кантиляцией, звучавшей здесь веками. Гости благоговейно слушают. В Швеции, как и в большинстве ашкеназских общин, молятся иначе. Исхаков — белые волосы, чёрное одеяние — певец и в то же время одаренный артист. Будь то молитва или его любимая тема — великое прошлое и радостное будущее евреев в Бухаре, — он умеет увлечь свою аудиторию.
Еврейское присутствие зафиксировано в мусульманском Узбекистане с шестого века н.э. Бухарцы — потомки тех, кто вынужден был жить в Вавилонском изгнании. На протяжении веков община процветала и развивалась. После Великой Отечественной войны она насчитывала более 23 тысяч человек.
Численность пошла на спад в 70-е годы, когда евреи впервые в большем количестве стали уезжать из Советского Союза. В начале 90-х годов, когда экономическое положение в Узбекистане резко ухудшилось, а границы открылись, выезд стал ещё более массовым.
В настоящее время крупные бухарско-еврейские общины, кроме Израиля, существуют в Нью-Йорке, Берлине, Ганновере и Вене. В самой Бухаре осталось так мало евреев, что и эмигрировать уже некому: в списке общины всего 156 человек. Всего в Бухаре проживает не более 500 человек еврейского происхождения.
Кроме гостей из-за рубежа в эту субботу в синагогу пришли лишь немногие пожилые люди, а также один отец со своим сыном. «Никто больше не уезжает, — уверен Исхаков, — наша община невелика, но что же теперь делать?»
С тех пор как узбекское правительство ослабило или даже полностью отменило визовые ограничения для граждан многих стран, сюда приезжает больше туристов. По словам главы общины, их бывает до 150 в день. В основном это туристические группы, которые проходят через небольшую синагогу и на прощание бросают в ящик для пожертвований несколько тысяч сомов (так называется национальная валюта). Один евро — это около 10 000 сомов. Сколько-то тысяч сомов в день составляют пожертвования туристов. В Узбекистане это уже немалые деньги, которые потом пригодятся общине. С этого можно как-то жить. В городе есть, по некоторым сведениям, две-три семьи, вернувшиеся из Израиля. Для еврейской Бухары это уже приличные цифры.
В общем, возникает вопрос, есть ли у общины еще какое-нибудь будущее. Хотя бы как хранительницы культурного наследия некогда процветавшего сообщества, которое сегодня является лишь собственной тенью?
Для Любови Махатовой туристы это не что иное, как прекрасный мираж — они появляются и исчезают. Махатовой 46 лет. Изящная темноволосая женщина полностью посвятила себя второй бухарской синагоге, затерявшейся где-то в улочках старого города. Посетители редко добираются до этой архитектурной жемчужины. В шаббат сюда приходят максимум 20 молящихся, а то и с трудом десять. Во внутреннем дворе висят пожелтевшие фотографии старых времен. Можно увидеть пару новобрачных в толстых халатах, вышитых золотыми нитями, или группу озорных подростков. «Раньше здесь было много народу. Теперь уже не так весело», — говорит Махатова и вздыхает. Отсутствие общения, с точки зрения традиционной еврейки, большая проблема для продолжения существования общины. Самой главной заботой становится сватовство. Всего 20 еврейских детей ходят в еврейскую школу, остальные 400 учеников — мусульмане. Они хорошие соседи, но для брака не подходят, иначе как бы еврейская община могла выжить в мусульманской среде на протяжении многих столетий? Своих двоих детей Любовь Махатова отправила за границу, чтобы они могли найти там еврейскую пару. Сын уже женат, дочь еще учится. Сама Любовь тоже хотела бы эмигрировать, если бы могла. Но у нее больной свекор, за которым которым приходится ухаживать.
Даже погребения в Бухаре стали редкостью. Последнее состоялось год назад и было особенно скорбным, потому что хоронили раввина Бухары Арона Сиянова. Место его последнего упокоения — в сухой земле, где растет немного травы, на еврейском кладбище Бухары, в непосредственной близости от старого города. Строгие могильные камни со скромными надписями тесно соседствуют здесь с помпезными памятниками из чёрного гранита, на которых изображены лица умерших: артистка в усыпанной жемчугом диадеме, писатель, инженеры, врачи. Огромный город мертвых — каменный слепок некогда процветавшей общины. На кладбище насчитывается более десяти тысяч могил.
Эммануил Эльнатанов знает об умерших всё. 46-летний богатырь с трехдневной щетиной заведует кладбищем. Касательно эмиграции, у него есть четкие взгляды: «Мне не нужно уезжать, весь мир едет ко мне». Почти ежедневно он принимает посетителей из США, Австрии, России и, конечно, Израиля. Зимой меньше, летом больше. Это родственники, которые ищут на семи с половиной гектарах земли место упокоения своих предков, и тут не обойтись без Эльнатанова, знающего все на этой территории. Некоторые хотят восстановить обветренные надгробия, другие хоронят родственника. «Наши старики предпочитают умирать здесь», — говорит директор кладбища.
Камушки, которые по еврейской традиции кладутся на надгробие в память умерших, крепятся в Бухаре раствором, чтобы их не унесло ветром, не смыло дождем. Эльнатанов тоже думал об отъезде — родственники в основном эмигрировали. Но из этих планов ничего не вышло. «Бог держит меня в Бухаре», — говорит он, но с пониманием относится к выбору своих собратьев: «Зачем им возвращаться в Бухару, если когда-то мы встретимся в Иерусалиме?»
Перевод с немецкого Виктора Шапиро
