30 лет назад не стало одного из самых славных балетмейстеров русского театра
Асаф — имя музыкальное. Еще не было древнегреческого пантеона муз, и великолепный Аполлон еще не водил с ними величественные хороводы на вершине заоблачного Олимпа, а велеречивый Асаф уже складывал псалмы, ставшие частью Давидовой Псалтири. Древнеизраильский Асаф беззаветно служил искусству. Его тезка, проживший почти всю свою жизнь в Москве, ничуть не в меньшей степени.
Семейство Мессереров знала вся еврейская Москва. И даже не только еврейская. Во-первых, потому, что их было как-то очень много, и гнездились они в самых разных местах столицы, во-вторых, потому, что они все были невероятно одарены Богом, и каждый — по-своему, ну и, наконец, все Мессереры носили библейские имена. Потому что Михаил, отец семейства и зубной врач, к которому ходила вся Москва — это, ведь, тоже древнее еврейское имя. Ну а уж Рахиль — мать Майи Плисецкой, или Суламифь — ее тетка — что уж и говорить. Герой нашей истории, Асаф Мессерер, фанатично влюбленный в спорт (как многие в ту эпоху — когда восходила заря многообещающего НЭПа), мечтал стать футболистом, но, вразумленный балетными корифеями Михаилом Мордкиным и Александром Горским, в студиях которых он занимался, сделался танцовщиком. Да каким!..
От пластики до драмбалета, или От «синеблузника» до народного
Влекло все. Кино, живопись, театр… В особенной моде было искусство пластики. Причем, с авангардным уклоном. Что уж и говорить, если будущий великий «кинореалист» Сергей Герасимов также начинал как пластический демиург в знаменитой студии «Мастфор» («Мастерство формы»), что базировалась на Арбате, рядом со знаменитым на всю Москву Еврейским мол формы — как вполне себе свободные, так и идеологически выверенные, как вместе с подозрительно революционным Всеволодом Мейерхольдом, так и со вполне сервильными большевикам профсоюзными «синеблузниками». А потому, когда не стало ни того ни другого (как бывает всегда при тоталитаризме) — сделался идеологом драмбалета — основополагающего направления в советском танцевальном жанре. В Большом театре, куда Мессерер пришел еще в середине 20-х, он прослужил более 60 лет — до последнего дня своей долгой жизни.
Везунчик с партбилетом, или товарищ Мессерер — кто же вы?
Ему везло. И ему доверяли на Боровицком холме. И доверяли не зря. Он не подвел, вступил в партию... Это, правда, случилось позже, а пока... А пока — красивого и элегантного, с безупречной для балета фигурой, Асафа Мессерера в самом начале 30-х, вместе с сестрой Суламифью, отправили в длительную заграничную поездку, во время которой он смог познакомиться со многими русскими эмигрантами, создававшими само искусство отечественного балета, получить совершенно бесценный опыт. Любовь Егорова, Матильда Кшесинская… Однако самым удивительным было все же то, что вернувшихся с гастролей в сталинский СССР артистов не только не бросили в ГУЛАГ, но и дали возможность выступать и преподавать молодежи. Спустя почти полвека Суламифь вместе с сыном сбежит из СССР, чем создаст брату Асафу некоторые трудности с реноме. Всего лишь некоторые...
За четверть века карьеры танцовщика Асаф Мессерер — как, быть может, никто в труппе Большого театра — мужественный и эмоциональный — станцевал едва ли не весь второстепенный и характерный репертуар Большого театра, а также появился перед публикой и в главных партиях: Базиля в «Дон-Кихоте», Зигфрида в «Лебедином озере» и Принца в «Щелкунчике», а затем сам поставил огромное количество балетных спектаклей и концертных номеров, из которых одним из самых известных стал «Футболист» на музыку Александра Цфасмана. И до сих пор историки балета затрудняются сказать, кем же был Асаф Мессерер в первую очередь: ярким и находчивым артистом балета или уникальным харизматичным постановщиком. Именно потому спектакли Мессерера шли на взыскательных сценах США и в невероятно далекой Мексике, в чуть более близком Китае, который лишь начинал узнавать, что такое балет, на подмостках «балетной мекки» — Франции. А идеолог современного балета Морис Бежар пригласил Мессерера поставить для его всемирно известной труппы сразу несколько спектаклей.
Надежный тыл, или Жить со вкусом
Жен выбирать умел. Первая, Анель Судакевич, была ослепительной красавицей, звездой немого кино и первой леди светского общества. В нем Асаф Мессерер, следуя «второй половине», тоже всегда был на первых ролях. Пока мадам Судакевич, будучи еще и талантливым дизайнером, создавала знаменитую кепку Олега Попова и воспитывала Бориса Мессерера, ныне известного московского художника. Вторая жена, Ирина Тихомирнова, была средней руки балериной из Большого театра, ее осторожный Мессерер взял в жены по «идеологическому» принципу — танцовщица выросла близ семьи товарища Молотова.
Всегда одетый с иголочки, невероятно подвижный до 90 лет, неизменно-веселый и улыбчивый, едва ли не во всех обстоятельствах жизни, Асаф Михайлович Мессерер казался вечно счастливым и куда более молодым, чем его 30-летние ученики, которым он оставил свои книги «Уроки классического танца» и «Танец. Мысль. Время». Написанные полвека тому назад, они не только весьма интересны и актуальны и сегодня, но и являются доказательством чрезвычайно разносторонней натуры автора, подтверждая при этом и давно известную истину о том, что талантливый человек талантлив во всем. Следуя мопассановскому моряку Бернару, Мессерер делал только то, что умел делать на славу. Не вдаваясь в те подробности окружающего мира, которые были вне его профессии. И — за это ли или просто так — судьба оказалась к перфекционисту Мессереру благосклонна. Разве этого мало?..
В маленькой нише дома 15 на Тверской улице — маленькая фигурка изяшного танцовщика. Это мемориал Асафу Мессереру. Скульптору удалось передать одну из главных черт столичной звезды — неподражаемую виртуозность. Она отличала маэстро во всех случаях его длинной и, кажется, совсем безоблачной жизни.
