В беседе с дочерью шахматной легенды – восьмого чемпиона мира Михаила Таля – мы из первых уст узнали несколько любопытных фактов.
– Жанна, чему учил в детстве ваш знаменитый отец?
– Папа не учил, а жил так, что с него хотелось брать пример. И этот метод гораздо эффективней обычных наставлений-нравоучений. Я просто наблюдала за ним, впитывая всё, как губка. Отец никогда не обращался со мной как с маленькой девочкой и совсем не ассоциировался у меня с учителем – но, конечно, был непререкаемым авторитетом.
– Отличался ли Таль-шахматист от Таля-семьянина?
– Да, Михаил Таль в обычной жизни и в игре – два совершенно разных персонажа. В шахматах он слыл рисковым, творческим, очень неординарным, яростным и даже злым. Однажды прочла в интернет-источниках: «За доской он превращался в Мефистофеля». А в быту был деликатным, удивительно добрым, нежным, мягким, широкой души и доброго сердца человеком с редким чувством юмора и такта.
Не помню, чтобы он хоть раз повысил голос на кого-то. Когда сердился – бледнел, а голос становился еще тише. Пару раз наблюдала, как его вывели из себя, но проявлялось это лишь с людьми, хорошо его знавшими. У великого шахматиста Таля не имелось в круге общения ни недругов, ни личностей, о которых он негативно высказывался. «Невкусный мальчик…» – максимум, что он себе позволял.
В дальнейшем, общаясь с друзьями отца, слышала от них, что у папы не могло быть явных врагов, потому что он ко всем относился крайне доброжелательно. В такой теплой атмосфере любви и доброты выросла и я.
– О незаурядных способностях этого великого шахматиста до сих пор ходят легенды...
– Да, пример его уникальной памяти запечатлен в научно-популярном фильме «Семь шагов за горизонт», это лента 1968 года, режиссер Феликс Соболев. Фильм сенсационный, рассказывающий о горизонтах человеческого мозга, творческих и сенсорных возможностях личности. И там есть кадры-шедевры, где папа, находясь в закрытом помещении, дает вслепую сеанс одновременной игры на 10 досках.
Обладатель энциклопедических знаний, отец был человеком исключительно начитанным, постоянно тренировал память. Он держал в голове все телефонные номера, обходясь без записной книжки.
Как-то мы находились в дороге два дня, книг рядом не нашлось. Тогда он схватил телефонную книгу и принялся учить из нее номера – и под конец поездки помнил наизусть 38 страниц справочника! То есть можно было спросить фамилию, и он называл телефонный номер этого человека, а мы смеялись. Таких примеров можно привести немало.
– Ходят слухи, что Михаил Нехемьевич владел гипнозом...
– Нет, просто у него была потрясающая внутренняя энергетика, вот и возникали подобные ассоциации. Никакой мистики!
– У вас дома наверняка бывали известные личности?
– Дом наш был, в хорошем смысле этих слов, проходным двором. Гостили разные люди, в том числе популярные шахматисты, российские и зарубежные. Приходили известные актеры – например, Ростислав Плятт, с ним связаны самые яркие мои воспоминания.
– Значит, отец был довольно общительным человеком?
– Несомненно! Очень любил общаться на фуршетах после турниров. И был человеком всесторонне развитым. Имея филологическое образование, работал журналистом, преподавал в школе русский язык, пел, играл на фортепиано, писал статьи… Просто его спортивные победы всё это затмили.
В душе папа был художником, его комбинации разворачивались в художественные картины. Когда проходил легендарный матч на первенство мира между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым (Москва, 9 сентября 1984 – 15 февраля 1985), комментировать его пригласили трех гроссмейстеров: Суэтина, Тайманова и отца. Первые двое – прекрасные люди, искренне их уважаю, но комментировали игру они сухо, академично, зрители откровенно зевали. Когда же до микрофона добрался отец, у него вместо обычных слов вылетали «царевны», «драконы». Всё действо превращалось в абсолютную сказку, триллер, захватывающее приключение, заставлявшее слушать телетрансляцию даже тех, кто в шахматах ничего не смыслил. Это папин стиль, на доске он видел не фигуры, а живых людей, персонажей!
– Вспомните какой-то смешной эпизод?
– Папа совершенно не умел готовить, даже включить плиту было для него проблемой. И когда мне было лет семь-восемь, мама однажды вышла из дома на пару часов… а мне в тот момент жутко захотелось вареных мидий. Плиту мы с папой с горем пополам зажгли, кое-как взгромоздили на огонь кастрюлю, засыпали моллюсков в кипящую воду и, попробовав их через несколько минут, поняли, что всё готово. Но как достать лакомство и слить воду?
Мы сидели и думали, как поступить, а ракушки в это время почти горели! Взять висевший рядом дуршлаг никому из нас в голову не пришло. Наконец отец предложил отнести кастрюлю в ванну, и далее мы больше часа занимались смешным процессом – Михаил Нехемьевич, зажав полотенцем кастрюлю, потихоньку сливал воду с мидиями в другое, банное полотенце, которое держала я. Вот за таким нелепым занятием нас и застала мама, когда вернулась...
А вообще разных курьезов случалось немало – и на чемпионатах, и дома.
Памятная доска на доме в Риге, где жил Михаил Таль
Справка
Михаил Таль родился в 1936 году в Риге в еврейской семье. Советский и латвийский шахматист, гроссмейстер, восьмой чемпион мира по шахматам (1960–1961). Шестикратный чемпион СССР, двукратный чемпион Латвийской ССР, победитель 44 международных турниров, с 1960 по 1970 год главный редактор издававшегося в Латвии журнала «Шахс» («Шахматы»). Умер в 1992 году в Москве.
