Ефим Мигиров родился в 1960 году в столице прекрасной Кабардино-Балкарии. Из Нальчика в Израиль он уехал в начале девяностых годов с мощной волной алии. Элегантный, аристократичный человек с тонкой душевной организацией, как сейчас кажется, не мог бы работать ни в какой другой сфере, кроме искусства. Ефим учился в Нальчикском музыкальном училище по классу вокала, работал в Кабардино-Балкарском государственном музыкальном театре и на местном ТВ, часто исполнял песни на родном языке. Композиции в исполнении Ефима Мигирова часто посвящены городу его детства и юности. Кто не знает его «Песню о Нальчике», «Старый парк Нальчика», «В этом городе» (о Баку). Причем, как нам удалось выяснить, идея создания клипа к песне «Старый парк Нальчика» пришла к певцу, когда он записал данную композицию и осознал, что слова песни как нельзя лучше характеризуют популярный в городе зеленый оазис. Ефиму, как многим творческим личностям, работавшим в сфере искусства, в Израиле пришлось очень нелегко: ведь на нем еще лежала ответственность за семью: жену Анжелину, сына Савелия и дочку Карин. Но он выстоял, сумел преодолеть и предвзятое отношение к себе как к выходцу с Кавказа, и унижение, и безденежье, и проблемы с работой. Сейчас он более или менее освоился на Святой Земле, заняв здесь достойную нишу и что самое главное — оставшись в своей любимой музыкальной профессии, не предав ее, как это часто бывало со многими нашим согражданами, вынужденными на новом месте осваивать иные специальности, чтобы просто выжить и прокормить семьи, забывая о своих прошлых увлечениях и способностях.
Ефим, вы оперный певец, работаете сегодня в Израиле, в чудесной Тельавивской опере, а до этого, как я прочла в вашей биографии, вы пели в хоре симфонического оркестра Тельавивской филармонии. Вспомните, пожалуйста, подробнее, как вы попали в оперу?
Вскоре после приезда, в конце 92-го года, в офисе Министерства абсорбции я увидел объявление о том, что в Нетания будет проводиться первый всеизраильский конкурс творческих работников. Это было весьма интересное событие, в котором приняли участие артисты разных жанров. Со многими неординарными личностями я познакомился именно там, и теперь мы вместе поём в хоре. Конечно, сразу стал давать в Израиле концерты в небольших клубах, но на эти деньги существовать семье было просто невозможно! Вскоре из Нетании мы переехали в Тель-Авив, где в то время сильно не хватало жилья и работы. Пришлось даже потрудиться некоторое время на кухне ресторана в старом Яффо, где местные работники общепита очень мне помогали и поддерживали, как могли, а я постоянно им пел средиземноморские песни. А когда пришла бумага, что меня приняли в хор оперы, услышал в ресторане бурные овации в свой адрес! Сами понимаете, что получение долгожданного места в опере стало для меня огромным событием! Я вновь мог работать на сцене, заниматься любимым делом, ведь без музыки, без песни, я просто не представляю себя. Вся моя жизнь связана с искусством и творчеством. Помню, как в двухлетнем возрасте слушал песню популярной тогда Эдиты Пьехи: «А кавалеров мне вполне хватает» и мурлыкал ее вместе с ней. Считаю, что вытащил в Израиле тот свой счастливый лотерейный билет, которые многие ждут годами! В этом смысле, я счастливый человек!
Значит, все ваши мечты сбылись, и вы сегодня наслаждаетесь любимой работой, ни на что не жалуясь?
Действительно, с начала девяностых работаю в любимой опере, правда, проектов у нас не так уж много, особо не разгуляешься.
Не пробовали брать подработки?
В нашей профессии это невозможно, ведь если человек подрабатывает где-то еще, в оперу он придет уставший, ему будет не до пения. А у нас все строится сейчас на работе таким образом, что мы выступаем с какой-то вещью, а потом сидим без проектов и мероприятий по нескольку месяцев, получая в это время пособие по безработице.
Оперы в Нальчике и в Израиле, их структура, форма работы, сама система как-то отличаются и если да, то чем?
Конечно! У нас здесь все совсем иначе. До отъезда я трудился в музыкальном театре в Нальчике, это было первое место, где я работал, потом перешел в Хор радио и телевидения. Там был репертуарный театр, и такая форма деятельности сохранилась в этом заведении до сих пор. В сентябре я был на родине, встречался с друзьями из оперного театра, поэтому, знаю точно: у них осталось все, как было. Но зарплаты по-прежнему такие же маленькие, на них в Кабардино-Балкарии невозможно прожить. Здесь мы тоже перебиваемся, с хлеба на воду. Но все-таки самое главное то, что на свою израильскую зарплату, я могу прожить! Тут, в еврейском государстве, вообще все построено таким образом, что даже если человек работает на уборках или охранником, он на полученные средства может как-то прожить, экономно распределив свой бюджет. А в Нальчике сегодня такого нет.
Такая ситуация в закулисной жизни оперы Тель-Авива существовала всегда?
Нет, когда-то положение артистов было иным. До 2003 года (с того момента, как попал в оперу в начале девяностых) я постоянно пел. Иногда у меня были отпуска, но при этом я получал и отпускные, и постоянную зарплату. В 2000-х в Израиле началась первая интифада, настоящая война, много денег ушло на военные расходы, и произошло сильное сокращения бюджета, а наша директор решила нас уволить и перевела на проекты. Мы до сих пор работаем на проектах. Поем до августа, а с августа до октября —сидим и ждем у моря погоды…
Смогли ли выучить язык старой новой родины?
Иврит знаю довольно хорошо, сначала учился в ульпане, затем доучивался, скажем так, практикуясь во время работы в ресторане. А уже в опере, благодаря многочисленному общению, язык освоил довольно быстро.
Кто ваши кумиры в опере, на кого стараетесь равняться?
Обожаю творчество таких великих мэтров, как С. Лемешев, Е. Образцова, Д. Хворостовский, А. Нетребко.
Кто придумывает ваши сценические образы?
Сценические образы придумывают нам режиссеры. Тут каждую оперу покупают. Директор планирует годовой бюджет и, исходя из него, отправляется по миру слушать разные постановки. Ту, что ему понравилась, он покупает, и опера идет в наш репертуар. Вместе с самим произведением покупаются костюмы, работа режиссера, декорации, все необходимое сценическое оборудование. Затем все это доставляется сюда на корабле. Начинаются музыкальные репетиции, и когда мы немного входим в курс дела, приезжает режиссер. Например, привезли нам оперу из Вероны, и у нас начались музыкальные репетиции. Когда сценические прогоны в подготовительном зале закончились, начинаются репетиции на сцене, присоединяется оркестр с привозными солистами, причем певцы эти могут быть из самых разных стран и городов. Кого-то приглашают работать с нами из Италии, из России, из Большого театра, из питерского Мариинского театра, из США, из Канады. В конечном итоге у нас проходят две генеральные репетиции. Одна закрытая, вторая — открытая, с публикой, которую лично мы приглашаем. Всем работникам оперы и обслуживающему здание персоналу дают по два билета, и так мы заполняем зал. Руководство таким образом стремится запечатлеть первичную живую реакцию публики. И, если все проходит хорошо, официально начинаем давать оперу для всех зрителей, купивших к нам билет, несколько спектаклей идет подряд. Например, сейчас исполняем оперу Верди «Дон Карлос», последнюю неделю даем пять спектаклей подряд, а всего их должно быть двенадцать. Если дальше идет следующая опера, мы продолжаем репетиции. Если нет, то сидим и ждем, пока нам предоставят следующий проект. Вообще в опере мы поем на следующих языках: итальянском, французском, немецком, русском, английском, чешском и на иврите.
Есть ли роли у исполнителей хора?
Мы массовка, что нам говорят, то и делаем. Например, взять оперу «Дон Карлос», которая сейчас проходит в Израиле, в одной сцене мы бедные, а в другой — богатые. Кто-то выходит с поднятой головой, кто-то с опущенной. Когда мы нищие, то выходим на сцену в порванных костюмах и начинаем петь. И каждый делает это по-своему, в особенной, ни на кого не похожей манере.
Не жалеете сегодня, что покинули Россию?
Я приехал на Святую Землю в начале 90-х годов, как уже говорил выше. Все начали уезжать еще в конце восьмидесятых. Однажды прошелся по району Колонки в Нальчике, это когда-то был наш еврейский квартал. И с изумлением обнаружил, что он начал пустеть. И тогда вдруг подумал: что я буду тут делать, когда останусь один?! Половина наших горских евреев в то время активно уезжала, везде пестрели объявления о продаже домов, все массово покидали родные края. «Для кого же я буду петь, если все разъедутся?» — глодали меня раздумья. В сентябре 2017 года я побывал в родном городе, но мало кого из знакомых встретил, никого уже нет. По привычке зашел в синагогу, где сидело 10 человек. Нет, не жалею…
Что для вас значит Нальчик вообще?
Это очень красивый город, который цветет и пахнет, сегодня он стал еще красивее. Но без горских евреев город обмельчал, что ли. У меня не было ностальгии, а спустя двадцать пять лет я решился туда поехать, проведать могилы. Мои родители, дедушка и бабушка, тетя и дядя похоронены там. И я поехал. Дорога была очень тяжелая. Из Израиля я прилетел в Москву, потом в Минеральные Воды, а оттуда два с половиной часа трясся в душной маршрутке по разбитым дорогам. Сейчас, слава Б-гу, открыли прямой рейс «Минеральные Воды –Тель-Авив».
Кем вы себя сегодня считаете, ощущаете? Космополитом, горским евреем, израильтянином, россиянином?
Я себя считаю горским евреем, но это вынужденно, потому что меня тут считают кавказцем. В 93-м году, когда я только переехал в Израиль, взяв подмышку охапку кассет со своими записями, отправился на русскоязычное радио РЭКА. Пришел, рассказал работникам радио свою биографию, оставил им кассеты, просил пустить их в эфир, назвав свои имя и фамилию. Услышав фамилию «Мигиров», они ответили, что пока это невозможно. Для меня это стало очень сильным ударом, я считаю, что так произошло именно из-за предвзятого отношения к выходцам с Кавказа…
Что пожелаете читателям STMEGI.com?
Хочу, чтобы мы, горские евреи, жили в почете, чтобы у нас росли новые таланты, чтобы мы могли существовать весело, дружно, в единении, пытаясь сохранить и приумножить то, что у нас уже есть.
Беседовала Яна Любарская
