Музыкальный театр «Геликон-опера» неспроста выбран как место для интервью – наша героиня с некоторых пор выступает здесь...
– Не все знают, как ваша мама попала из Одессы в Грузию и как еврейская девушка вышла замуж за грузина из потомственного княжеского рода. Красный Бог – так, кажется, переводится ваша фамилия?
– Совершенно верно. Рассказываю по порядку. 1941 год. Немцы под Одессой. Семья моего дедушки – маминого папы – эвакуирована в Читинскую область. Маме тогда было 6 лет. Жилищные условия, а это лагерь, были тяжелыми, и дедушка добивается перевода в Грузию. В 1944-м семья переезжает в Тбилиси, селится в комнате одного из многонациональных домов по проспекту Руставели. И потом всю жизнь благодарит Грузию за то, что так тепло приняла. Соседи во дворе были очень доброжелательными, наша семья не испытала на себе и тени антисемитизма.
Родители мои познакомились еще в школе. Пришло время – поженились. От этого брака появились мы с братом, и это уже была образцово-показательная грузинская семья с еврейским акцентом. (Смеется.)
– А еврейский акцент в чем выражался? Только в том, что вас учили музыке, или в доме было еще что-то еврейское?
– В памяти остались молитвы дедушки, произносимые нараспев. Мне тогда казалось, что он поет, и я, ребенок, воспринимала его молитвы как музыку.
– Теперь понятно, откуда у вас любовь к молитвенной интонации. Она присутствует в вашей вокальной манере. Но вы же собирались стать пианисткой?
– Да, я училась в школе для одаренных детей. И мама меня туда отвела, потому что видела сильную тягу к инструменту. Я уже тогда бесподобно подбирала на слух грузинские песни. Ставка была сделана на фортепиано.
– А когда почувствовали, что пение для вас важнее?
– Пела я всегда, так было заведено дома. Мама очень любила петь. А когда мне было девять лет, на одной из программ меня заметили педагоги ансамбля «Мзиури». Наше поколение должно помнить этот детский вокально-инструментальный ансамбль, где пели и играли одни девочки.
Мне дали несколько песен, их требовалось выучить за две недели, к поездке коллектива в Ленинград. И вот там на концерте я впервые поняла, что такое аплодисменты, что такое успех и почему он пьянит не только взрослых, состоявшихся певцов, но и... (Смеется.) Когда тебе аплодирует огромный зал, когда кричат «браво» и просят спеть что-то на бис, – это ощущение неописуемое! Вернувшись в Тбилиси, я поняла, что побывала в другом – новом, необычном мире. Петь, конечно, я продолжала, но о карьере певицы не думала.
Прошло семь лет, я поступила на фортепианный факультет Тбилисской консерватории и после первого курса поехала на Всесоюзный конкурс эстрадной песни в Днепропетровск. И вот там, когда Александра Николаевна Пахмутова сказала маме, что я обязательно должна стать певицей, впервые задумалась о новой карьере. Хотя как академический музыкант никогда не стремилась попасть в мир эстрады.
– Вы нашли какую-то удивительную нишу – несмотря на блеск эстрады, который вроде окружал вас, вы всегда оставались певицей, покорявшей публику сердечностью, простотой и неповторимым стилем. Вы искали эту нишу – или ниша нашла вас?
– Наверное, ниша нашла меня. Жить в эстраде вообще очень непросто. Так же непросто и найти себя в ней. Не последнюю роль сыграли дисциплина, классическое образование и воспитание.
– Наверное, именно это. Потому что вы никогда не пели попсу, не пели вещи, несвойственные вашей манере. Всегда пели что-то очень личное и очень-очень музыкальное. Это благодаря академическому образованию?
– Безусловно. Это формирует и вкус, и определенную нравственность, то есть всё, что должно быть характерно для настоящего профессионала, настоящего музыканта.
– Вспомним 1992 год. Вы пишете Мишелю Леграну, отправляете ему свою кассету...
– Не совсем так. Не я, а продюсер из Франции, который был просто одержим идеей донести мои песни до Леграна. Он был настолько уверен, что всемирно известный композитор должен узнать обо мне… Пожалуй, эта его уверенность и повлияла на Леграна, маэстро откликнулся.
– И не просто откликнулся, а пригласил вас на встречу, во Францию.
– Да, а потом была череда совместных концертов – в Америке, Грузии, Москве, Украине. Но самое трогательное во всей этой истории – что впоследствии Мишель Легран написал несколько песен специально для меня.
– Но всё же вы никогда не уходили от еврейского репертуара. Он всегда был частью вашего основного, даже в концертах, где в этом не было прямой необходимости…
– Это кровь. Это когда я пою песню «Золотой Иерусалим» и понимаю, что сейчас люди молятся – каждый по-своему. Это когда и сама я в такую минуту всем сердцем своим переношусь в этот город, и ощущаю свою причастность к вечности, и знаю, что будет мир, и присоединяю к этому свой голос.
– Не так давно вы с Дмитрием Бертманом и коллективом «Геликон-оперы» осуществили потрясающий проект — монооперу Франсиса Пуленка «Человеческий голос». Проект неожиданный и для всех нас, и для вас самой. Должен сказать, вы замечательно справились и в вокальном, и в драматическом отношении – как артист, который знает, что такое сцена.
– Благодарю, что пришли на премьеру.
– При таком количестве концертов – как удалось совмещать карьеру с материнством?
– Мне в этом помогала и продолжает помогать моя а идише мама. И сегодня мой сын уже готовится к написанию докторской диссертации в Лондоне. Он историк.
– Тамара, если бы вам надо было сказать слова благодарности всем, кто был на вашем пути, – кто оказался бы в списке?
– Мама. Учителя музыки – все, от первого класса музыкальной школы до последнего курса консерватории, педагоги из «Мзиури», которые в тот день увидели во мне талантливую девочку. Композиторы, песни которых я исполняю. Мои учителя школы жизни – Владимир Михайлович Зельдин, Иосиф Давыдович Кобзон.
– Большое спасибо за это интервью – и много вам концертов в огромных залах по всему миру!
Фото: пресс-служба STMEGI.com
