Давид Зильберман родился в латвийском городке Прейли в 1934 году. Перед приходом гитлеровских войск в 1941 году его семья чудом успела эвакуироваться из Латвии и спастись. Давид посвятил свою жизнь сохранению памяти о Холокосте. С начала 1960-х годов он собирал материалы о Холокосте, в первую очередь о Рижском гетто, изучал свидетельства о трагедии евреев Латвии. Давид Соломонович не только сохранил уникальные воспоминания евреев — земляков, оказавшихся на оккупированной территории, но сумел спустя многие годы подготовить их к публикации, сделать доступными для широкой общественности в США, Латвии, России, Израиле. Своим наставником и вдохновителем в этом непростом и даже рискованном в советские годы деле считал Беньямина Каплана, члена Чрезвычайной республиканской комиссии по расследованию преступлений нацистов в Латвии. Участник знаменитой «сидячей» еврейской забастовки отказников в Москве в марте 1971-го, Давид Зильберман в том же году выехал в Израиль, но со временем оказался в США, продолжая свою работу по увековечиванию памяти жертв нацистских преступлений.

Беседуем с живущим в Нью-Йорке Давидом Зильберманом посредством современных средств связи.

- Уважаемый Давид, ваше имя сейчас неразрывно связано с памятью о Холокосте в Латвии, пусть, к огромному счастью, вашей семье удалось тогда уцелеть…

- Это правда. Мысли о еврейской Катастрофе или, как ее ныне называют на Западе, Холокосте, не оставляют меня всю жизнь, хоть и минуло уже более 75 лет со дня окончания Второй мировой войны. Когда я еще был мальчиком семи-восьми лет, в меня вселилось неосознанное чувство, что я — один из приговоренных нацистами жертв, что по предначертанию судьбы часы моей жизни должны были остановиться 8 августа 1941 года. С этого дня я должен был лежать в болотистом рву у кладбища вместе со всеми еврейскими жителями Прейли, городка в Латвии, расстрелянными в тот день нацистами. Но необъяснимые мистические силы где-то свыше отвели этот приговор и сохранили мне жизнь. Так, я «заболел» неизлечимым еврейским «синдромом Холокоста», столь распространенным среди людей моего поколения, переживших войну. Еще долгие годы после нее еженощно во сне я возвращался к нацистскому методическому преследованию и уничтожению евреев: то скрывался от немцев, то попадался им; бывал расстрелян, задушен в душегубке или сожжен заживо в крематории, и дух мой витал вне тела над местом казни. Или, наоборот, совершал побеги и невероятные подвиги, партизанил. То, что пришлось пережить моему народу, выходит за рамки доступного пониманию, и это побудило меня с детских лет стать драчуном, а потом и борцом против антисемитов, с которыми я сталкивался на протяжении всей своей жизни — от мальчишек-хулиганов на улицах до членов приемных комиссий вузов, демагогов-партийцев в советских отделах кадров, не принимавших на работу из-за «пятой графы» и многих-многих других. Уже во взрослом возрасте меня особенно травмировал советский государственный антисемитизм, который проявлялся по отношению к еврейским жертвам нацизма, к памяти мертвых, не способных из могил заявить свой протест из заброшенных, оскверненных яров и рвов. «Пятый пункт» в «Листке по учету кадров», заполнявшийся всеми поступавшими на работу на предприятия или в учреждения СССР, содержал сведения о национальности. В ответ на такую политику советских властей в начале 60-х годов мы организовали в Риге полулегальную инициативную группу для сбора, систематизации и распространения правдивых документальных свидетельств о Катастрофе. Беседуя с чудом выжившими свидетелями, я мысленно уносился на десятилетия назад и словно заново проходил с ними их страшный путь, переживая все ужасы, испытанные каждым из шести миллионов, ушедших в вечное небытие. Поведанное старался зафиксировать максимально точно, факт за фактом, ничего не упуская. За отдельными исключениями, документальные материалы переданы в форме повествования от лица свидетеля. Все они были собраны мною в Риге с 1963 по 1969 годы и легли в основу книги очерков «И ты это видел», в которой изложена только правда. 

- Как вам и вашим близким удалось спастись? Расскажите, пожалуйста, подробнее…

- В первые дни войны я был семилетним ребенком, но осведомленным, не хуже взрослого о том, что происходит вокруг. У нас не было никаких транспортных средств, кроме велосипедов у брата и сестры. Когда началась война, мой отец Соломон твердо хотел бежать, боялся оставаться. Он был образованным человеком, слушал радио, а тогда уже доходили новости о гетто в Польше. А моя мать Мина, наоборот, не хотела покидать родные места, уверяла, что немцы — культурные, цивилизованные люди и вреда нам не причинят. На тот момент, наша семья пребывала в постоянных раздорах и ссорах: ехать или оставаться? Я тогда же заболел, ночами бредил, но всецело был на стороне отца, настаивал, что нам надо немедленно бежать.

- Как вы все-таки решились на побег?

- В первые дни войны к нам на лошадиной подводе приехала беременная сестра моей матери Мера Сегал. Их город Даугавпилс бомбили, и они надеялись переждать у нас это смутное время, а потом вернуться назад. (Даугавпилс был захвачен германскими войсками 26 июня) Муж моей тёти Дона Сегал в мирное время развозил напитки, лимонад, потому у них имелась лошадь. И на этой лошади мой папа решил бежать на восток вместе со всеми нашими близкими. Помню сейчас каждый миг тех страшных дней. Родственники приехали в среду, а в четверг мы начали паковать вещи, собираться в дорогу. Наконец, в пятницу утром выехали. Отец был религиозным человеком. После войны являлся председателем религиозной общины, возобновил службу в нашей синагоге. Он настаивал, чтобы всем нам выехать до субботы, уверял, что евреям начинать эту поездку в субботу нельзя. Как я уже сказал выше, сестра моей матери находилась в положении и ей, с детьми, уступили место на телеге. Мои родители шли пешком за лошадью. Как только мы выехали, от перегрузки лопнула ось колеса. Отец ужасно разнервничался, начал швырять вещи, ругать мать, обвиняя ее в перегрузе, в сердцах бросил на землю мамину каракулевую шубу. Она потом долго не могла ему этого простить, но со временем осознала, что он спас ее жизнь и успокоилась. А тогда, когда сломалась телега, отец побежал к соседу-кузнецу и починив ее понял, что на одной лошади нам не уехать. В соседней деревне купил нам новую лошадь и телегу. Так, на двух лошадях, мы поплелись на восток, проселочными дорогами.

- Что было дальше?

- Мы проезжали пока еще безмятежные еврейские штетлы, где на нас, покидающих родные края, все смотрели удивленно, как на ненормальных: «Вы что, сумасшедшие?! Зачем и куда уезжаете?!» Как оказалось, потом все эти евреи погибли. Так мы дотащились до Себежа — городка на стыке границ Латвии, Белоруссии и России. Там стояли пограничники и никого не пропускали, многие беженцы повернули назад, но мой отец настоял: «Будем стоять и ждать, пока это все не прояснится, назад не поедем». Помню, что ночевали мы у каких-то латышей. Потом все стихло, и мы наконец перешли границу, оказавшись в России. Только после войны я понял, что мы находились в дороге недели 2-3. Немцы наступали прямыми ударами на Россию, а мы добрались до Великих Лук, прятались в лесах во время немецких авиабомбардировок и опять продолжали свой путь. В итоге попали в город Альметьевск в Татарии, где провели голодные четыре года. Все это время я учился в местной русской школе.

- Какую картину вокруг вы увидели, когда вернулись домой?

- Когда мне исполнилось 11 лет, спустя четыре года войны, в мае 1945 года, мы вернулись в Прейли, оказавшись чуть ли не единственной уцелевшей еврейской семьей. Почти все евреи нашего города были убиты. Помимо нас выжило лишь шесть человек, благодаря мужеству и благородству местного жителя Владислава Вушкана. Все вокруг оказалось разрушенным, разграбленным. Подъехали к нашему дому и не могли войти внутрь. Оказывается, перед отступлением, немцы устроили в этом здании штаб. Внутри все предстало нам разграбленным, разрушенным, оскверненным, загаженным, жить мы там больше не смогли. Первые дни ютились у таких же беженцев, как мы, в их квартире, потом сняли себе отдельное жилье. Я поступил в среднюю школу в Прейли и окончил ее в 1951 году, в 1957-м стал инженером. Однако геноцид нашего народа произвел на меня неизгладимое впечатление, и я посвятил этой трагедии всю свою жизнь, собирал, исследовал, издавал материалы о Холокосте, в первую очередь о Рижском гетто, изучал свидетельства о трагедии евреев Латвии.

- Правда ли, что в своем городе Прейли вы открыли памятник жертвам Холокоста на личные сбережения?

- Верно. 8 августа 2004 года, в день расстрела евреев в 1941 году, в том числе девушки Шейны Грам — «прейльской Анны Франк», которая, подобно ей вела дневник до самого дня казни, в Прейли был открыт мемориал евреям-жертвам нацизма. Это произошло при большом стечении жителей города, в присутствии официальных властей Латвийской Республики, послов Израиля, России и Германии.  

Комментарий Леонида Терушкина, Заведующего архивом НПЦ «Холокост»: Эту книгу нашего друга (мы виделись в Нью-Йорке в 2018 г.) и давнего партнера Центра «Холокост» можно назвать обычной и одновременно уникальной. Обычной — потому что тема Холокоста многим людям уже «набила оскомину», потому что документов той эпохи много. А уникальной — потому что для миллионов современных читателей описываемые события являются открытием, потрясением. Данные свидетельства записал и передал нам человек, который по чудовищному плану нацистов не должен был больше жить.  В этой книге речь идёт об уничтожении евреев Латвии в Румбульском лесу в Риге, об одном из самых кровавых преступлений нацистов и их пособников на оккупированной территории СССР, которое стоит в одном ряду с Бабьим Яром в Киеве, Змиевской балкой в Ростове-на-Дону и многими другими трагическими местами.

Для евреев в оккупированной нацистами Европе не было выбора, что всё «как-то уладится, и можно будет договориться» с новыми властями, как это бывало в трагичной еврейской истории на протяжении веков. По идеологии нацистов, согласно их расовой теории, все евреи были обречены на тотальное истребление. В Латвии погибло около 77 тысяч только местных евреев, выжило лишь несколько сотен из них. А еще там были уничтожены не менее 11 тысяч евреев, депортированных  нацистами из оккупированной Европы.

Многолетнее сотрудничество с Д. Зильберманом отмечено еще рядом изданий Российской библиотеки Холокоста. Помимо вышеупомянутой книги «И Ты это видел», в последние 11 лет в России были изданы книги, подготовленные по документам, собранным Давидом: воспоминания выживших узников Рижского гетто (Элла Медалье «Право на жизнь». Фрида Михельсон. «Я пережила Румбулу»), «Подобно звезде во мраке» (о Праведнике Народов мира Ж. Липке).