Жорж Бенсуссан — выходец из марокканской еврейской семьи, которая была вынуждена эмигрировать во Францию. Как исследователь он специализируется на еврейской истории Европы. Кроме того, более 20 лет он изучает антисемитизм среди детей иммигрантов-мусульман. Он описал так называемые «потерянные территории» Франции, то есть пригороды, населенные в основном мигрантами, кварталы застроенные социальным жильем, агрессивный исламизм царящий там – и отрицаемый политиками и средствами массовой информации. Jüdische Allgemeine публикует беседу с ученым обозревателя Карла Пфайфера.
Г-н Бенсуссан, в последнее время, потребляя французские СМИ, вы чувствовали, что имеете дело с новым постмодернистским языком. Как это происходит?
Появляется новая речь, направленная на сокрытие истинного значения слов, подразумевающая полную противоположность тому, что говорят. Новый язык хочет заставить собеседника усомниться в своём восприятии, чтобы он пришел к выводу, что восприятие партии, организации, надстройки — то, что называют «общественным мнением» — соответствует здравому смыслу.
Можете привести несколько примеров?
В последнее время появился термин «чувствительный квартал» (sensible Viertel).Под этим подразумеваются области, в которых право и закон перестают действовать. Или «приоритетный образовательный округ» (prioritäre Bildungsbezirke): этим выражением описывается факт, что в данном районе образованием пренебрегают, и оно просто не является приоритетом для населения. Вы слышите о «квалифицированных рабочих» (Facharbeitern), и все знают, что это означает работников, которые просто не имеют никакой профессиональной специализации. Или слово «социальные планы» (Sozialpläne), под которым понимается прямо противоположное: безработица и переход в антиобщественный прекариат (класс социально неустроенных людей, не имеющих полной гарантированной занятости).
Существует также новый термин «racisé». Что под ним понимается?
Борцы с расизмом пропагандируют представление о «расизме» (racisé), придавая тем самым новый облик и новую жизнь уже устаревшему понятию расы. В результате расизм оживает в новой форме. В отношении антисемитизма они проявляют толерантность и милосердие, чтобы отвергнуть евреев во имя антирасизма. Это приводит к парадоксу: через делегитимизацию государства Израиль как «урока Холокоста» (можно ли говорить об уроке применительно к Катастрофе?) вновь исторгнуть евреев из человечества.
Итак, новый язык призван приукрасить гнетущую реальность, отрицая ее?
Да, часть СМИ и политиков не хотят признавать, что ситуация взрывоопасна. Многие политики это знают, но боятся подлить масла в огонь, если открыто заявят об этом, и тем самым спровоцируют взрыв на окраинах и в предместьях. Французский политический класс, как левый, так и правый, боится переиздания беспорядков 2005 года, продолжавшихся три недели и повторившихся в 2007 году, уже как менее продолжительные, менее жестокие.
Могут ли следующие беспорядки стать более жестокими?
Политикам известно, что следующие беспорядки могут вылиться в восстание. Тогда в ход могут пойти уже не только коктейли Молотова, но и боевое оружие. Распространенная нелегальная торговля оружием хорошо известна, она ведется параллельно с наркобизнесом. Политический класс и службы безопасности находятся выше этого, и возникающая в результате неуверенность как раз не побуждает к открытости, а способствует отрицанию.
Альбер Камю считал, что «не называть вещи своими именами – приумножать несчастья мира». Разве политкорректность не ведет именно к этому?
Да, она обслуживается правосудием и толпами «охотников за ошибками». Уже само название понятия — «оплошность» (Fehltritt) — весьма красноречиво, но оно предполагает, что существует нечто вроде уравновешенного и адекватного мышления. Эта ползучая тирания, этот надзор за языком питает в общественном мнении форму коллективной депрессии.
Это вы имеете в виду, наблюдая события во Франции последнего времени?
Темная, замкнутая сторона многих французов, их пессимизм, если не сказать отсутствие всякой надежды, контрастируют с настроением многих их соседей – даже там, где экономические и социальные условия значительно ухудшились, как, например, в Италии. Я убежден, что немая депрессия, терзающая этих людей, связана с молчанием, наложенным на каждое слово, не соответствующее догмам надстройки.
Специальный докладчик ООН по содействию и защите прав человека и основных свобод в борьбе с терроризмом оспаривает французский закон, направленный против террористических актов. По словам нью-йоркского критика, он будет нацелен против мусульман.
Специальный докладчик упускает из виду, что именно мусульмане совершают эти террористические акты. И самое главное, она упускает из виду, что их преследуют не как мусульман, а как террористов. Противоречивое заключение специального докладчика не только делает мир более непрозрачным и непостижимым, но и порождает путаницу в умах и подстрекает к насилию. Потому что, повторяю, закон не дискриминирует мусульман, он направлен против террористов. Не вина законодателя, что эти террористы — мусульмане.
Как реагируют евреи, живущие в предместьях и подвергающиеся притеснениям со стороны своих мусульманских соседей?
Тем, что называют «внутренней алией».
То есть они покидают проблемные кварталы и переезжают в другие районы или департаменты?
Да, туда, где они более защищены. Например, из департамента, где больше всего проблем, Сен-Сен-Дени на севере Парижа, за последние десять лет ушли 80 процентов евреев.
Итак, первая реакция – отъезд, не в обязательном порядке за границу, а в более спокойные кварталы?
В Париже 17-й округ, например, расположенный на северо-западе города, в последние годы стал многонаселенным еврейским районом с 40 тысячами жителей, с разнообразием кошерных продуктовых супермаркетов, мясных магазинов и ресторанов.
Возможно, дальше последует эмиграция в другую страну?
Между 2000 и 2018 годами 52 тысячи евреев уехали в Израиль, а еще какое-то количество (точных цифр мы не знаем) выбрало франкоязычную Канаду, Квебек. Антисемитизм, как причину, никто не отрицает. Но все же быть антисемитом — табу. Чтут мертвых евреев, чтобы забыть о живых. Это патетическое шоу признанного поражения, в котором ложь и трусость объединяются.
Jüdische Allgemeine, перевод с немецкого Виктора Шапиро
