Одиннадцать лет прошло с той поры, как весь мир потрясли события Второй ливанской войны. Остались ещё в памяти «душераздирающие» сирены, грохот разрывающихся ракет и ежедневные хроники с мест трагедий. Для нас эта война осталась в прошлом – как очередная страница истории. Но есть семьи, для которых время остановилось на дате 12 июля 2006 года. Дате, принесшей им невыносимые страдания от потери близких. Тех, кого уже нет с нами, кто остался навсегда молодыми и цветущими на фотографиях в семейных альбомах.

Г-споди! Почему в Израиле, такой маленькой стране, в каждом городе есть братские кладбища? Почему на этих кладбищах покоятся вчерашние дети, которым ещё бы жить да жить? Двадцать лет, ведь это начало расцвета жизни – пора мечтаний, планов на будущее…

Вся страна затаила дыхание в первые часы Второй ливанской войны: захват двух и убийство трех военнослужащих на северной границе Израиля. Среди них в танке находился наш земляк, выходец из Азербайджана Гади (Геннадий) Моисеев. Светлая память ему!

Спустя год, 1 июня – в День защиты детей, в доме семьи Моисеевых собрались родственники и знакомые, чтобы почтить память Героя Израиля, солдата ЦАХАЛа.

Мне не удалось в этот день прийти на «аскара» (годовщину), лишь несколько дней спустя я позвонила к матери солдата и попросила о встрече.

Маленькая квартира на третьем этаже «олимовского» дома. В зале на стене – большой портрет солдата с автоматом, по краям которого вставлены любительские фотографии, на них – улыбающееся лицо красивого молодого человека.

Не знаю, как начать беседу, чтобы не затронуть «кровоточащую» рану на душе матери. Матери, которая за год уже выплакала море слез, которая не в состоянии смирится с мыслью, что сын не позвонит и не войдет, как обычно, в родной дом.

Роза, мать Геннадия Моисеева, рассказывает о городе Баку, из которого они репатриировались в Израиль, о первых днях эмиграции: «Геночке было 4,5 года, когда мы в 1991 году репатриировались. Он, всегда шутя, говорил сестренке Виктории, что, мол, он больше израильтянин, чем она, потому, что раньше начал здесь жить и был младше нее, когда семья репатриировалась в Израиль, на целых три года!

В детстве Геночка часто болел, и мы старалась делать все возможное, чтобы наши дети жили комфортно, чтобы трудности первых лет абсорбции не мешали им, поэтому я выбрала работу с гибким графиком на несколько часов в день. Он рос послушным и спокойным мальчиком – не доставал, как другие дети, подростковыми проблемами, увлекался спортом и программированием. Мечтал после завершения воинской службы поступить в университет».

Роза вынесла из комнаты два семейных фотоальбома. В одном из них – аккуратно, в целлофане – вырезки из русско- и ивритоязычных газет. Последние преобрадают. В другом альбоме – любительские семейные фотографии, где солдат запечатлен вместе с сестренкой, родителями и друзьями. По фотографиям заметно, в какой теплой семейной атмосфере воспитывались дети в семье Моисеевых.

Недавно я прочла рассказ, из которого запомнился диалог между сыном и матерью. На постоянные звонки и расспросы матери сын говорит ей: «Ну, мам, не надо за меня так переживать». На что она ему отвечает: «Сыночек, я мать, а у матерей одна специальность – «переживание». Жаль, что у матерей нет другого инстинкта – предчувствия опасности и скорости, чтобы в один миг превратиться в птицу и прилететь на помощь своему ребенку. Чтобы встать перед танком и не дать проехать ему по минному полю.

А переживаний у Розы в ту пору было сразу на два фронта – дочь в боевых частях в Газе и сын на границе Израиля и Ливана. Интересно было, когда они вместе на выходные приезжали на побывку домой. Оба – с автоматами и огромными рюкзаками. Однажды, не выдержав такого состояния, Роза попросила Гену, чтобы написал прошение о переводе поближе к дому, так как его сестра Виктория находится на передовой. Но он, как обычно, успокоил: «Не переживай, мы будем часто приезжать домой»!

Жизнь солдатских матерей – это замедленная съемка в обратную сторону, где проходят кадры воспоминаний: «Он по-детски радовался, когда после 4-х месячного подготовительного курса был направлен в танковую бригаду. Успокаивал: «Мам, ты только не волнуйся, я же не в пехоте! Я защищен в танке «Меркава», это самый лучший и профессиональный танк в мире!». Затем окончил курсы командиров в Эйлате, где учился с большим удовольствием. За день до трагического дня был назначен командиром нового танка, считал себя ответственным. В этот роковой день он должен был, как обычно, приехать домой, но сам отказался от выходного. Как можно отдыхать, когда на границе с Ливаном начались боевые действия и взяты в плен солдаты ЦАХАЛа».

Тяжело задавать вопросы, и поэтому мать солдата сама, чувствуя эту неловкость, рассказывает о сыне: как поменял имя при получении паспорта – длинное русское имя Геннадий на краткое еврейское Гади; как однажды, торопясь, забывая русские слова, сказал: «Мама я тороплюсь, меня «други ждят»!»; как незаметно, быстро, из мальчишки-подростка превратился в высокого красавца и, радуясь, повторял каждый раз на иврите: «Има, ани од пам гавалти!» (Мама, я снова вырос!); как мечтал после завершения службы побывать в Америке.

– Да, приходит, и я вижу его маленьким и спящим. И во сне я постоянно его укрываю. Нам тяжело было готовиться к годовщине, не хотелось, чтобы присутствие людей опять напомнило нам о прошлогодних событиях. Ведь на похоронах было много народу, и это несмотря на то, что в то время Акко регулярно подвергался ракетному обстрелу. На «чуле» (тридцать дней) тоже пришли люди, и, когда началась тревога, нам пришлось накрыть столы в бомбоубежище. Приходили незнакомые нам люди, которые не скрывали своих слез, плакали и долго сидели с нами, вспоминая Геночку. Мой сын погиб, защищая еврейский народ от исламского террора. Но мы, матери, верим, что наши жертвы не были напрасными, ведь столько сил и любви было вложено, чтобы вырастить его! Зажигая шабатние свечи, я постоянно молюсь за всех детей и всех матерей, чтобы ни у кого и никогда такого горя не было!

Автор: Хана Рафаэль