Как раз в это же самое время, что сейчас на дворе, на исходе лета, в августе 1940 года, в ставшем уже советским Каунасе разыгрывалась драма со счастливым финалом: японский дипломат Тиуне Сугихара выдаёт бегущим из оккупированной гитлеровской Германии Польши транзитные визы, которые позволяют им проехать через территорию СССР в Японию, а потом в США, Канаду, Палестину — кому куда надо.
Эти события известны многим. Японскому вице-консулу установлены памятники во многих городах, израильский мемориальный институт Катастрофы «Яд Вашем» присвоил ему звание «Праведник народов мира». Менее известны факты биографии Тиунэ Сугихары, имевшие место через год в Кенигсберге, нынешнем Калининграде, где, собственно и пишутся эти строки.
1 мая 1941 года в столице Восточной Пруссии открывается японское консульство, которое возглавил Сугихара.
Известно, что свои «визы в жизнь» сотрудник японского консульства в Каунасе выдавал вопреки распоряжению начальства в своём МИДе. Несомненно, это объяснялось гуманистической натурой дипломата. Но у него была, очевидно, ещё одна причина не бояться пойти против воли начальства. Скромный по рангу дипломат, вице-консул, был на самом деле разведчиком очень высокого ранга. После отъезда из Каунаса он был не только не наказан, но даже повышен — стал главой дипломатической миссии в Кёнигсберге, где в его секретную миссию входило выяснение намерений гитлеровской Германии относительно нападения на СССР. Впрочем, для гестапо не было большим секретом, чем занимается японец. Как отмечает российский исследователь Илья Альтман в статье «Праведник народов мира Чиуне Сугихара», опубликованной в журнале «Новая и новейшая история», №5 за 2014 год, сохранились отчаянные рапорты начальника полиции Восточной Пруссии в Берлин с требованиями отозвать японского дипломата, который регулярно выезжает на берег Балтийского моря, фиксирует перемещение военных кораблей, войск и отмечает факт эвакуации детей.
Именно из Кёнигсберга 9 мая 1941 года Сугихара отправил телеграммы в Токио и послу Японии в Москве, в которой впервые утверждал, что война СССР и Германии неизбежна. 29 мая 1941 года Сугихара докладывает о создании при Кёнигсбергском университете и штабе 1-го военного округа курсов по изучению русского языка. В июне он сообщает: «30 мая мною замечено, что между всеми пунктами восточнее Кёнигсберга проведен полевой телефон. Вдоль шоссейной дороги между Тильзитом и Эйдткуненом (ныне Советск и Чернышевское Калининградской области) поспешно возводятся площадки для установки тяжелых пулеметов и мортир. На главных улицах в Тильзите насыпаны кучи песка, кроме того на всех площадях внутри города и даже в узких переулках стоит большое число автомобилей. Все это наводит на мысль о начале войны».
В соответствии с принятой в японском Министерстве иностранных дел практикой, дипломатические представители этой страны поддерживали зашифрованную телеграфную связь не только со своим МИДом, но и с дипломатическими представительствами в других странах. Японский консул в Кёнигсберге регулярно направлял телеграфные сообщения об обстановке в Восточной Пруссии в посольство Японии в Москве. Советская внешнеполитическая и военная разведка в 30-е годы накопила большой опыт вскрытия зарубежных шифровальных систем, включая японские. Можно предположить, что информация Сугихары из Кёнигсберга о дате начала войны так же, как и сообщения советского разведчика в Токио Р. Зорге, попали в поле зрения советского руководства, но не были по достоинству оценены. Но занятый отношениями держав, Сугихара не забывает и о консульских обязанностях — несколько кёнигсбергских евреев получают у него визы, позволившие им покинуть город. 12 сентября 1941 года Сугихара, выполнив свою миссию, уезжает к новому месту службы — в Бухарест.
На здании вокзала в Биробиджане, через который проследовали спасённые Сугихарой евреи, установлена мемориальная доска, пишет российский исследователь Илья Альтман. Другая мемориальная доска в честь известного всему миру японца установлена на фасаде московской гостиницы «Украина», где в течение 15 лет Сугихара работал торговым представителем японской фирмы. Сейчас стоит вопрос об установке мемориального знака на здании сохранившегося в Калининграде бывшего японского консульства – теперь там детский сад.
И вот, обсуждая этот вопрос с чиновником муниципальной службы по охране памятников культуры, я рассказывал о том, что Сугихара был, среди прочего, человеком очень близким России – он был экспертом по отношениям с СССР, знал русский язык, его первая жена была из русских эмигрантов, более того – он был крещён в православие с именем Сергей! Я рассказал, что он почитается как местночтимый святой в Японской Православной Церкви, в лике праведных. «А почему? — спросил чиновник, — он что – принял мученическую смерть?» Да, нет же! Он прожил счастливую жизнь, он не был аскетом, не практиковал умерщвление плоти — красиво одевался и пользовался успехом у женщин, его подвиг был оценён при жизни, и умер он в достойном, преклонном возрасте, в окружении близких. Почему, если святой, так сразу — «принял мученическую смерть»?
Праведный Сугихара дарил жизнь, он договаривался о спасении обреченных даже с теми, чья профессия была— убивать. Не мне, конечно, судить о критериях святости не в моей религии, но все же…. Шпион, рыцарь плаща и кинжала, общающийся с коллегами из разных воюющих государств, он не закладывает взрывчатку, не стреляет из-за угла, не вонзает нож в спину, не подсыпает яд, а спасает евреев! Ну, разве не святой?
