Об одном из малоизвестных чудес XX века — возрождении иврита в качестве живого языка.
В Израиле любят называть улицы в честь исторических личностей. И, пожалуй, в каждом городе найдется улица Элиэзера Бен-Иегуды. А в день его рождения, 21 Тевета, в стране отмечают Национальный день иврита.«Отец современного иврита» был одержим идеей возрождения национального языка еврейского народа в Палестине и посвятил этому всю жизнь. Говорят, что одному своему тяжело заболевшему товарищу Бен-Иегуда абсолютно серьезно заявил, что «если тот станет говорить на иврите, то излечится».
Бен-Иегуда родился в бедной хасидской семье в 1858 году. Звали его изначально Лазарь Перельман, он окончил хедер в белорусском местечке Лужки и приехал в ешиву Полоцка учиться на раввина. Но все сложилось иначе — его увлекли идеи Гаскалы. Он познакомился с богатым образованным хасидом Шмуэлем Ионасом, который втайне писал статьи в издания на иврите. Перельман стал обучать дочку Ионаса Двору ивриту, вместе с ней выучил русский и решил получить светское образование. В реальном училище Динабурга (Даугавпилс) Лазарь проникся идеями народовольцев и впервые задумался о создании для евреев государства в Эрец-Исраэль.
После помолвки Двора и Лазарь решили эмигрировать в Палестину. Опубликованная в 1879 году в венской газете «Ха-Шахар» статья «Жгучий вопрос», в которой Лазарь впервые сформулировал идею создания в Палестине духовного центра еврейского народа, говорила о необходимости возрождения иврита как цемента, который сплотит нацию. Текст, опередивший лет на двадцать основные идеи сионизма, был подписан псевдонимом «Бен-Иегуда». Эту же фамилию спустя год он указал в документах, сойдя с женой на берег в Палестине, — супруги решили полностью отречься от наследия галута, взяв себе «ивритские» имена.
Строго говоря, мертвым языком иврит не был. В XIX веке на нем выходили газеты, писались религиозные книги, философские трактаты и даже стихи. Его знали сотни тысяч евреев во всем мире как язык молитвы, который нельзя осквернять бытом. Но семнадцать веков с начала рассеяния евреи на нем не разговаривали. Для ежедневных контактов служили служили идиш, ладино и другие языки еврейской диаспоры. Реанимировать же иврит как язык общения многим не представлялось возможным — слишком велика была пропасть между уровнем его развития и новыми языковыми реалиями. В древнем языке просто не хватало слов для современных понятий.
Бен-Иегуду это не смутило — недостающие слова он решил придумать по правилам словообразования иврита и на основе его лексики. Одновременно с конструированием неологизмов была развернута кампания против иностранных и международных слов (так появились ивритские слова «такцив» (бюджет) и «буль» (почтовая марка).
Двора во всем поддерживала мужа, веря в важность его миссии. Супруги поклялись друг другу после алии, что отныне в их доме будет звучать только иврит, и даже ввели систему наказаний за оговорки на другом языке. Бен-Иегуда со всеми разговаривал исключительно на иврите, отказываясь от разговора на ином языке. А первенец супругов, Бен-Цион, более чем за полторы тысячи лет стал первым полностью ивритоязычным младенцем. Отец специально для него придумывал новые слова. Так в современном иврите появилась «буба» (кукла), «глида» (мороженое) и десятки других «детских» слов. Ребенок рос, слыша исключительно иврит, его строжайше ограждали от контактов с другими детьми, и заговорил он поздно — в 4–5 лет. Правила в доме Бен-Иегуды были суровыми. Однажды, услышав, что жена поет ребенку колыбельную на русском, Бен-Иегуда ее очень сильно отругал.
Спустя четыре года после этого Двора умерла от туберкулеза, оставив мужу Бен-Циона и еще пятерых детей, трое из них вскоре умерли. Сестра Дворы, Хемда, ставшая журналисткой, вызвавшаяся помочь вдовцу с детьми, вскоре вышла за Бен-Иегуду замуж. Историки говорят, ее попросила об этом в письме перед смертью сама Двора. Хемда стала помогать мужу в литературной деятельности, публиковала в его изданиях переводы и свои рассказы на иврите, придумывала новые слова и вводила их в обиход.
Тем временем иврит проникал в массы — десяток еврейских семей в Иерусалиме уже последовали примеру семьи Бен-Иегуды, отказавшись дома от разговоров на других языках. Жена Бен-Иегуды, узнав об этом, всякий раз пекла такой семье пирог. Но были и противники — Бен-Иегуду ненавидели многие. Особенно в ортодоксальной среде, где ему не могли простить осквернение священного языка житейской суетой. Однажды страсти накалились до того, что его арестовали по ложному доносу за подготовку восстания против турецких властей.
Болезнь Бен-Иегуды в тюрьме обострилась, он стал умирать. Но его последователи, которых оказалось немало, вышли на улицы. В защиту арестованного высказались влиятельные представители общества, и его отпустили.
В конце жизни Бен-Иегуда добился того, что многие считали неосуществимым. В 1919 году Бен-Иегуда и А. Усышкин убедили британского комиссара Г. Сэмюэла объявить иврит одним из трех официальных языков Палестины. В 1922 году Бен-Иегуда умер от туберкулеза, которым давно страдал. На его похороны на Масличной горе пришли тридцать тысяч человек. И все они говорили на иврите.
