В начале февраля исполнилось 60 лет израильскому поэту Льву Абрамову. Представитель нашей общины, Л. Абрамов родился в 1961 году в Махачкале. Там же он получил высшее музыкальное образование. Преподавал на музыкальном факультете Дагестанского педагогического института. Стихи пишет с детства. Репатриировавшись в Израиль в начале 1990-х годов, стал испытывать еще более сильную тягу к поэзии.
- Дорогой Лева, прежде всего, позвольте поздравить Вас с 60-летним юбилеем и пожелать здоровья и творческого вдохновения!
- Спасибо большое. Я очень благодарен за поздравление! А также хочу выразить благодарность редакции вашего сайта, и тем многим друзьям, которые в это непростое время поздравляли меня по телефону и по интернету!
- Скажите, пожалуйста, что вам больше всего запомнилось из детства?
- Это вопрос и сложный и одновременно приятный. Именно в детстве формируется человек и его восприятие жизни. Хотя мой отец и был простым мастером головных уборов (но для меня — лучшим человеком в жизне), наш дом всегда был полон творческих людей. Это и друзья детства отца (создатель и хореограф ансабля «Лезгинка» Танхо Израилов, его ученик, близкий друг отца, Иосиф Матаев, композиторы Наби Дагиров, Ширвани Чалаев) и многие другие. Конечно же, эти люди и их творчество влекло очень сильно и оказало сильное влияние на меня.
Первая учительница музыки, Валентина Ивановна Рыжова, превратила непоседу и хулигана в юношу, влюблённого в музыку. Учительница литературы, Тамара Гаджиевна, сумела разглядеть что-то и привила такую любовь к чтению и особенно поэзии, что, я думаю, именно её влияние привело меня к стихотворному творчеству: поначалу детскому, но с возрастом семена дали плоды. Вообще, в Махачкале творческая жизнь, конечно, кипела, но особо запомнилось, когда во время застолья и свадеб папа брал горошку и начинал импровизировать стихи под музыку на джуури, которые никогда не повторялись. Эта его способность к импровизации всегда была для меня загадкой. Так что многое, видимо, передалось по наследству.
- А потом был институт, преподавание… Было что-то такое в те годы, о чём вы до сих пор вспоминаете?
- Ну конечно студенчество прекрасно и само по себе. Если учесть, что между школой и институтом, институтской учёбой и преподаванием, было музыкальное училище, то к студенчеству я уже был во многом сформирован. В училище я занимался у великолепной пианистки Галины Котлярецкой, а после её ранней смерти — у блестящей пианистки Зарифы Абдуллаевой, солистки Дагестанской филармонии, сегодня же она к тому же дирижёр Камерной филармонии Дагестана. Так что, оказавшись в институте, я был готов к учёбе у мастеров уровня Юрия Марковича Ханукаева, отца дирижёра Сергея Ханукаева, и Доры Исааковны Гадр. Это они подняли студенческое исполнение с отблесками творчества до профессионального уровня, научили думать за инструментом и анализировать. Привили истинное понятие интерпретации, причём обучение в основном заключалось в разработке творческих ассоциаций в музыке, литературе, изобразительном искусстве. Нужно понимать: когда, под руководством Юрия Марковича, я, скажем, проходил хоровые сцены из «Израиля в Египте» Генделя, поднималось много вопросов, связанных с историей, иудаизмом литературными источниками. Когда я вместе с Дорой Исааковной разучивал «Патетическую» или рапсодию Гершвина — опять бесконечные отсылки к истории и литературе и, конечно, когда я сам стал преподавать всё это пытался передать студентам. Какой-то период мне пришлось не только преподавать фортепьяно и быть концертмейстером, но и читать лекции по истории мирового искусства, как говорится, на заменах. К сожалению, до репатриации я успел выпустить только один класс по фортепьяно и всё же эти ребята остались в музыке: преподают в школах, училище и в самом институте. Конечно, преподавание — это сложный процесс, но бесценный опыт.
- И вот настал день репатриации. Вы ведь из той самой алии-90. Каким были вы в то время? Каким был Израиль?
- Ну, я не избежал никаких проблем, как типичный «оле ходаш», и всё же эйфория, которая у многих проходит быстро, у меня длилась много лет, да и сейчас не до конца ещё прошла. Моя любовь к Израилю неизбывна. Видимо, дело в том, что духовно я был готов к этому шагу, конечно, но то, что пришлось отойти от музыки, сильно травмировало. Я пытался собрать класс, но неудачно, видимо тут дело не в Израиле — времена другие: многое изменилось в мире искусства, произошло катастрофическое упрощение всех понятий, да и много нас таких приехало, но выходом стала поэзия. Этот эквивалент музыки (для меня) не требует инструмента, собранной аудитории. Это как бы застывшая музыка, как архитектура или скульптура, но, в отличие от них, живая, ибо передаёт все оттенки твоего внутреннего мира.
Что касается Израиля, в который приехал, он, был, конечно, абсолютно иным, чем сейчас, люди были намного более открытыми, и понятие «еврей» не было столь размытым, и всё же, наверное, для меня самое важное, что я пришёл к Богу. Через непонимание многих… Как так? Интеллигент, музыкант, стихи пишет… Раньше пытался, а сейчас даже не пытаюсь объяснить, что меня никто не брал за руку и не приводил в синагогу. Это процесс моей личной эволюции, духовной алии, если хотите. И процесс этот шёл именно через музыку, поэзию, литературу и вообще искусства. Так что вот так воплотился во мне Израиль — верой и иудаизмом, в его глубинном, философском смысле.
- Как вы себя сейчас ощущаете, как сами отметили ранее, «в это непростое время»? Чувствуете, что что-то в жизни изменилось?
- Конечно, многое изменилось, и не только у меня… У всех… Пандемия, безусловно, сказалась на каждом! Нехватка общения, некоторая всеобщая угнетённость. Но, тем не менее, я оптимист! В каком-то смысле я вижу в пандемии кроме беды и подобие духовной лакмусовой бумаги – она высветляет всё хорошее и плохое, что есть в обществе и отдельном человеке. И я уверен, несмотря на нарастание напряжения, доброта и духовность всё же преобладают. Я попытался выразить эти мысли в нескольких строках… Они для меня как кредо в настоящее время:
Ни о чём не жалею…
Ничего не отдам:
Ни любви, ни страданий,
Ни гнева, ни счастья…
Возвращаясь к себе по остывшим следам
Не прошу ничего –
Ни войны, ни участья…
Только самую малость – узреть этот свет
Упоения жизнью в окружающих лицах.
Сколько б там не осталось наполненных лет:
Это - только подарок от Божьей десницы.
Разве правят судьбу?
Пусть История – стерва,
Это было моё ошалелое время.
И в последней любви есть дыхание первой…
Потому – не отдам, ни о чём не жалея…
- Первая ваша книга, «В чёрно-белой метели...», вышла в издательстве «Мирвори» ровно 10 лет назад и именно после её издания горско-еврейская община узнала о существовании такого поэта, как Лев Абрамов, хотя до этого Вы уже не один год публиковали свои произведения в интернете на различных литературных сайтах. Какие значимые события в Вашей творческой жизни произошли за это время?
- За эти десять лет многое произошло: практически сразу после издания той моей книги о которой Вы упомянули Центром «Sholumi» была выпущена одноимённая аудиокнига. Спустя два года, опять же Центром «Sholumi» была выпущена аудиокнига «Осенний блюз» из двух дисков: «В чёрно-белой метели…» и «Родник поэзии». Его презентация прошла в самом крупном русском книжном в Хайфе, а ведущей была ведущая Радио РЭКА Виктория Долинская.
К счастью, моё сотрудничество с Центром «Sholumi» на этом не закончилось. В 2016 году в свет вышел сборник «Сонетные тетради», презентация которого прошла в Афуле, в Азербайджанском Культурном Центре при Ассоциации «АзИз». Хочу так же отметить, что всё это было организовано Центром «Sholumi» при содействии Международного Фонда СТМЭГИ.
Все эти годы я не переставал писать и печататься в интернете. Почти подготовлена третья книга, но в силу понятных причин ждёт своей очереди.
- У вас музыкальное образование, вы пианист, до репатриации преподавали в институте. Скорее всего, именно из-за этого, в ваших стихах можно услышать музыку. А что вам самому ближе: поэзия или музыка?
- Это всё равно, что спросить: что вы больше любите, торт «Наполеон» или крем-брюле. Для меня, в силу образования и натуры, это явления равнозначные… Проще говоря, язык души. Конечно, если быть до конца честным, музыка сильнее воздействует на меня и заставляет сопереживать и воздействует духовно! Но поэзия — это, в идеале (классическом его понимании, конечно), — тоже музыка. И для человека, который всю жизнь посвятил музыке не удивительно прийти к попытке воплотить музыку в поэзии. К тому же, это попытка разрешения противоречия, которое мучает меня:
Ах, если б слово обладало
Той силой, что владеет звук –
Глубокий, музыкальный звук –
Оно бы больше убеждало….
Но, без игры двойного смысла,
Касаясь самых недр души,
Как музыка касается души…
Яснее чем простые числа…
Так что ответить на ваш вопрос можно только так: и музыка, и поэзия — это попытка общения с Богом через обращение к людям! Два языка общения, а суть — одна!
- Вы в основном пишите стихи, сонеты, а не думали о том, чтобы написать поэму?
- Ну, во-первых – я вообще не сторонник гигантомании. Малые формы всегда были для меня ближе. Видимо сказывается пианистическое образование. Поэтому даже относительно крупные сочинения, такие как поэтическая симфония «Море», «Венок сонетов», или «Запретная любовь» – будучи пронизаны единой идеей – разбиты на части… Полагаю, что это тоже идёт от музыки, и моего увлечения романтиками. Хотя, кто знает: к чему приведёт жизнь; посидим ещё в карантине — и со скуки поэму наваяю.
- А прозу? Может, вы её всё-таки пишите, просто нигде не публикуете?
- Да нет, можно сказать — не пишу. Как я уже сказал, я не сторонник крупных форм, а собственные прозаические попытки мне не понравились. Читая прозу Александра Грина, Бабеля, Экзепюри, понимаешь, что и проза может звучать, как музыка! Но это недостижимые идеалы…
- Что бы хотели пожелать нашим читателям?
- Оптимизма, здоровья, и понимания, что все беды проходят, жизнь продолжается, дети растут, стихи, музыка и молитвы звучат, и ни одна пандемия этого не изменит. Берегите себя, дорогие!
- Спасибо!
От редакции: Напоминаем, что в библиотеке сайта можно найти две книги и две аудиокниги Льва Абрамова.
