50 лет назад в эти дни Голда Меир объявила о своей отставке с поста премьер-министра Израиля. Это произошло через шесть месяцев после окончания Войны Судного дня и через неделю после того, как комиссия Аграната сняла с нее ответственность за то, что Израиль не смог предвидеть и подготовиться к внезапному нападению Египта и Сирии, возложив вину на военных и руководителей разведки. Она умерла четыре с половиной года спустя.
За пределами Израиля Меир почитают. Особенно в Соединенных Штатах, где благодаря тому, что детские и юношеские годы она провела в Милуоки, ее считают «своей», сделавшей самую блистательную из возможных карьеру в Израиле (хотя на самом деле самым влиятельным американским «экспортером» в израильской политике был Меир Кахане).
Однако когда я был ребенком в Израиле 1980-х и позднее, я постоянно слышал, как Меир называли «худшим премьер-министром Израиля». Хотя комиссия по расследованию и оправдала ее, израильская общественность предпочитала обвинять ее, а не свой любимый ЦАХАЛ. Убежденность в виновности Голды было одной из немногих вещей, по которым сохранялся консенсус, объединявший правых и левых.
Она отдала всю жизнь «Аводе», но именно ее собственная партия считала ее главным виновником исторической потери власти — несмотря на то, что лейбористы без труда выиграли выборы, состоявшиеся сразу после войны, и именно ее преемники, Ицхак Рабин и Шимон Перес, в 1977 году позволили власти окончательно ускользнуть из рук партии, создавшей государство.
Левые осуждали ее за то, что она не отреагировала на предложения египетского президента Анвара Садата перед войной, которые могли бы привести к миру с Египтом на десятилетие раньше и без ужасных жертв между ними. Правые осуждали ее за то, что она не отдала приказ о нанесении упреждающего удара за несколько часов до наступления Йом-Кипура, когда война была неизбежна, якобы жертвуя жизнями солдат, чтобы международное сообщество не обвинило Израиль в развязывании войны.
В последние годы некоторые историки пытаются оспорить общепринятую версию с помощью новых исследований. Они утверждают, что Садат был менее чем искренен в своем подходе и что ему сначала нужно было вернуть египетскую гордость на поле боя, прежде чем отпраляться в Иерусалим. Рассекречивание некоторых протоколов кабинета министров также выставило ее в более выгодном свете как руководителя военного времени.
Тем не менее, репутация «худшего премьер-министра» за ней закрепилась.
В ноябре сатирическое телешоу «Эрец Нехедерет» показало, как Меир возвращается с того света, посещает Биньямина Нетаньяху в его кабинете и благодарит его: «Спустя 50 лет мой провал больше не является величайшим в истории».
Сравнения между Войной Судного дня и пока еще не названной войной против ХАМАСа в Газе далеко не идеальны. Помимо того, что обе они начались с катастрофического провала израильской разведки, сражения против обычных египетских и сирийских армий на далеких фронтах Синая и Голанских высот имеют очень мало общего с долгими месяцами городской войны против армии террора в переулках и туннелях Газы. Но если сравнивать премьер-министров Израиля, то никаких сомнений быть не может.
За шесть месяцев Меир завершила войну крупными победами ЦАХАЛа на поле боя, была создана национальная комиссия по расследованию и представлен промежуточный отчет, она победила на выборах и, несмотря на это, поступила благородно, уйдя в отставку. Нетаньяху, с другой стороны...
Но просто предположить, что все будут согласны в течение следующих 50 или 500 лет с тем, что Нетаньяху был худшим лидером еврейского народа со времен Моше, слишком просто. Конечно, в этом есть смысл. Но единственное, что мы можем сказать наверняка о том, что будет написано в будущих учебниках еврейской истории, — это то, что они будут написаны евреями, которые будут существовать в будущем.
Причина, по которой Меир была так ненавистна все эти годы, заключается в том, что она представляла то, что ненавидели многие части израильского общества: отказ от мира слева и непреходящую силу партии «Мапай» справа. От того, как Нетаньяху будет восприниматься будущими поколениями израильтян, зависит, каким будет Израиль в будущем. Это зависит от того, какой еврейский народ или народы будут рядом.
Меньшинство израильтян (от четверти до 30 процентов, в зависимости от того, какой опрос вы читаете) все еще поддерживают Нетаньяху. Они обвиняют генералов ЦАХАЛа и службу безопасности ШАБАК в том, что те провалили дело 7 октября. И, по их мнению, если кто и ослабил Израиль в месяцы, предшествовавшие войне, так это антиправительственные протесты.
Все разговоры о «единстве» в Израиле после нападения ХАМАСа и ставший уже клишированным лозунг «Вместе победим» больше не могут скрыть того факта, что войны за идентичность евреев все еще бушуют.
Нетаньяху и его правящая коалиция остаются вместе не только потому, что знают: если они пойдут на выборы сейчас, это будет означать, что все они потеряют работу, но и потому, что для многих израильтян они продолжают представлять тот Израиль, который они хотят видеть: тот, который не торопится закончить войну и рассматривает смерть и разрушения в Газе не просто как печальный побочный продукт войны, в которой виноват прежде всего ХАМАС, а как самоцель, то, чему стоит радоваться.
Единственное, что волнует Нетаньяху, помимо его личного политического выживания, — это то, каким его запомнят по учебникам истории. Как сын историка, которого большинство его коллег сторонились и оттесняли на второй план (практически до тех пор, пока статус отца премьер-министра не обеспечил ему известность в конце жизни) он прекрасно понимает, что настоящая битва за историю заключается в том, кому достанется право ее писать.
Haaretz, перевод Ильи Амигуда
