В 1988 году я отправился из Нью-Йорка, где жил в то время, в Израиль с женой и нашим старшим ребенком, которому было тогда всего шесть месяцев. В то время Ариэль (Арик) Шарон, с которым я уже неоднократно встречался, был министром промышленности и торговли в правительстве, сформированном «Ликудом». Я позвонил ему, чтобы договориться о визите.
Два года спустя он стал министром жилищного строительства, и эта влиятельная должность пришлась ему по душе, поскольку давала возможность осуществить мечту о заселении Земли Израиля.
Было хорошо известно, что Шарон — не только блестящий военачальник, но и правый политик, мечтающий о «Великом Израиле». Он купил квартиру в Старом городе Иерусалима, где вывесил за окном израильский флаг — чтобы его видели все, кто шел по главной улице Арабского квартала.
Когда мы с женой (и нашим совсем маленьким ребенком) пришли к нему в кабинет, у него на уме была конкретная тема. Он рассказал мне, как важно содействовать поселению евреев в Газе. Для выполнения этой задачи он хотел, чтобы моя семья построила в Газе предприятие по производству сборных домов, что позволило бы быстро и легко возводить там жилье.
Чтобы побудить меня взяться за эту миссию, он предложил организовать для меня, моей жены и младенца воздушную экскурсию по Газе, а также осмотр того места, где он рекомендовал разместить завод.
Знакомя нас с районом, он открыл большую карту южной части Израиля, включая Газу, которая в то время находилась под полным израильским суверенитетом. Он указал, где будут находиться еврейские поселения, а также место, где он рекомендовал разместить производство.
Он отметил, что в будущем часть Газы может перейти под контроль арабов, но количество живущих там евреев обеспечит долгосрочный суверенитет Израиля над этой территорией. Затем он провел пальцем по Филадельфийскому коридору, подчеркнув, что это граница между Газой и Египтом. Он утверждал, что Израиль никогда не откажется от коридора, поскольку это приведет к потере контроля над потоком оружия из Египта в Газу, превращению ее в милитаризованный форпост и созданию угрозы для Израиля.
В то время я слабо разбирался в географии Газы. Я никогда не слышал о Филадельфийском коридоре, но этот палец, витавший над границей, и слова, предупреждающие о том, что может произойти, если мы когда-нибудь откажемся от контроля над этой границей, навсегда запечатлелись в моей памяти.
В 2000 году Шарон баллотировался на пост премьер-министра, и его кампания была в основном направлена на протест против любого вывода войск из Газы. Победив с большим перевесом, он стал премьер-министром Израиля в марте 2001 года. В июне 2005 года его правительство одобрило полный вывод войск из сектора Газа.
С тех пор прошло 19 лет, но никто не может понять мотивы, побудившие Шарона отречься от своих предыдущих заявлений, убеждений и принципов, эвакуировать 9000 израильтян, проживавших в Газе, и отказаться от всего этого, включая Филадельфийский коридор.
Оглядываясь назад, мы теперь понимаем, что именно отказ от Филадельфийского коридора привел к резне 7 октября.
До размежевания Израиль контролировал границы Газы, не допуская проникновения оружия в сектор. Однако после вывода израильских войск Филадельфийский коридор стал именно тем, о чем говорил Шарон: подземной дорогой контрабанды оружия и бомб из Египта в Газу, что привело к многолетним обстрелам Сдерота и, в конечном итоге, к вторжению и резне 7 октября 2023 года.
Мы не можем повторить ту же ошибку, отказавшись от Филадельфийского коридора.
Еще одна историческая встреча, на которой я присутствовал вместе с раввинами Марвином Хиром, основателем Центра Симона Визенталя, и Абрахамом Купером, директором отдела глобальных социальных действий Центра, состоялась с тогдашним премьер-министром Ицхаком Рабином в зале заседаний резиденции премьер-министра, где по воскресным утрам проходят заседания кабинета министров. Эта встреча состоялась всего за несколько недель до подписания соглашений в Осло.
Когда наша получасовая встреча подходила к концу, Купер задал последний вопрос: «Не боитесь ли вы, что, возможно, это соглашение — слишком большой риск? Что, если оно не сработает?».
На что Рабин дал два ответа. «Да, это риск, — сказал он, — но мы должны идти на риск ради мира».
Затем он добавил: «Это не необратимо. Это не навсегда. При первой же ракете, выпущенной ими по Израилю, при первом нарушении мирного соглашения мы вернемся и возьмем все заново».
Понимал ли он, как мы теперь, что повторный захват Газы и восстановление контроля над ней невозможны из-за международного давления? Был ли он искренен в своем ответе? Я не знаю.
Но в чем я абсолютно уверен сейчас, так это в том, что прекращение войны до достижения ее целей, основанное на предположении, что мы сможем возобновить боевые действия позже, если соглашение, которое мы подписываем сейчас, будет нарушено, — наивно — и по этой причине опасно.
Как Купер спрашивал тогда, так и мы должны спрашивать сейчас: «Господин премьер-министр, не слишком ли велик риск?».
Jerusalem Post, перевод Ильи Амигуда
