В Центральном доме актера показали музыкальный спектакль «Кабаре Терезин», основанный на стихах и музыке узников концлагеря Терезиенштадт. Постановка Нины Чусовой появилась благодаря поддержке Российского еврейского конгресса (РЕК) и фонда Еврейского музея и центра толерантности.
«Руки сложим мы в молитве — вот спасибо, дядя Гитлер», «Надоело от соседей прятать желтую звезду? / Мы же звезды носим смело, / Приезжайте — здесь вас ждут!» — авторы этих куплетов — обитатели Терезиенштадта. Гетто для известных евреев, ученых и деятелей искусства со всей Европы, устроенное в старой чешской крепости, нацисты упорно не называли концлагерем. «Гитлер дарит евреям город» — целая рекламная кампания, на которую попадались не только сами евреи, но даже международный Красный Крест.
Все работало само собой: музыканты играли, артисты пели и танцевали, поэты писали стихи. Детям запретили учиться, но выпускница Баухауса Фридл Брандайс создала в лагере уникальную систему художественного воспитания. Еды было мало, условия чудовищные. Но почти за четыре года было прочитано 2,5 тыс. лекций, работали кабаре, опера и драматический театр. Исполненный оркестром гетто «Реквием» Верди вошел в легенды. Правда, репетировать музыкантам под руководством дирижера Рафаэля Шехтера приходилось все время заново — оркестрантов одного за другим отправляли в Аушвиц.
В 1992 году австрийский актер и режиссер Александр Вехтер, чьи родственники погибли в концлагере, пригласил российского композитора Сергея Дрезнина сделать спектакль о кабаре Терезиенштадта. Во время репетиций материала прибавилось — выжившие узники и их потомки несли все новые тексты и партитуры. Дрезнин дописывал музыку только там, где ее не хватало. После Вены спектакль шел в Германии и Швейцарии. В 1994-м появилась английская версия, в 2001-м она дошла до Бродвея. В 2008-м сыграли французскую.
Русская вышла только сейчас. Вслед за другим спектаклем, тоже созданным по инициативе РЕК,— гротесковым пуримшпилем «Черная книга Эстер» Жени Беркович. У двух совсем разных спектаклей есть общее — стремление рассказать о трагедии весело. И, в общем, это вполне в духе узников лагеря Терезин. Попробуйте осознать, что от многомиллионной толпы остался только пепел — это невозможно, как нельзя до конца осознать близость собственной смерти.
Но у нынешних «веселых» премьер есть знаменитый предшественник. Одним из первых, кто посмел заговорить в театре о холокосте, выбрав для этого нестандартную форму, стал наш соотечественник Евгений Арье, в 1990-е возглавивший в Израиле театр «Гешер». В 1993-м он поставил роман Йорама Канюка «Адам — сукин сын», переместив рассказ о еврейском клоуне, вынужденном изображать собаку коменданта лагеря, на арену цирка: клоун Адам (знаменитый сегодня Игорь Миркурбанов) ходил по канату под куполом специально разбитого шапито. Спектакль объехал лучшие фестивали мира, но в России не был.
Нынешнее «Кабаре Терезин» — это наш, пусть и запоздалый, ответ. Игорь Писарский перевел тексты на русский, а свела их воедино Нина Чусова, сделав легкое полуторачасовое кабаре, оказавшись зрителем которого, каждую секунду ощущаешь: шаг влево — и ты завоешь, шаг вправо — сморщишься от пошлости. Но спектакль этих шагов не делает. По сюжету в Терезин привозят новых обитателей — писательницу Илзе Вебер (Мириам Сехон), ее мужа Виллиама (Денис Котельников) и их сына Томаша (Ваня Новоселов). Вместе с ними прибывает и пожилой Мендель (Антон Эльдаров), уверенный, что в Терезине ему обеспечат достойную старость.
А дальше начинаются изящно исполненные номера, в которых Карел (Константин Соколов) и Ханна (Мария Биорк) рассказывают про местные порядки и втягивают всех вновь прибывших в свои репетиции, своим примером объясняя, что выжить можно только так.
Экс-премьерша театра Женовача, вокалистка сразу нескольких групп Мириам Сехон, изумительно поет, а двигаются тут по-кабаретному легко все — наученные хореографом спектакля Сергеем Филиным и его помощницей Софьей Гайдуковой. Номер, в основе которого стихи Илзе Вебер «Чемоданчик из Франкфурта», Сехон и Котельников исполняют с отменной грацией. Лауреатку «Золотой маски-2017» в оперетте Марию Биорк стоит отметить за несколько номеров, среди них — рассказ о том, как семью Ханны отправили из Терезина в Аушвиц.
Впрочем, все в этом спектакле мчится таким вихрем, что осознать не успеваешь, как не успеваешь рассмотреть рисунки узников, проецируемые на облупившиеся стены лагеря. Никаких особых декораций сценограф Евгения Швец не придумывает (неглубокая сцена Дома актера такой возможности и не дает) и совсем не хочет пугать: просто выстраивает облупившуюся стену, подмостки кабаре, гримировальный столик, выглядывающий из правых кулис. Слева же стоит кровать — не нары даже, а обычная, сродни икейской, двухэтажная кровать, только застелена бурым тряпьем.
Все это вспоминаешь уже после спектакля, пытаясь понять, как представители Красного Креста, ради визита которых в июне 1944-го лагерь на один день превратили в потемкинскую деревню, не поняли, что здесь происходит на самом деле. Наци даже сняли в тот день пропагандистский фильм. Пока кадры с худыми людьми, чинно гуляющими мимо свежепосаженных цветов, проецируются на стены, из правых кулис несется трагическая ария. «Я приукрасилась специально для тебя»,— поет Ханна, тщетно надеясь донести до визитеров правду. После их ухода тысячи обитателей Терезиенштадта были отправлены в Аушвиц — об этом скажут актеры, на секунду выйдя из образа.
«Люди обедают, только обедают, а в это время… разбиваются их жизни»: если заменить «обедают» на «поют», чеховская фраза будет описывать «Кабаре Терезин» в постановке Нины Чусовой. В нем почти не говорят о смерти, но она все время есть в подтексте. Старый Мендель, собираясь «на восток», долго выясняет, сколько ехать до Освенцима. Но вместо горького прощания выступает совсем как барон Тузенбах из «Трех сестер»: «Кстати, мои дорогие… давно хотел сказать: кофе в вашем кабаре — помои».
