Наш очередной разговор с Леонидом Тёрушкиным, заведующим Архивом НПЦ «Холокост», посвящен проблеме выявления, сбора и изучения писем воинов Красной Армии еврейского происхождения, которые принимали участие в боевых действиях против нацистской Германии и ее союзников. Историк тщательно проанализировал содержание ряда писем военнослужащих-евреев, повествующих о боевых действиях на территории Германии, о первых послевоенных днях в поверженном рейхе, об осознании Победы над гитлеровцами и об отношении к союзникам, к немецкому населению, а также о перспективах скорого возвращения домой.   

Леонид Тёрушкин начинает разговор со слов о том, что история еврейского народа периода Второй мировой войны традиционно ассоциируется с понятием «Холокост», которое включает в себя представления о евреях как жертвах нацистской политики геноцида по отношению к определенным этническим группам. Однако, по его словам, евреи, составлявшие значительную часть населения СССР, были далеко не тоько жертвами, как многие думали в советское время. Ведь в рядах Красной Армии сражалось немало бойцов еврейского происхождения, которые наравне с солдатами и офицерами других национальностей успешно участвовали в боевых действиях, а позже были удостоены различных советских наград, в том числе и высших.

Среди авторов фронтовых весточек можно вспомнить как тех, кто не дожил до окончательной победы над нацизмом, так и тех, кто воевал на территории Германии, участвовал в штурме Берлина. Их эмоции и размышления нашли отражение во фронтовых дневниках и в письмах. Уникальность этих источников состоит в том, что они создавались «здесь и сейчас» и, в отличие от воспоминаний, не подвергались редактуре в послевоенные годы.

Большинство авторов, письма которых анализируются в данной статье, непосредственно участвовали в Берлинской операции, а также в боях в Восточной Пруссии или в прибалтийском регионе вообще. Это — Семен Мостов, Эфраим Генкин, Лев Городенский, Евсей Кругликов, Александр Эйнгорн, Эммануил Казакевич, Зинаида Аршавская. 

Письма братьев Соломона и Ефима Гринкругов написаны в Восточной Пруссии, Зинаиды Аршавской — в Латвии, будущий писатель Евгений Войскунский застал последние дни войны в Финляндии. Они не участвовали в битве за Берлин, но в их письмах интересен «взгляд издалека», отклик на информацию с передовой, которую сообщало советское Информбюро.

Яков Попелянский, служивший врачом в авиационном полку, также лично не участвовал в штурме столицы рейха, но оказался в ней сразу после капитуляции берлинского гарнизона.

Особняком стоит письмо Анны Сегалевич. Это письмо из Москвы сыну на фронт. Такие весточки сохранялись на порядок реже, чем отправленные в обратную сторону, с фронта домой, ибо уберечь их в полевых условиях удавалось редко.

Фронтовики — авторы приведенных ниже писем и дневников — были представителями разных военных специальностей и родов войск, имели звание от ефрейтора до полковника. Среди них люди разных возрастов и даже разных поколений. Довоенные биографии некоторых из них умещались в пару строк. А другие, как известный писатель Эммануил Казакевич, были уже вполне состоявшимися людьми.

Младший сержант Лев Городенский был самым молодым в нашей подборке. Однако за годы войны он успел побывать на разных фронтах и даже в штрафной части, получил пять ранений, а потому имел уже большой жизненный и фронтовой опыт.

Самым пожилым из авторов подборки стал заместитель командира 90-й стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта, кадровый военный, участник Гражданской войны, помнивший еще германскую оккупацию 1918 г., гвардии полковник Евсей Кругликов, который родился в 1902 г.

Авторы, чьи свидетельства мы публикуем ниже, до войны жили в Москве, Биробиджане, Баку, Ростове-на-Дону, Самаре, на Брянщине и Смоленщине, в Белоруссии и на Украине. Многие из них были выходцами из тех мест, которые были оккупированы нацистами в 1941–1944 гг.

Почти каждый из авторов писем потерял родных, близких, а также своих друзей, которые погибли на фронтах, умерли в блокадном Ленинграде или же стали жертвами нацистского негоцида. Так, у Семена Мостова на передовой погибли три брата. У Евсея Кругликова один брат погиб под Сталинградом, другой вернулся с войны инвалидом.

Жена и дочь Соломона Гринкруга были уничтожены нацистами под Минском в ходе «окончательного решения еврейского вопроса». Неудивительно, что в его письме от 9-го мая радость идет рука об руку со скорбью.

Каковы же были первые впечатления от вражеской земли у тех, кто вынес на себе страшные тяготы войны — и как еврей, и как боец Красной армии? Полковник Евсей Кругликов, в письме домой от 23 апреля 1945 г., пишет: «Из Данцига на машине я поехал в немецкую Померанию. Мне кажется, что все немецкие города так же мрачны, как и города Восточной Пруссии».

Гвардии майор Семен Мостов, уроженец Витебской губернии, политработник 9-го гвардейского артиллерийского полка 1-го Белорусского фронта, писал в дневнике от 24 апреля: «Поехали по направлению Берлина. Ехали через Кюстрин, от города буквально ничего не осталось, одни развалины, как-то страшно смотреть. За Одером нашли районы последних боев. Видно, что бои шли ожесточенные. Танков подбитых масса. И все вдоль берлинского шоссе».

Удивительно, но многие за разбитыми кирпичными стенами, за покореженным железом, за всеми свежими следами войны замечали и непреходящую красоту природы. В тот же день Семен Мостов пишет: «Переехали Одер. Широкая красивая река». Младший сержант Лев Городенский подмечает в письме родителям от 14 апреля: «Цветут деревья и цветы…» Правда, не без злой иронии он добавляет: «…но не для тех, кто их посадил, а для нас».

В Германии бойцы Красной Армии встречали не только противника и местное население, но и последних узников нацизма. Подполковник медицинской службы, харьковчанин Александр Эйнгорн, рассказывает в письме: «Навстречу движутся тысячи групп с сияющими лицами и разноцветными флажками. Идут и французы с трехцветными тряпками, и американцы со своими звездочками, бельгийцы, голландцы и многие другие. Все они спешат к своим домам».

В своих письмах освободители часто не могли удержаться от сравнения германского уровня жизни со своим довоенным. Лев Городенский 13 апреля делал аккуратный намек в письме родителям: «Мы живем сейчас в одном городе, дом целый, обстановка, посуда, топливо, вода, скотина, запасы продуктов — всё цело. Живем так, как не жили дома».

Впрочем, уже 19-го числа он уточняет: «В общем, эта жизнь уже надоела: всё хорошее, вкусное, особенное. Хочется попроще, как-то ближе принимается наша махорочка, чем эти пахучие сигары, вообще дух немецкий здесь сидит во всей обстановке, и поэтому, если среди этой обстановки увидишь что-нибудь типично русское, то оно кажется приятнее».

Наконец, 30 апреля Городенский подводит некоторый итог своим впечатлениям: «Кое-что есть в Германии хорошего и красивого, но это всё равно за чужой счет, за чужой пот, за чужую кровь. Скоро мы вернемся на Родину с победой, и не надо нам Германии с ее показной красотой, культурностью».

Самый упоминаемый авторами писем топоним в те дни — Берлин. За день до начала Берлинской операции, 15 апреля, ефрейтор-связист Соломон Гринкруг, предвидя стратегическое наступление, писал из Восточной Пруссии своему родственнику, известному фотографу, военному корреспонденту Давиду Минскеру: «Обидно, что, наверное, не придется участвовать в финале, т.е. непосредственном участии — водружении Знамени Победы над Берлином».

Начало наступательной операции шло для Красной Армии очень тяжело, и потому даже Совинформбюро сообщит о самом факте ее проведения лишь на пятый день боев, 21 апреля. В Финляндии военный корреспондент Балтийского флота Евгений Войскунский отзывался на услышанную им сводку в письме жене: «Наши войска ведут бои в пригородах Берлина. Даже не верится, что война кончается — так крепко вошла она в сознание».

А те, кто сам пробивал дорогу на Берлин, ежедневно считали километры до сердца рейха. «Остановились в г. Ванзее, что восточнее Берлина, 20 км. Это уже пригороды Берлина. Этот городок почти целый. Расположили неплохо. Но пробудем здесь совсем мало. Ведь Берлин уже окружен, и стоять здесь не придется», — записывает 24 апреля в дневнике подполковник Мостов.

Он не знал, да и едва ли мог знать об историческом значении того места, где он в тот день находился. Здесь, на Ванзейской конференции в январе 1942 г. нацисты принимали «окончательное решение еврейского вопроса».

«Лозунг один: даешь Берлин! Дивизию поснимали, посадили на машины и бросили в пробитую брешь на Берлин». «А ведь войска Жукова сегодня как будто ворвались в предместья Берлина!» Это цитаты из дневника капитана Эфраима Генкина, уроженца Смоленщины. Записи сделаны 21 апреля в Лойбсдорфе.

А через десять дней, 1 мая, Генкин запишет: «Берлин распят. Распят, как и Пруссия, Померания, Силезия, как вся Германия, где только успел ступить русский сапог». «Там, где есть хоть 1 душа немецкого происхождения, — вывешивается белый флаг. Это символ сдачи. В Берлине несколько миллионов мирных жителей. Живут они в руинах. В Берлине голод».

Берлинский гарнизон капитулировал 2-го мая. «Сегодня завершено уничтожение окруженной группировки юго-восточнее Берлина. Ночью я слушал приказ о капитуляции Берлина. Это — очень радостная весть. Теперь конец войны уже явно близок», — гласит дневник Семена Мостова.

На следующий день в поверженном городе побывает капитан медицинской службы из 113-й бомбардировочной авиадивизии, уроженец Винничины Яков Попелянский. «3 мая я был в Берлине, это был первый день после взятия его. Тогда, по существу, был праздник победы, и там я это ощутил особенно остро. Особенно остро я ощутил праздник (о, какое ликование было в тот день в разбитой и жалкой столице)», — писал он 10 мая в Москву своей невесте.

После капитуляции Берлина, а затем и всей Германии, авторы писем и дневниковых заметок могли внимательно вглядеться в поверженного противника. Германских солдат и офицеров тогда еще трудно было назвать «бывшим» врагом. Медик 1104-го стрелкового полка харьковчанин гвардии майор Александр Эйнгорн писал домой 9-го мая: «Мимо нас идут пыльные, угрюмые серо-зеленые колонны. Это гонят тысячи фрицев, пытавшихся убежать на ту сторону Эльбы. Их не приняли американцы, и теперь они плетутся, склонив головы, на восток».

Ему вторит в тот же день Соломон Гринкруг: «Война кончена, гитлеровские головорезы под страхом окончательной гибели в случае дальнейшего сопротивления сложили оружие. Вот они бредут колоннами, противные рожи».

Впервые увиденные вживую, мирные жители Германии поначалу тоже не вызывали особых симпатий. Лев Городенский 13 апреля писал родителям: «Население смотрит на нас с боязнью, несмотря на то, что мы к ним даже не притрагиваемся». 19 апреля он же замечает: «Иногда бывает даже противно смотреть на этих „фрау“ в мужских штанах и с какой-то низкой, заискивающей улыбкой».

Цитата из письма Евсея Кругликова жене и дочери в Москву от 23 апреля: «На территории Западной Польши видел я много верениц немцев и немок (Frau), шествующих со своим скарбом из Польши в другие места. Наконец-то и они узнали, что такое война». И далее он добавляет: «Чистокровные арийцы (и арийки) так же мрачны, как и их дома. Теперь-то они начинают понимать, что затеяли недоброе дело и расплачиваются за него, хотя полная расплата еще впереди».

Живой интерес у советских воинов вызывали союзники по антигитлеровской коалиции. «Скоро думаю увидеть союзных солдат», — с интересом писал Лев Городенский 14 апреля 1945 года.

«Война в Европе скоро окончится. Я тоже так думаю, да и все так думают. Мне бы очень хотелось еще побалакать по-английски, рассказать им обо всём», — писал 28 апреля Ефим, брат Соломона Гринкруга.

Александр Эйнгорн 9-го мая сообщал жене: «Мы уже третий день не воюем, вышли к Эльбе, соединились с американцами».

В тот же день Эммануил Казакевич в своем письме делает пометку: «На Эльбе. В день Победы». Судя по письмам в день Победы чувства солдат и офицеров были противоречивы. Тот же Казакевич писал: «Вспомнил я и о друзьях, погибших в сражениях этой войны или пропавших без вести».

Не мог полностью предаться ощущению праздника и Соломон Гринкруг: «Печально только, что не дожила до этого моя семья. Как тяжело это переносить именно сейчас…». Да, даже 9 мая смерть была еще рядом.

Эфраим Генкин в день Победы писал в дневнике: «Ну, вот война и кончилась. Сумасшедшие немцы продолжают стрелять. Сегодня они обстреляли меня в дороге. Как обидно было бы умереть в „последний“ день войны». «А вверху плывут самолеты бомбить „непокорных“ фрицев, а впереди где-то стрельба…», — продолжает он делиться впечатлениями. 

Зинаида Яковлевна Аршавская — младший сержант, снайпер 259-го стрелкового полка 179-ой Витебской стрелковой дивизии 1-го Прибалтийского фронта 10 мая 1945 г. пишет: «Никогда не забудутся эти дни, эта памятная ночь на 10 мая, когда на всей передовой линии горят костры, народ ходит и дышит легко, а по дорогам идут пленные, а сколько их — просто жутко. Ведь наш участок, где я, капитулировал самый последний, здесь было много русских. Когда везде уже сложили оружие, мы готовились к прорыву. Это утро 8 мая, вышли на исходный рубеж, пробомбили весь передний край, это был последний ультиматум, немец не выдержал, поднял белый флаг, и пошли вперед. И в этот последний день некоторые друзья сложили голову, обидно за своих боевых подруг и товарищей, которые не дожили до счастливых дней. Есть сведения, что в составе Курляндской группировки германских войск (именно о ней говорится в письме) были подразделения РОА (Русской Освободительной Армии Власова). Ну, теперь ждём демобилизации. Скоро домой, домой. Вот уж какой день празднуем, много трофеев, кушаем немецкий шоколад, пьём шампанское. Не верится, не верится, что всё тихо, что можно ходить во весь рост без маскировки. Поздравляю Вас и весь коллектив с великим праздником Победы»

Как верно заметил 10-го мая в письме невесте Яков Попелянский, подлинное осознание Победы должно было прийти позднее: «Появляются отдельные мысли, образы войны, аналогии, сравнения, но через некоторое время только мы осознáем, чтó это за день — 9 мая 1945 г.». Но в том же письме он отмечал: «Весь день гремело „ура“ и салюты. Даже немцы улыбались нам».

Подлинно праздничным было письмо Александра Эйнгорна от 9 мая: «С Победой! С окончанием войны! Со скорой встречей!» Офицер откровенно радовался окончанию войны: «Сегодня празднуем в красивом немецком поместье. Разместились прекрасно. Сейчас готовим к вечеру зал помещика. Будет общий торжественный ужин. Выпьем за Победу».

Сильным мотивом было стремление домой. Кто-то, как Соломон Гринкруг, потерял свою семью и, как ни парадоксально это звучит, только потому и выжил, что был призван на фронт.

Но многих других ждали жены и невесты, дети и родители. Москвичка Анна Евсеевна Сегалевич не видела родного сына Евсея Гохмана даже не четыре военных года, а пять лет — с тех пор, как он был призван в 1940 г. Слушая сводки с фронтов, она считала и дни, и километры, и каждый день ждала писем. «Дорогой сыночек! Я счастлива каждый раз, получив от тебя весточку. Твои письма такие хорошие, они меня согревают. Сыночек, постарайся описывать всё пережитое… — писала она, — …Твои письма — это самая большая радость для меня».

Эммануил Казакевич мечтал 9-го мая: «А душа рвется домой, в ликующую Россию, к вам». Яков Попелянский с энтузиазмом писал в тот же день: «Когда мы снова вернемся в Москву, встретим ласковые взгляды ваши, милые, до боли милые взгляды любимых очей, мы на радостях будем немножко неуклюжи, чуть растеряемся в хмеле праздника».

Евгений Войскунский обращался к жене 11 мая: «Поздравляю тебя с победой, с долгожданным и светлым праздником. Даже как-то не верится, что война кончена и снова настала мирная жизнь…»

Не случайно мы завершаем нашу подборку письмами Казакевича, Попелянского и Войскунского. После войны к ним придет подлинная слава. Военная повесть Эммануила Казакевича (1913–1962) «Звезда» принесет ему в 1948 г. Сталинскую премию, выдержит свыше 50 переизданий и дважды будет экранизирована.

Евгений Войскунский (1922- 1920) тоже станет популярным писателем, патриархом советской фантастики, автором военной прозы. Он еще сам прочитает свои опубликованные фронтовые письма на презентации 5-го сборника «Сохрани мои письма…» в Центральном доме литераторов в Москве в 2019 г.

Яков Попелянский (1917–2003) стал известным врачом, профессором медицины, автором фундаментальных работ по неврологии.

Весна 1945 года нашла яркое отражение в письмах и дневниках евреев-воинов Красной Армии, а потому, для Центра «Холокост» тема поиска, изучения и публикации писем и дневников периода Второй мировой войны и Холокоста остается важной и актуальной.

Снова и снова обращаемся к читателям. Если в вашем домашнем архиве хранятся письма и дневники военного и предвоенного времени, фотографии, рисунки, личные документы или воспоминания, пожалуйста, пришлите их в Архив Центра «Холокост» по адресу электронной почты arch-holofond@mail.ru.