Алексей Симонов — кинорежиссёр, писатель, переводчик, правозащитник, журналист, педагог. Жизненный путь нашего собеседника изобилует крутыми поворотами судьбы: рабочий якутской геофизической экспедиции, студент Московского института восточных языков, переводчик советского посольства в Индонезии времен Сукарно, редактор издательства «Художественная литература», переводчик стихов и драматургических произведений, режиссер документальных и игровых фильмов. Любит и знает массу стихов, театрал, автор таких книг, как — «Частная коллекция», «Не», «Парень с Сивцева Вражка». Он родился в семье писателя Константина Симонова и литературного редактора Евгении Ласкиной, с детства был окружен известными людьми, живущими искусством и творчеством, что несомненно повлияло на дальнейший профессиональный путь молодого человека. В его нынешнем доме в старой Москве — немалая коллекция фигурок черепах, масса книг и редких старых семейных фото. А в целом — удивительно приятная, теплая атмосфера редкого в наши дни благородства, образованности, интеллигентности, гостеприимства и радушия.
- Уважаемый Алексей Кириллович, что помните о своем известнейшем папе?
- Я никогда не называл его «папой», никогда с ним не жил, он находился уже в другой семье, а я являлся «привозным» ребенком. В семье Константина Симонова было две дочки, Катя и Саша, которые были на 11 и 17 лет моложе меня. И вообще, до четырнадцати-пятнадцати лет меня к отцу привозили повидаться – в Москву или на дачу — это не важно. Это были визиты, ограниченные во времени. Первый раз, в 1943-м году, привезли на первую квартиру отца в Москве. Есть несколько фотографий этого дня. Все эти кадры — придумки Якова Николаевича Халипа, выдающегося мастера советской фотографии, который был большим другом отца и постоянно сопровождал его в поездках. Именно он и выполнил целую серию постановочных снимков. Потом отец и Серова переехали оттуда на Тверскую, в большой сталинский дом, напротив здания газеты «Известия». С 1951-го у них начались сложные отношения, и к папе меня возили в основном в Переделкино. Здесь, в Москве, видел его немного.
- Как вам жилось в советское время с такой известной, яркой фамилией?
- Да, моя фамилия с детства была вдоволь пропитана привкусом чужой славы, что несло в себе элемент некой опасности и для меня. Одно время я пытался зазнаваться, но меня своевременно поставили на место мои соседи по парте. В 4-м классе я перешел из одной школы в другую. И в какой-то момент, мне очень понравилось, что я — Симонов. Тогда, класс восстал против меня, захотев «сделать мне темную». Я скрывался от ребят, а пока от них бегал и прятался, задумался — чего это они ко мне пристали?! Посидел, поразмышлял, все осознал. И с тех пор, оставался Симоновым, но больше никогда этого не выпячивал. Спасибо моим соученикам, которые меня остановили.
- Назовите, пожалуйста, ваших кумиров.
- У меня никогда не было кумиров, вообще не понимаю, что это такое?!
- Сохранились ли у вас какие-то архивные документы Константина Симонова, военного периода? Рассказывал ли вам отец что-то о войне?
- Все архивы отца, начиная с 1938-го года, сданы в Центральный государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Он так много писал о войне, что мог позволить себе ничего о ней не рассказывать. Хотя конечно, я что-то слышал от него на эту тему. Например, самым страшным на войне, по его словам, было плоское человеческое лицо, вкатанное в асфальт, по которому не раз проехались. Но и после этого оно сохраняло все черты человеческого лица.
- Очень страшно…
- Да. Если обратиться к истории, то будучи военным корреспондентом, отец побывал на всех фронтах. В конце декабря 1941 — начале января 1942 года был на Черноморском флоте и участвовал в высадке десанта в Феодосию, в январе — в 5-й армии на Западном фронте, в феврале-марте — в Крыму, в апреле — на Карельском фронте под Мурманском, летом — на Брянском и Сталинградском фронтах, в декабре — на Западном фронте во время операции «Марс», в январе-феврале 1943 — на Северо-Кавказском фронте (Краснодарская наступательная операция), в марте 1943 — на Западном фронте (Ржевско-Вяземская операция), в мае — на Южном фронте, в июле-октябре несколько раз побывал на Центральном фронте (Курская битва и битва за Днепр). В декабре 1943 года, как корреспондент газеты «Красная звезда» освещал Харьковский процесс над военными преступниками. В 1944—1945 годах выезжал в командировки в войска, освобождавшие Правобережную Украину, Румынию, Карельский перешеек, Болгарию, Югославию, Чехословакию, Польшу и Германию, был свидетелем последних боёв за Берлин и присутствовал при подписании Акта о безоговорочной капитуляции Германии 8 мая 1945 года. Обо всем этом были опубликованы его сборники очерков «Письма из Чехословакии» (1945), «Славянская дружба» (1945), «Югославская тетрадь» (1945), «От Чёрного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента».
В сентябре 1979 года, я исполнил последнюю волю своего отца и втайне от властей, вместе с ближайшими родственниками, развеял прах Константина Симонова над Буйничским полем под Могилёвом. На этом поле, в июле 1941 года, отец был свидетелем отражения обороняющимися советскими войсками танковой атаки, о чём и написал в романе «Живые и мёртвые».
- С 1991-го года вы были президентом Фонда защиты гласности* (признан в РФ — иностранным агентом*). А нашим читателям напомню, что идея создания общественной организации для защиты работников прессы возникла после того, как в Литовской ССР уволили журналистов, критиковавших вильнюсские власти. Фонд был образован решением Пленума Конфедерации Союзов кинематографистов. Работает ли данная структура сейчас?
- Нет, наш фонд перестал функционировать, так как больше не может получать гранты. Когда нашему проекту присвоили звание «иностранного агента», я с этим долго не мог смириться, прошел через три суда и примерно представляю себе, что это такое. А вообще, правозащитником стал случайно.
- Прочитал, что вы являлись Членом Совета при президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека до 2012 года. Почему только до 2012-го?
- Я — живой человек и стремлюсь действительно помогать людям. По этой причине, 12 лет я состоял в президентском Совете по правам человека и вышел из него, когда В.В.Путин пошел на третий срок.
- У вас в квартире – огромная коллекция различных черепах в самых разных видах – фигурки, игрушечные черепашки, рисунки и картины с ними. Оказывается, неспроста, ведь девиз вашего Фонда был таким: «Черепаха, которая медленно, но неуклонно двигается вперёд, ведь у неё — заднего хода нет», что иллюстрировало работу, выполняемую вашей организацией в России, с началом перестройки.
- Верно, черепаха являлась символом нашего Фонда. А сейчас даже не знаю, что делать со столь большой домашней коллекцией черепах. Наверное, ее надо куда-то пристроить, отдать «в добрые руки».
- Над чем сейчас работаете?
- Над новой книгой, которая должна выйти в Оренбурге, она связана с судьбой родственников моего отца. В 1935 году, после убийства С.М.Кирова, из Ленинграда высылали людей дворянского происхождения, в числе которых оказались и три сестры матери Симонова, которых выслали как раз в Оренбургскую область. Две из них, Софья и Дарья, были репрессированы и погибли в тюрьме в 1938 году. Впоследствии, мой отец писал о тёте Соне: «…помню, что у меня было очень сильное и очень острое чувство несправедливости совершённого с нею, больше всего с нею». Оставшаяся в живых сестра, княжна Людмила Леонидовна Тидеман (в девичестве - Оболенская), вернулась из ссылки после войны. Симонов любил ездить к ней в Ленинград. Оболенские — это очень древний род, старше Романовых.
- Вижу рядом с вами исписанные листы, материалы вашей будущей книги. Понимаю, что вы не пользуетесь при наборе текста компьютером, а все пишете от руки, на бумаге. А издательство, заинтересованное в ваших произведениях, само всё это набирает. Так и не освоили компьютер?
- Нет, терпеть его не могу. Да и лет-то мне сколько!
- А как же Алла Гербер – общественный деятель, писатель, правозащитница? Старше вас, но отлично пользуется всеми современными средствами связи.
- Алла Гербер — это отдельное доказательство жизнеспособности евреев…
- Что можете рассказать о вашей еврейской половине?
- Да я целую книжку об этом написал! Она называется - «Парень с Сивцева Вражка». Сивцев Вражек на старом Арбате — то легендарное место, где жила вся моя семья. Мой арбатский переулок, моя малая родина в старой Москве. Дом, в котором мы жили, ныне — снесли, и на его месте поставили новый элитный объект, такого же размера. Когда однажды я бродил по местам своего детства, проник за его забор, а вот внутрь нового элитного дома - меня не пустили. Наш старый дом в Сивцевом Вражке описан не только на русском языке. В середине 80-х годов в Москву приехал молодой, очень «проворный» английский историк, написавший большую книжку «Жизнь шепотом», о семейной жизни в годы сталинского правления. И я ему рассказывал всю историю нашего Ласкинского семейства и Сивцевого Вражка, чему посвящена целая глава его издания. А когда я писал свою книгу про Сивцев Вражек, живо описал на ее страницах своих любимых деда, бабку, наши еврейские семейные воскресные обеды, еврейское застолье, еврейские песни. Отмечу, что я - абсолютно светский человек и продолжаю считать себя евреем. И фамилия «Ласкины» для меня — не менее существенна, чем фамилия Симоновы. У меня ведь была замечательная мама.
- Знаю, читал…
- Она также являлась «мамой» для большого количества популярных поэтов, которых время от времени печатала, но гораздо чаще, будучи редактором отдела поэзии журнала «Москва», тепло их опекала. Поэты мать искренне любили и не только за то, что она их издавала.
- Это понятно…
- В декабре 1965-го года моей маме исполнялось 50 лет. А тогда, самым популярным развлечением у интеллигенции было составление разного рода капустников: на бумаге, на сцене, в учреждениях, в театрах. В «Современнике», например, премьеры праздновали с помощью капустника на темы того спектакля, показ которого происходил в этот день. Надо было, естественно, как-то поздравить с пятидесятилетием мою маму, и мы тоже решили сделать капустник. И сделать его на магнитофонной плёнке, благо незадолго до этого я привёз из Индонезии маленький магнитофон, удобный для записи такого рода занятий. Готовили капустник три поклонника моей мамы: один, соответственно, её сын, вторым был её двоюродный брат, известный юморист Борис Савельевич Ласкин, а третьим — любимый сосед Александр Аркадьевич Галич. Стихи для этого праздника писал, в частности, Евгений Евтушенко, посвятив ей стихотворение, которое никогда нигде не печаталось:
Живу я неустроенно, заморенно,
Наивно и бесплодно гомоня,
Но знаю, Вы, Евгения Самойловна,
Хоть чем-то, да покормите меня.
Мои стихи не будут мной замолены.
Все некогда – спешлива жизнь моя,
Но знаю, Вы, Евгения Самойловна,
Помолитесь тихонько за меня.
И все, кто жизнью и собою сломлены,
Приходят за спасеньем к Вам в свой час.
Но кто же Вас, Евгения Самойловна,
Покормит? Кто помолится за вас?
- Талантливо и жизненно! А об эмиграции не думали?
- Нет, не хочу уезжать. Кому я там нужен? Все, что знаю, все, что я люблю, находится здесь, в России.
- Большую часть жизни вы работали кинорежиссером. Успели ли выполнить все, что когда-то себе набросали, или чего-то не успели?
- Наверное, за свою жизнь сделал даже больше, чем собирался. Издал пять оригинальных книг, две книги переводов, отредактировал и написал предисловие к 60 книгам, сделал 25 фильмов, из них - пять игровых и 20 документальных. Что еще нужно? (Смеется*...)
- Какие качества взяли от своего папы?
- От отца унаследовал самое главное — абсолютный демократизм, причем взял его сознательно, оценив его прежде - в Константине Симонове, увидев в действии. Также я с юности писал стихи, но считаю их неудачными. Я не был талантливым поэтом. Поэзией занимался, скорее, чтобы покорить девушек…
- И в завершении нашей беседы. Уже пять лет, как с нами нет Владимира Войновича, что хотите о нем вспомнить?
- Он был моим соседом, мы жили в одном кооперативном доме. Повесть Войновича «Иванькиада, или Рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру» - как раз об этом доме и о том, как во времена СССР он пытался получить в этом же здании квартиру более широкого профиля. И как некто Иванько пытался ему в этом противодействовать. Один из таких жилищных кооперативов Союза советских писателей существовал в Москве, на улице Черняховского (возле место «Аэропорт») — туда и попал с большими усилиями писатель Владимир Войнович — благодаря авторству в песне «14 минут», получившей огромную популярность в СССР, как прославляющую советских космонавтов и великую победу в освоении космоса советской наукой. До того, Володя с женой жил в коммунальной квартире, однако песня про космос, однажды процитированная самим главой государства Н.С.Хрущевым, изменила статус Войновича: он был принят в Союз советских писателей и вошел в один из созданных жилищных кооперативов, в результате чего, получил однокомнатную квартиру в писательском доме на ул.Черняховского.
Однако, в семье писателя ожидалось прибавление, и ему полагалась для улучшения его жилищных условий освободившаяся по какой-то причине квартира в том же доме. Квартира такая оказалась: житель дома, писатель Клёнов получил разрешение на выезд в Израиль, и освобожденная квартира по всем законам кооператива должна была перейти к писателю В.Войновичу — но не тут-то было. На данную жилплощадь также стал претендовать член того же кооператива - Иванько, живущий в соседней квартире с бывшей квартирой Клёнова и решивший улучшить свои жилищные условия, путем присоединения её со своей. Жанр повести можно определить, как сатирическую хронику. Все персонажи — реальные исторические лица. Эта книжка сначала вышла заграницей, потом - у нас. Когда мы встретились с Володей, я в шутку спросил его: «Почему же ты не написал, что именно моя мама возглавляла общественную кампанию против Иванько?!» Но мой товарищ лишь улыбнулся в ответ.
Таким образом, роль моей матери в «Иванькиаде» - хорошо описана, но ее имя там – не названо. Володю Войновича знал довольно прилично, у нас сложились добрые отношения. Он был очень хорошим, талантливым человеком, хотя порой казался пижоном и немного – «выпендрёжником». За всё, за что он брался, у него в конечном счёте прекрасно получалось, даже то, что он не умел…
Источник: Еврейская панорама