|
Яна Любарская
Яна Любарская

Политик Анатолий Рабинович: «Рабинович в России — уникальные фамилия и явление»

Политик Анатолий Рабинович: «Рабинович в России — уникальные фамилия и явление»

Анатолий Рабинович — российский политический и общественный деятель, коренной москвич, отец троих детей. Родился в 1971 году на Соколе и жил там до третьего класса. Потом попал в московский детский дом №3, после которого учился в Московском инженерно-строительном институте имени В.В.Куйбышева и в Московском институте народного хозяйства имени Г.В.Плеханова. Сейчас возглавляет Межрегиональный союз выпускников детских домов и интернатов, Национальную Пенсионную Ассоциацию и родительскую организацию «Синдром ДАУНА».

Недавно я узнала, что мой собеседник решил включиться в президентскую гонку, чтобы иметь возможность публично высказать приоритеты в социальной политике государства, а также доказать, что массового антисемитизма в России нет и даже наоборот: произносишь фамилию «Рабинович» — и все двери перед тобой открыты.

Его грандиозные планы и послужили информационным поводом для нашего интервью.

При этом наш герой прекрасно отдаёт себе отчет в том, что его фамилия давно стала в России именем нарицательным и уникальным: все ее произносят, но ее обладателя никто никогда не видел. И поэтому, даже с исторической точки зрения, участие в выборах Президента России кандидата с фамилией Рабинович будет иметь огромное значение для нашей страны.

Свой политический путь он начинал в 1995 году в качестве помощника депутатов от партии «Яблоко» в Государственной Думе, в 2008 году стал зампредом московского отделения «Яблока», в 2011-м — вышел из партии по собственному желанию и в 2013 году стал членом ОНФ (Общероссийский народный фронт) под руководством Президента России В.В. Путина. Участвовал в праймериз «Единой России» перед думскими выборами 2016 года, а в 2021-м — участвовал в выборах в Государственную Думу от Партии пенсионеров. В выборах Президента РФ он, скорее всего, будет участвовать как самовыдвиженец.

***

- Анатолий Евгеньевич, прежде всего, хочу узнать о вашем детстве, повлиявшем на всю вашу дальнейшую жизнь. Еврейский ребенок в советском детском доме в мирное время — звучит невероятно и даже неправдоподобно… Когда и при каких обстоятельствах вы попали в детский дом?

- В детский дом я попал в девять лет. Безусловно, еврейский ребенок — большая редкость для советских детских домов 70-80-х годов. Именно в детском доме я впервые узнал, что я еврей. Но в своем интервью хочу развеять для вас и для наших читателей некоторые штампы и мифы. Я оказался в этом удивительном месте Московской области после ужасной трагедии в моей семье, когда государство меня фактически спасло от гибели. Не знаю, может я уже сентиментален и необъективен, но отношение в детском доме ко мне было исключительным, меня реально все очень любили. Хотя, конечно, антисемитизм и конфликты на почве моей национальности у нас с ребятами, безусловно, случались, избежать этого не удалось (правда, тогда я таких слов не знал). Мое еврейство стало для меня абсолютным открытием благодаря песне «Еврейская мурка» («Раз пошли на дело, я и Рабинович...»). Каждый считал для себя важным мне ее спеть. Как я уже говорил, наш детский дом находился в лесу, в Московской области, без ограды, и вся территория (54 га), вся природа — были наши. Не хочу хвастаться, но я был весьма творческим, музыкальным мальчиком, постоянно пел, выступал с разными номерами на сцене, участвовал в работе дополнительных кружков, в художественной самодеятельности, являлся ведущим трубачом в духовом оркестре. Мои наставники в детском доме, как и окружающие девочки и мальчики, относились ко мне как к «Народному артисту Советского Союза», не меньше. Меня знали и многие пожилые люди из соседних деревень, которые часто приходили к нам, чтобы послушать песни в моем исполнении.

- Чем был обусловлен дальнейший выбор вашей профессии?

- Я прошел стандартный путь, который ожидал всех советских выпускников детских домов и интернатов: как и все получил от государства комнату в коммунальной квартире, чтобы мне было где жить после выхода во взрослую жизнь.

Если говорить о специальностях, то девушки получали профессии швей-мотористок, а ребята после детского дома чаще всего заканчивали строительное училище. Я хорошо учился в детском доме, и меня отправили в московский интернат получать полное среднее образование. В 1989 году я с красным дипломом закончил, уже в Москве, профессионально-техническое училище № 73 по специальности «штукатур-облицовщик-плиточник» и, как сирота, имел квоту на поступление в институт без экзаменов. По специальности мне надо было отправляться в Московский инженерно-строительный институт имени В.В. Куйбышева, что я и сделал. Отношение ко мне там тоже было замечательным, как и в детском доме: меня все очень любили, но учиться в МИСИ было очень непросто, и вскоре, благодаря преподавателям, я понял, что строительство — не моя стезя.

В это же самое время мой друг из детского дома мечтал стать директором продовольственного магазина, а для этого ему надо было поступить в Московский институт народного хозяйства имени Г.В.Плеханова. Этого у него не получилось, и он ушел в армию, а я почему-то решил, что стану его заместителем в магазине и совершил невероятное: перевелся из МИСИ в МИНХ, или как говорят, в народе, в «Плешку». Как вы понимаете, «Плешка», как тогда, так и сейчас, — весьма элитный вуз, открытый не для всех, и там явно не ждали на своем пороге детей-сирот, просто так поступить туда было невозможно.

- Как же вы перевелись туда?

- Об этом нужно снимать отдельный фильм. В середине 80-х годов, когда началась Перестройка, в Москве был организован Советский детский фонд им. Ленина (ныне Российский детский фонд и Международная Ассоциация детских фондов), который возглавил известный писатель, главный редактор журнала «Смена», народный депутат Верховного Совета СССР Альберт Анатольевич Лиханов. Так вот, я пришел к двоим молодым сотрудникам Альберта Анатольевича, Наилю Шамсутдинову и Алексею Голованю, и сообщил им о том, что очень хочу перевестись из МИСИ в Плехановский.

— Как ты себе это представляешь?! — изумленно воскликнули ребята.

— Ну что стоит вашему руководителю написать письмо ректору с этой просьбой?! — очень попросил я обоих.

И до сих пор не знаю почему, но они составили соответствующий документ, подписали его у А.А. Лиханова, и я сам, лично, отвез это письмо в ректорат. Время было такое, что могущественный ректор «Плешки» не мог отказать и поручил декану товароведного факультета меня перевести вне очереди, то есть помочь «мальчику-сироте». Так я стал студентом 2-го курса товароведного факультета продовольственных товаров МИНХ им.Плеханова, переведясь из МИСИ, что больше соответствовало склонностям моего характера, стремлениям и интересам. Изучая товароведение, я также, по договоренности с разными преподавателями, причем разных факультетов, ходил на все лекции по финансам и кредиту на факультете Международных экономических отношений. При этом, не зная ни одного иностранного языка и мало отличая США от ФРГ. Но меня все это увлекало больше, чем красивые студентки рядом со мной. В Московском институте народного хозяйства имени Г.В.Плеханова мне также пришлось через многое пройти, но, чтобы все это рассказать, нужно записывать отдельное интервью. Безусловно, я получил там серьезные знания, а больше, наверное, — представления о жизни, в том числе и о том, что такое хорошо, а что такое плохо.

- Читала в вашей биографии, что потом вы успешно занимались ценными бумагами, когда эта сфера только зарождалась у нас после распада СССР. Например, в 1995-1997 годах вы являлись главным трейдером, заместителем начальника управления корпоративных ценных бумаг «МДМ-Банка», членом Экспертного совета Комитета Государственной думы по бюджету, налогам, банкам и финансам.

-  Да, меня тогда очень заинтересовал только зарождавшийся у нас рынок ценных бумаг. Хотя в России в те годы было весьма неспокойно. Помню, как исправно я носил сосиски всем защитникам Белого дома, хотя меня могли где-то там подстрелить, и в это время как раз услышал про набор в некую академию, на курсы ценных бумаг, с возможностью получить после их окончания соответствующую лицензию на эту деятельность.

А в нашей стране тогда как раз начинался процесс приватизации, и я понимал, что при наличии данного сертификата смогу официально заниматься ценными бумагами. Никаких акционерных обществ в России еще не было, но имелось немало разных бирж и банков. Получив лицензию Госкомимущества, не обладая никакими финансовыми накоплениями, я не очень понимал, что мне делать, куда идти с этой лицензией. А надо было как-то существовать. Тогда, как и многие в 90-е годы, начал банально брать вещи на реализацию, продавать их по разным регионам России и жить на заработанную разницу между их покупкой и продажей. В эти моменты начал проявляться какой-то мой абсолютно торгашеский характер. Только спустя многие годы я понял, что эта коммерческая жилка у меня от деда (папиного папы).

Только представьте себе: когда я учился в «Плешке», у нас проходила летняя практика, и нам дали задание: торговать арбузами. Магазин с этой сладкой ягодой находился недалеко от нашего института. И за один день я иногда продавал целый КамАЗ арбузов! Много раз потом встречал прохожих рядом с институтом, которые благодарили меня за эти вкусные плоды, хотя, никакого отношения я к ним не имел (смеется*), но зато умел продавать и убеждать людей.

- Действительно смешно…

- Или еще один пример: мой любимый город Углич, Ярославской области, где тогда вовсю работал градообразующий часовой завод «Чайка», на котором трудился весь город, выпуская часы в стиле «а ля рюс», с финифтью и с изумительным оформлением. Все заработанное с продажи вещей вкладывал в эти часы, а потом отвозил их в торговые палатки в международном аэропорту «Шереметьево-2», где они быстро разлетались, словно горячие пирожки. Затем началась эпоха ваучеров. Их собирали в палатках у метро и потом оптом продавали на бирже. Это слово я знал только в теории и оставалось увидеть все это в реальности: РТСБ, ЦРУБ, МТБ, что стало моим следующим местом работы. Благодаря торговле ваучерами, я оказался не только настоящим долларовым миллионером, но и одним из основателей рынка ценных бумаг в России (первый закон, регулирующий рынок ценных бумаг, появился как раз в 1996 году).

Тогда же, у нас только начали возникать акционерные общества, такие как «Лукойл», «Газпром» и другие. Заработав на ваучерах свой первый миллион долларов, я рискнул вложиться в МММ.

- Помню-помню. Люди моего поколения наверняка никогда не забудут фразы Лени Голубкова из постоянно крутившейся телевизионной рекламы: «Я не халявщик, я партнёр!» или «Куплю жене сапоги!».

- Совершенно верно. И за свои миллионы я получил кучу этих «бумажек», акций МММ. Но грянул дефолт, и я все потерял, можно сказать «обнулился», как сейчас модно говорить. Это стало для меня ценным жизненным уроком, на всю мою дальнейшую профессиональную жизнь: никогда не жадничать. После этого я много работал в разных банках, в инвестиционных компаниях, пережил немало финансовых и нефинансовых кризисов, но, к своей чести, ни разу не потерял ни копейки денег.

- От темы ценных бумаг, финансов снова перейдем к теме вашего происхождения. Как, находясь в детском доме, в отрыве от близких, вы не потеряли связь со своими еврейскими родственниками, в полной мере сохранив еврейскую идентичность?

- Как объяснил раньше, про свое еврейство узнал в детском доме. И когда я там находился, ко мне стал приезжать мой родной дядя, Борис Рабинович, папин родной брат. Дядя Боря с женой, тетей Броней, и с двумя маленькими детьми жили в подмосковной Апрелевке, где в те годы еще работал известный на всю страну завод грампластинок. Они стали забирать меня к себе на каникулы, оформили надо мной опеку. Так вот, они мне рассказали какие-то сведения о моих близких, о родственниках, сообщили мне и про моего дедушку, Мордуха Орельевича Рабиновича. Я даже застал его в живых и общался с ним в этой самой Апрелевке до самой его смерти. Он был участником Великой Отечественной войны, а у меня все никак не получается выйти с его портретом и с портретом бабушки на акцию «Бессмертный полк», надеюсь сделать это в мае 2024 года.

Потом, благодаря специальной программе Израильского культурного центра при посольстве, мы отправили данные о моих предках в Израиль, и через полгода мне сделали специальный альбом с родословной Рабиновичей в России, начиная с 16-17-го веков. Таких потрясающих сведений не имелось прежде ни у кого из членов моей семьи!

- Здорово...

- Вообще, меня всегда удивляло, почему «Рабинович» в России — уникальные фамилия и явление, почему так много анекдотов про Рабиновича, почему фамилия Рабинович стала в России нарицательной? Когда люди меня видят, так сразу рассказывают анекдоты про Рабиновича. И до сих пор продолжают это делать! При этом моя фамилия мне никогда не мешала, а наоборот — открывала мне многие двери. К тому же социологические опросы последнего времени показывают, что в нашем обществе гораздо более сильны настроения против трудовых мигрантов из Средней Азии, чем — антиеврейские. По крайней мере, так было до 7-го октября 2023 года, т.е. до начала войны в Израиле. Так вот, вернемся к вашему вопросу о моих корнях. Тот самый научный институт, базирующий в Израиле, собрал все мои сведения и через полгода я узнал от них, что мои предки принадлежат к очень известному роду раввинов Рабиновичей. Также, благодаря этой израильской организации, у меня появилось фото моего прадедушки, раввина Рабиновича.

- Не приходили ли вам мысли о репатриации? Ведь в 90-е все массово уезжали...

- Это правда. Из Апрелевки, сразу после путча, в сентябре 1991 года, в Америку уехали мои самые дорогие люди: папин брат дядя Боря с женой и детьми. До этого грянул Чернобыль, и наши близкие из Белоруссии бежали от радиации. Они сказали тете Броне, жившей раньше в Гомеле: «Или вы едете с нами в США, или остаетесь в своей Апрелевке, но учтите, что никакие грампластинки уже никому не нужны!» Напомню, что апрелевский завод грампластинок уже давно закрылся. Последняя партия пластинок была выпущена в 1997 году, а корпуса завода отданы частникам под склады и всевозможные производства.

Так вот, мои родственники стали уговаривать и меня лететь с ними за океан на ПМЖ. И хотя в России тогда были тяжелые времена — Путч, дефолты, кризисы — я сказал им твердое «нет». С тех пор прошло уже 33 года, и за этот период ни разу не пожалел о принятом решении остаться в России.

- Почему же вы отказались?

- Ответил им, что никуда не уеду от своих ребят-сирот, с которыми я вырос, от сотрудников детского дома, которые в меня столько вложили, а теперь остались на пенсии и нуждаются в моей помощи.

- И они улетели без вас?

- Да. Представьте себе: на дворе 1991 год. Аэропорт «Шереметьево-2», из которого люди тогда улетали, как «на луну», навсегда. Окна ресторана воздушной гавани выходили на взлетно-посадочную полосу, и я видел самолет, собирающийся покидать Москву с моими, можно сказать, единственными близкими родственниками. Тогда казалось, что они улетают навсегда, и мы больше никогда не увидимся. Мне до сих пор очень тяжело это вспоминать...

IMG-20231114-WA0020.jpg

Но судьба иногда преподносит нам такие сюрпризы, о которых мы даже не можем мечтать! И это — еще один фильм, или, как минимум, его вторая серия. Через пять лет, в процессе моего карьерного роста на рынке ценных бумаг, произошло просто невероятное! В 1996 году я прилетел в Нью-Йорк на первую конференцию Института Адама Смита, посвященную инвестициям в Россию. Заселился в шикарный номер легендарной гостиницы «Плаза» в центре Манхэттена, в Центральном парке, где до меня Мэрилин Монро признавалась в своей любви к президенту Кеннеди, и пригласил к себе в номер своих близких. Они, конечно, были счастливы вновь меня обнять и пребывали в приятном шоке от всего увиденного. А я тогда шутил: «Можете поваляться на моей кровати, сходить в ванну, полюбоваться чудесным видом из окна на город...»

- А живет ли кто-нибудь из ваших родственников в еврейском государстве?

- Ну, конечно: это и три мои родные сестры, и семья моего папы, и его двоюродный брат, дядя Женя, с семьей.

- Тогда, любопытно было бы узнать ваше отношение к происходящему сегодня в Израиле.

- Горячо сочувствую всем израильтянам, огромнейшей беде и трагедии, произошедшей на Святой Земле седьмого октября. Но вот здесь я хотел бы кое о чем сказать, не вдаваясь в детали и подробности. За один год до этих страшных и кровавых событий я предупреждал подобную вероятность и предлагал пути мирного решения этого вопроса. Но мне тогда говорили — «нет». Вместе с главным раввином России (главным — для меня и по версии КЕРООР — А.С.Шаевичем) мы хотели на самом высоком уровне провести заседание Межрелигиозного совета России и увы, также получили на это отказ. Однако недавние события в аэропорту Дагестана только подтвердили наши опасения. Очень надеюсь, что наши новые инициативы в итоге будут услышаны руководством страны и реализованы на практике, чтобы не допустить повторения этих чудовищных историй в дальнейшем.

- Вы давно дружите с Аллой Гербер, сопредседателем Центра «Холокост», раньше навещали ее на работе...

- Я нашел в Алле Ефремовне мудрого доброго друга, наставника, эрудированного собеседника. Мы прекрасно общаемся на общие профессиональные темы, не заходя в личное пространство друг друга, и так — более 20 лет, ведь она когда-то была депутатом Госдумы от СПС, находилась на активной политической арене. Свою обязательную задачу я также вижу в том, чтобы в нашей стране как можно скорее сделать 27 января Национальным днем памяти жертв Холокоста и воинов-освободителей, чего уже много лет добивается Российский Центр «Холокост».

- Больше 16 лет, с 1995 года, вы являлись членом партии «Яблоко». По какой причине покинули ее ряды?

- Сначала расскажу, как я вступил в тогда еще движение «Яблоко». Профессиональная работа с новым законодательством о рынке ценных бумаг заставила меня посещать Государственную Думу, заодно помогая выпускникам детских домов с жильем, с работой и с образованием. Стал интересоваться политикой и мне оказалась близка политическая программа «Яблока». Подал заявление о вступлении в нее, и 16 лет был членом этой партии. В девяностые годы отчетливо осознал, что мало просто помогать людям точечно, избирательно, многим так не поможешь, надо доказывать необходимость этого государству и делать эту помощь и поддержку государственной политикой. Сообщество выпускников детских домов, которое мы тогда создали, было важным, но явно недостаточным шагом. Только представьте себе: в России до сих пор более 200 тысяч ребят из детских домов и интернатов не имеют вообще никакого (положенного им по закону) жилья. В «Яблоке» я являлся главой комиссии Бюро по защите прав семьи и детей, с удовольствием и с надеждой занимался своими прямыми обязанностями, мы готовили большой блок предложений. Но в 2011 году, прямо на съезде партии, перед очередными выборами в Государственную Думу, личным решением Г.А.Явлинского, весь наш «детский» раздел программы был полностью удален — это было для меня несовместимо с членством в партии. Прямо на съезде партии, тихо и без лишнего шума, я написал заявление о выходе из «Яблока» и даже думал о том, что в политику возвращаться больше никогда не буду. А вскоре родился мой любимый Давид с синдромом Дауна, в очередной раз перевернув всю мою жизнь.

- Да, знаю, что для вас это — не просто работа, а еще и личная история. Об этом, пожалуйста, подробнее...

- В августе 2011 года у нас родился третий ребенок, сын Давид. И со слезами на глазах я пришел к своему давнему старшему товарищу по партии «Яблоко»,  поэту, публицисту, педагогу, общественному деятелю Евгению Абрамовичу Бунимовичу, чтобы посоветоваться, как мне дальше растить Давида? Евгений Абрамович тогда мне прямо и честно сказал: «Либо ты уезжаешь с сыном в Израиль, где есть все, для жизни таких деток, либо остаешься в нашей стране и сам создаешь для сына все необходимые условия. В России ничего для него нет, и без тебя — вряд ли будет».

Известно, что бóльшая часть родителей в нашей стране отказывалась от таких детей, их рожали и сразу отдавали в специальные учреждения. Но мне повезло: одна английская семья, работавшая в России, организовала у нас благотворительный фонд «Даунсайд Ап». В нём я был уже точно не первым, но как раз в его стенах сотрудники сказали о том, что именно мне суждено помочь детям с ментальными нарушениями здоровья и дойти до Президента России. Даже слышать это было невероятно, а поверить — так вообще невозможно, но оказалось, что с моим пробивным характером нет ничего невозможного! И уже через год я выступал по этой теме перед Президентом России.  

Только тогда я понял и осознал, что для реализации серьезных социальных задач в стране нужно самому быть влиятельным лицом в государстве, а значит, без политики не обойтись, ведь я не вечен, а передать Давида старшим детям считаю для себя неприемлемым и нечестным, они должны его любить, но иметь право прожить свою личную жизнь.

- Именно по этой причине вы решили выдвинуть свою кандидатуру на будущую президентскую гонку?

- И по этой причине — тоже. Ранее, в 2018 году, я также заявлял о своем намерении участвовать в выборах Президента России, но тогда все ограничилось подачей заявления в ЦИК, чтобы навсегда зафиксировать этот факт в своей биографии. Сегодня, спустя шесть лет стоят задачи серьезнее: новая программа для России, до 2045 года.

- Как относитесь к антисемитским выпадам в свой адрес в интернете? И каков общий портрет ваших избирателей?

- Прекрасно осознаю, что антисемитизм был, есть и будет. И у меня нет задачи его как-то ослабить или влюбить в себя антисемитов, как-то перевоспитать их. Но я готов доказать и показать самым разным категориям граждан, что моя социальная программа, с которой я иду на выборы, предполагает защиту людей старшего поколения, помощь одиноким матерям, отцам, многодетным семьям и людям с инвалидностью. При этом мне абсолютно все равно, как эти люди, которых я буду защищать и которым стану помогать, относятся к евреям. Готов поддерживать и помогать каждому из них, независимо от идеологических, религиозных и иных предпочтений наших сограждан. Подчеркну, что в социальной сфере моя программа полностью совпадает с установками КПРФ, а в экономике и в отношении гражданских свобод — с демократической программой партии «Яблоко». Говорю открыто и откровенно очевидные вещи: у меня пока нет ни рейтинга, ни антирейтинга. Но с моим, почти 30-летним опытом в политике мне кажется, что это даже скорее плюс, чем минус, ведь я выступаю за единые ценности — за наш народ и за сохранение нашей исторической памяти, за веру (у каждого, разумеется, она своя), за нашу культуру.

Важно добавить, что люди, которые по тем или иным причинам покинули Россию, переехав в Израиль, США, Европу, тоже мои избиратели. Да, они могут ошибаться, иметь свои собственные представления о жизни, но они — граждане России. И, прочитав в интернете мои интервью, сами для себя решат, отдавать за меня свой голос или нет. То есть, мне вовсе не хочется ограничивать круг лиц, которые могут за меня проголосовать, Москвой или Садовым кольцом.

- Рассчитываете ли на помощь еврейской общины Москвы? И как они могут это сделать?

- Если еврейская община Москвы, Подмосковья сама захочет поддержать меня, как самовыдвиженца, то инициативная группа, состоящая из не менее чем 500 человек, должна собраться и отдать за меня свои подписи в присутствии представителей ЦИКа и Минюста. А дальше мне предстоит сбор трехсот тысяч подписей по всей стране, что практически нереально. Конечно, гораздо проще идти в президенты нашей страны от какой-либо партии, и сейчас я с некоторыми из них веду соответствующие переговоры.

Отмечу, у меня нет никаких иллюзий насчет итогов предстоящих выборов: скорее всего на них победит нынешний российский Президент Владимир Путин (пока он о выдвижении не сообщал. – примечание автора*). Но для меня очень важно набрать хотя бы 20 процентов голосов избирателей, и это реально — достаточно договориться о едином кандидате, а Рабинович — не самая худшая для этого кандидатура.

- Ваше желание баллотироваться в президенты кажется абсолютно фантастической мечтой, но искренне желаю вам удачи в этом нелегком деле!

- Благодарю. Абсолютно убежден в том, что если бы сейчас не было реального Рабиновича — кандидата в Президенты России, его следовало бы придумать. Посмотрите чуть дальше — все возможно, и пусть не в 2024-м, а в 2030-м или в 2036-м годах, ведь впереди у меня еще полноценные 25 лет активной политической жизни.

Как-то давно, я придумал одно определение: «Мечты должны осуществляться, а если они не осуществляются, это — фантазии». В России надо жить долго и пользоваться всеми шансами, которые предоставляет судьба, что я и делаю. В конце концов, из героя анекдотов Рабинович должен превратиться в сознании россиян в реального человека! Моя главная нынешняя цель: на практике реализовать задуманное, даже если на это требуется потратить немало лет, а может быть — и всю жизнь…

Похожие статьи