— Великий физик! Гений! Теория относительности! И хулиганская фотография с дразнящим языком...
Всё это немедленно придёт на ум, стоит лишь помянуть Альберта Эйнштейна.
А вот что он был за человек? Чему радовался, чем печалился? С кем дружил? Умел ли любить?
«Теория относительности» вряд ли об этом расскажет. Тут на помощь придут «наброски к портрету»: вскользь брошенные фразы, анекдотические истории, выдержки из переписки, цитаты, воспоминания.
А начинается всё с детства.
В пятницу, 14 марта 1879 года, в 11:30 утра у Германа и Паулины Эйнштейн родился сын. Мальчика хотели назвать в честь деда по отцу, Авраамом. Однако посовещавшись, родители решили, что имя звучит «слишком по-еврейски». От деда ребёнку досталась первая буква — «А»: Альберт.
Он родился в городе Ульм, в девизе которого значилось: «Ulmenses sunt mathematici» («Уроженцы Ульма — математики»). Что ж, мальчик подтвердил девиз сполна.
Вначале родители считали будущего революционера от науки недалёким, а прислуга и вовсе окрестила малыша «Der Depperte» — тупицей. Всё потому, что Альберт поздно начал говорить и говорил странно. Его младшая сестра вспоминала:
— Каждое предложение, даже самое простое, он сначала проговаривал про себя, медленно шевеля губами. У него были такие сложности с языком, что окружающие думали — никогда ему не выучиться говорить!
Эйнштейн же воспринимал происходившее иначе:
— Я развивался так медленно, что начал задаваться вопросами о пространстве и времени тогда, когда уже вырос. Поэтому я погрузился в проблему более глубоко, чем обычный ребенок.
Лет в пять Альберт заболел. Как скучно было лежать в постели! Чтобы развлечь ребёнка, отец подарил ему...компас! Мальчика заворожила стрелка, сохранявшая одно и то же направление. Это было чудо! Он крутил компас и так, и этак, вовсе забыв о болезни и скуке и думал — почему? И как устроен мир?
— Я помню еще и сейчас – или мне кажется, что я помню, – что тот случай произвел на меня глубокое и длительное впечатление и надолго запомнился — написал учёный в одном из писем другу.
Много лет спустя физик Эйнштейн попробует ответить на вопросы малыша Альберта, постаравшись разработать основы общей теории поля.
В том же возрасте мама, одарённая пианистка, договорилась об уроках игры на скрипке. Мальчика раздражало однообразие гамм и упражнений. Но стоило ему сыграть сонату Моцарта, как пришёл энтузиазм и восторг. Эйнштейн буквально влюбился в мелодии австрийского вундеркинда.
Я думаю, что любовь – учитель лучший, чем чувство долга, по крайней мере для меня, — заметил он, рассказывая эту историю.
Музыка стала с годами не просто хобби или развлечением.
— Когда Эйнштейну казалось, что он зашел в тупик или возникала серьезная трудность в работе, – вспоминал его сын Ганс Альберт, – отец уходил в музыку и там решал все свои проблемы.
Семья Альберта не была религиозной. Из многочисленной родни синагогу посещал лишь его дядя, провозгласивший себя агностиком. На вопрос же «Зачем?», он отвечал в духе искушённых книжников: «А вот мало ли что»!
Эйнштейна отправили учиться в ближайшую начальную школу, и он оказался единственным евреем в том заведении.
— По дороге в школу на меня часто нападали и оскорбляли те, что постарше, но не слишком злобно — вспоминал учёный, — Этого оказалось достаточно, чтобы даже в детстве у меня развилось четкое ощущение, что я чужак.
А вот в средней школе был даже раввин, наставлявший учащихся-евреев в традициях иудаизма.
У Эйнштейна вдруг проявилась сильная тяга к наследию предков.
— Альберт питался по законам кашрута и соблюдал шабат, — вспоминала сестра, —Все это было сложно: семья не поддерживала его религиозных стремлений.
Не смотря на особенности речи, Эйнштейн хорошо успевал по всем предметам.
В письме своей тётке мать заметила: «Выдали табели. Альберт опять лучший в классе»!
Однако впоследствии сложился миф, что экзамены по математике он «завалил». В 1935 году в Принстоне один раввин прямо спросил об этом.
— Выдумки, — ответил великий физик, — Мне не было еще и пятнадцати, а я уже знал дифференциальное и интегральное исчисление.
Развлечениям в каникулы он предпочёл самостоятельное изучение алгебры и геометрии. А к прикладной математике его приохотил дядя Якоб. Альберт сам доказал теорему Пифагора, используя нестандартный подход.
Бесплатно столовавшийся у Эйнштейнов студент-медик по фамилии Талмуд приносил мальчику «взрослые» книги, популяризовавшие науку. Благодаря ему Альберт прочёл всё собрание — 21 том — «Естественной истории» Аарона Бернштейна, где затрагивались вопросы связи математики, физики и биологии. Там он вычитал про скорость света и подхватил идею мысленных экспериментов.
От студента Эйнштейн получил в подарок учебник по геометрии за два года до начала школьного курса. Учебник надолго стал его настольной книгой.
Талмуд вспоминал:
— Вскоре он проработал весь учебник. Потом занялся высшей математикой… А дальше пошли такие высоты, что я уже не мог за ним угнаться.
— Если Евклиду не удалось зажечь ваш юношеский энтузиазм, — заявит Альберт много позже, читая лекцию в Оксфорде, — значит, вы не рождены быть учеными.
Однако читая научные и философские книги, юный поклонник знаний заразился новомодными веяниями:
— Вскоре я пришел к убеждению, что многие библейские рассказы не могут быть правдивыми. В моей голове возникла фанатичная вакханалия свободомыслия, сочетающаяся с ощущением того, что власти сознательно обманывают молодежь и подсовывают им ложь; это произвело сокрушительное впечатление.
Эйнштейн не стал атеистом, однако всю остальную жизнь избегал участия в религиозных ритуалах.
Альберт считался одним из успевающих учеников гимназии, но его отношения с преподавателями, предпочитавшими метод зубрёжки всему остальному, оставляли желать лучшего.
— Учителя не раз жаловались родителям, что в школе их отпрыск несносен, — вспоминала сестра.
А вот уже воспоминания самого «несносного отпрыска»:
— Военная муштра и систематические требования уважать начальство, призванные приучать детей с раннего возраста к военной дисциплине, были особенно неприятны.
Дети Германии, объединённой Бисмарком в Империю лишь за 8 лет до рождения Альберта, обожали играть в солдатики и ликовали при появлении военных отрядов: выправка, форма, марши, оружие завораживали мальчишек. Однажды, увидев, как ребятня марширует рядом с солдатами, Эйнштейн с плачем сказал родителям:
— Когда вырасту, не хочу быть таким, как эти бедняги!
В последние годы гимназии он всё более сравнивал её с армией:
— Учителя начальной школы казались мне сержантами на строевой подготовке, а учителя в гимназии – лейтенантами!
В противостоянии бездушному официозу обучения выковывался нонконформизм будущего учёного.
Неприязнь была взаимной. Один из преподавателей выговаривал Эйнштейну:
— Вы вежливы? О, да! Только вы сидите в последнем ряду и так улыбаетесь, что одним своим присутствием подрываете мой авторитет перед классом!
Не известно, чем бы кончилось дело. Но тут фирму отца, занимавшуюся электрификацией и конкурировавшую с «Сименсом», постиг крах: братья Эйнштейны, успешно трудившиеся над освещением улиц города, получившие 6 патентов на изобретения в этой сфере, «проиграли» конкурс на большой контракт по работам в центре Мюнхена (контракт просто пристроили кому-то из своих). Расплатившись с долгами, семья переехала в туда, где жизнь была дешевле — в городок Павия под Миланом.
Сбылась мечта гимназического «лейтенанта», терявшего авторитет от улыбки Альберта. Юный Эйнштейн покинул не только учебное заведение, но и Германию, намереваясь восполнить пробелы знаний самообразованием.
