Как журналист и жена ортодоксального раввина, я плохо вписываюсь в общие правила.
Мне говорили, что когда невеста примеряет парик в первый раз, она плачет. Вокруг меня кружилась консультант по выбору париков и рассказывала, что она всегда держит рядом коробку с салфетками именно для таких случаев.
«Странно, но ты не заплакала, – сказала она, посмотрев на меня. – Ты засмеялась. Никогда не видела невест, которые смеялись».
Я улыбнулась и ответила, что очень счастлива, потому что уже меньше чем через месяц состоится моя свадьба. Меньше месяца мне осталось носить свои красивые распущенные волосы.
Я повернулась в кресле к зеркалу и увидела эти чужие волосы, спадающие волнами мне на плечи. Теперь я была больше похожа на русскую, чем когда-либо. «Неизбежно», – промолвила я на родном русском. Никакая маска не скроет моего русского происхождения.
(Авиталь из русскоязычной еврейской семьи, которая иммигрировала в США в юности. – Прим. ред.)
Консультант показывает мне еще несколько видов париков. Мне потребуется еще несколько вариантов – один на каждый день и один на шабат и особые случаи. Какой же выбрать? Короткий или длинный? Потемнее или посветлее? А может, омбре? Моя новая укладка станет моей визитной карточкой в новой главе супружеской жизни.
«Мне нужна аккуратная гладкая укладка, чтобы смотрелось более профессионально, – объясняю я. – Я журналист. Волосы должны выглядеть естественно».
«Журналист?! – переспросила она. – Это интересно». Она засмеялась: «А что такая хорошая религиозная девушка делает в журналистике?»
«Но мой жених раввин, – добавила я, – и мне нужен парик, подходящий для жены раввина». Я уже не знала, как объяснить, что мой внешний вид должен выражать несколько несовместимых вещей.
Такие разговоры пошли сразу после того, как мы обручились.
«Ты готова к этому? – подмигивание. – Ребецин».
Ребецин называют жену раввина на Верхнем Ист-Сайде Манхэттена.
Ты постоянно находишься под пристальным взглядом окружающих: насколько натурально выглядит твой парик, как ты одета, вкусно ли готовишь, как обставлен твой дом.
Ведь я была молодой журналисткой и писательницей. Я выросла в религиозной еврейской семье выходцев из СССР. Я всегда была «хорошей девочкой», прилежно училась, скромно одевалась, уважительно относилась к людям, участвовала во всех школьных мероприятиях, писала статьи для стенгазеты. Как и другие прилежные ученики, я всегда консультировалась со своими духовными наставниками в плане духовного роста и развития. Никто из моих друзей никогда не распускал сплетен. В шабат мы посвящали время чтению святых книг.
«Если мир был создан словом, словом он может быть разрушен», учит нас Тора.
В университете я продолжила писать статьи, заработав репутацию критика, ортодоксальной женщины, которая не боялась высказывать свое мнение и писать «неловкие замечания» по поводу своей же религиозной общины, о роли женщины, о социальном давлении, о свиданиях и замужестве.
Посыпались комментарии: «И как она собирается выйти замуж после этого?!», «Она слишком умна для ортодоксальной девушки. Еще год, и она всё бросит».
Казалось невозможным найти баланс между журналистикой и традиционной еврейской жизнью. Мне говорили, что мои статьи положат конец моему замужеству. И я задумалась, правда ли это, когда с ужасом поняла, что все мои свидания напоминают комический образ – ортодоксальную Кэрри Брэдшоу (персонаж из популярного американского телесериала. –Прим. ред.). По слухам, мои статьи читают в религиозных женских семинарах в Израиле, где учителя решили использовать меня в качестве предупреждения для своих студенток. Иногда меня приглашали выступить в школах для религиозных девочек. Я соглашалась неохотно, потому что знала, что в тот момент, когда эти девочки увидят меня с непокрытой головой, клеймо незамужней женщины, мои слова не будут иметь веса для них, ведь я девушка, которая предпочла литературное поприще браку в зрелом возрасте 22 лет.
Год назад на своей свадьбе через свою вуаль я видела, как раввины тех общин, которые я критиковала, танцевали передо мной.
«Я хочу выйти замуж, чтобы спрятаться за мужем и за париком», – написала я когда-то в своем дневнике. Мне был 21 год, и я плохо вписывалась в рамки общества. Я была слишком религиозна для светского общества и в религиозных кругах считалась «неполноценной», потому что еще не замужем. Как незамужняя женщина, я была «опасной», никто не знал, как подступиться ко мне и как «приручить» меня.
Парик, кольцо, новая фамилия – это выглядело как билет на свободу, способ вести традиционный еврейский образ жизни и при этом использовать свои мозги и ручку.
Автор: Авиталь Чижик Гольдшмидт, жена раввина Бенджамина Гольдшмидта, сына главного раввина Москвы Пинхаса Гольдшмидта
