Отправляясь на семейный седер в Брюсселе, я заметно нервничал.
Вместе с пятимесячным сыном я сел на поезд и отправился в путь. Я не волновался по поводу угрозы терроризма. К своим 19-ти годам в родном Израиле я уже пережил две интифады и ракетные удары в Персидском заливе. У меня выработался психологический иммунитет к таким стрессам и их последствиям.
Но с тех пор все изменилось
Я опасался семейного исполнения песни «Эхад ми Йодеа», когда мои родственники начинают кричать и стучать кулаками по столу. Привыкший к этой традиции, я спокойно пережидал этот апогей.
Но я боялся, что мой маленький Илай этого не выдержит.
Всю прошлую неделю я ждал шанса вырваться из этого безумия, но теперь вижу, что все мои опасения были напрасны. Наша семейная «Эхад ми Йодеа» была не похожа сама на себя – каждый год за нашим семейным столом в седер собирается все меньше и меньше родственников. И я вдруг понял, что многие мои родственники, как и другие евреи моего возраста, покидают страну из-за антисемитизма.
За последние 15 лет мои бельгийские родственники не раз «прощались» с молодыми бунтовщиками: кто-то теперь служит в ЦАХАЛе, кто-то уехал в США, а кто-то – в Лондон.
В этом году я приехал в Брюссель на «прощальный» седер моего двоюродного брата и его жены – они переезжали во Флориду.
Я спрашивал Джоэла Рубинфельда, основателя бельгийской Лиги по борьбе с антисемитизмом и бывшего президента CCOJB, была ли моя семья исключением в желании эмигрировать.
«Боюсь, что нет, – сказал он. – Эмиграционный процесс начинается. В Европе мы можем переселяться куда угодно, но получить визу в США, Австралию или Канаду – проблематично».
Еще в 2014 году Рубинфельд предупреждал бельгийское еврейское сообщество, что наступает начало «Исхода» из-за антисемитизма.
В прошлом году 287 евреев репатриировались в Израиль из Бельгии. Это самый высокий показатель за последнее десятилетие. По данным израильского правительства, с 2010 по 2015 год в среднем 234 бельгийских еврея ежегодно совершали алию, что на 56% больше, чем в 2005–2009 годах (примерно 133 человека в год).
В отличие от французских евреев, которые говорят только на одном языке, бельгийские евреи владеют двумя, а то и тремя языками, что существенно облегчает их иммиграцию.
Недавно я общался в чате со своей тетей Сильвией, живущей в Израиле вместе с детьми и супругом. Когда мы с ней говорили в предыдущий раз, ее иврит был ограничен фразами вроде «У меня есть желтый карандаш».
Я и не знал, что они посещали ульпан, подготавливая своих детей к жизни в Израиле. Сейчас они живут в пентхаусе в Тель-Авиве.
15 лет назад, задолго до начала антисемитского исламизма в Европе, Сильвия с мужем заявили, что уедут из Бельгии, если Национальный фронт придет к власти.
Во время седера я узнал, что в прошлом году другой мой дядя получил израильское гражданство вслед за двумя своими детьми, служащих сейчас в ЦАХАЛе.
Я вспоминаю противоположное мнение его покойной матери, моей двоюродной бабушки. Будучи волевой женщиной польского происхождения, она пережила Холокост, скрываясь в Бельгии. Она всегда гордилась своей «приемной страной», где они с мужем выжили и процветали.
Я спросил ее дочь, которая собирается уехать во Флориду вслед за своими детьми, почему она не разделяет привязанности своей покойной матери.
«После возвращения из Польши, где еще до Холокоста притесняли евреев, моя мама и все ее поколение были благодарны Бельгии, – ответила тетя. – Бельгия встретила их с распростертыми объятиями. Но с тех пор все изменилось».
Автор: Cnaan Liphshitz
Источник: JTA