Фёдор Дунаевский. Реабилитация образа «Курьера»

Его помнят реально все, и конечно же, по пресловутому (но от этого не менее прекрасному) "Курьеру". Прекрасному каким-то особенно органичным проживанием актеров внутри рассказанной в фильме истории. Естественной непринужденностью. 

Почти чеховская легкая авторская отчужденность – предоставление автором права самим героям жить и действовать. Притом так, словно ничего особенного не происходит – непритязательность фраз, случайность встреч, легкость общего настроения. А за этой будничной, в общем, картинкой творится масштабное действие, определяющее и показанное место, и время. Режиссерской роли там, как будто бы и нет.


А герои есть и, видимо, своей точечной, точно угаданной хроникальностью попали в самое сердце условного среднестатистического зрителя.

Вот и помнят Дунаевского по "Курьеру" и его герою – свежо и ярко. Но стоит его послушать или почитать (в интервью или соцсетях) и возникает совершенно четкое ощущение – изумляющее. Что он не очень-то любит упоминаний и связи с "Курьером" не потому что сноб или считает фильм так себе. А потому что, ну да, классный фильм, классная роль, но это только один фильм и одна роль. И одна выхваченная жизнью и ролью (во всех смыслах) его ипостась. 

Потому что за всем, что он делает и произносит, кроется какая-то очевидная глыба смыслов и знаний, того, чем он готов и может поделиться, пока от него ждут рассказов о младшей Немоляевой и о том, как он получил свою роль в шахназаровской нетленке.
И все это тащится за ним больше 30 лет, скрывая что-то личное и подлинное, истинное его. Чужой костюм – прекрасный, стильный, ладно скроенный, легко сидящий. Но не его, или, по крайней мере, из которого он, что ли, давно и прилично вымахал.

Он говорит не только по-итальянски, по-немецки, по-английски, по-сербохорватски и на иврите, но и на диалектах многих из них. Уверяет, что выучить их удалось по его собственной методике. Легко и с видимым увлечением перескакивает с темы на тему, одна интересней другой, и все сплошь пронизано живыми и "авторскими" наблюдениями, внимая которым можно, как углубляясь по ссылкам в Википедии, просто уйти в это и не вернуться.

…В самой манере и сути высказываний, поведении и отношении ко многому угадывается какая-то огромная, неузнанная или, по крайней мере (надеемся), пока не обнаруженная "широкой общественности" многомудрость, в сочетании с иронией и самоиронией не оставляющая шансов скуке. Ощущение, что зритель, застряв с лелеемым образом Мирошникова из "Курьера" насильно удерживает в своей памяти того реального Федора Дунаевского, которым он является.

Хочется вызволить эту иронию и какую-то глубинную легкость отношения к тому, над чем иные трепещут, обнаружить щедрость ума и того, чем он готов делиться. Независимость от актерского тщеславия, от столь многого вообще, к чему так принято стремиться.

В его багаже много переездов, притом с "погружением" в очередную национальную (еврейскую, итальянскую, немецкую, еще какую) среду, во все пласты и слои подлинной местной жизни. Не ограничиваясь лаконичным эмигрантским кругом. Организованная "с нуля" музыкальная группа, мастерство одинаково органично чувствовать себя на съемочной площадке, "у руля" собственного бизнеса, на театральной сцене и в компании престарелых пациентов больницы, где трудился санитаром… Любой из этих фактов – готовая история, любой из них хватило бы на совершенно отдельную чью-то судьбу.

Он и поделился. Не про "Курьер". Про режиссуру, про свою книгу и музыкальную группу.

Про режиссуру:

Ю.М.-Ш: Неслучайным мне кажется, что в вас соединилось столько историй, профессий. Есть четкое ощущение, что из вас должен получиться отличный режиссер. Чувствуется наличие какого-то, простите, органа, отвечающего за режиссуру. То, что в вас присутствует по умолчанию, природно. Плюс этот кругозор ввиду переездов и какая-то возможность воспринимать все как бы сверху, со стороны, с позиции более объективной, не привязанной, что ли. Плюс юмор.

Ф.Д: Всю мою деятельность можно назвать режиссерской. Начиная от службы санитаром в доме престарелых в Тель-Авиве, заканчивая руководством собственным бизнесом в Италии. Так что "орган" действительно есть. 

Ю.М.-Ш: Как можно режиссировать будучи санитаром?

Ф.Д: В больнице были две группировки – эфиопов и арабов. Эфиопских евреев и арабских студентов-медиков. И между ними я. Приходилось режиссировать какие-то ситуации, манипулировать, выстраивать сюжеты и мизансцены. Правда, кончилось тем, что со временем меня все равно оттуда выжили. То немногое, что я там имел – я уже даже на это не мог рассчитывать. Настоящие мафиозные группировки, разборки и распределение доходов. Выгодные смены, любимчики начальства, романы, подсиживания, подставы. А в кино…во-первых, я не доучился на курсе Сергея Соловьева. И, с учетом того, что я был у него, наверное, любимым учеником, планка достаточно высока. Снимают с начала 90-х любые осветители и гримеры, а еще сегодня продюсеры стали все снимать. А то не дай Бог, деньги мимо пролетят. Снимать все подряд тоже не хочется. Как и сниматься. В любом "пиф-паф"-сериале, занять чужую нишу. Сразу проследовать в кассу пока не получается, приходится еще иногда и принимать участие в утомительном процессе съемок. 

Для хорошего кино обязательно должна быть хорошая история. Я хороших историй в нашем современном кино вообще не помню. И не слежу за этим. Хотя фильм "8 1\2 долларов" из того, раннего периода нашего кино, мне как раз очень нравится. И "Даун-хаус" мне нравится.

А сегодня, поскольку историй нет, их приходится писать самим режиссерам. И они так пишут, что не могут этого не делать. Они реально все время живут в своей работе, просыпаются ночью или, как Менделеев со своей таблицей, видят во сне все, что нужно и переносят это на бумагу, а потом на экран. Т.е. эти люди живут своим делом, кино, сценариями, а это не моя история. Я так не могу, это не мое. Сдалось оно мне это кино!

Ю.М.Ш: Ну хорошо, а если предложат какую-то готовую потрясающую историю, некий проект, с командой…

Ф.Д: Я в такие чудеса не верю. В зубных фей и в санта-клаусов только. 

Ю.М.-Ш: А если это будет какой-то совместный проект? С европейскими или какими-то другими странами?

Ф.Д: Вот это уже вероятнее. 

Ю.М.-Ш: В российское кино у вас веры меньше?

Ф.Д: Да мне вообще не очень интересно кино. Я больше музыку люблю. Ну да, что-то я там просмотрел из того, что я считаю, не посмотреть неприлично. Всех этих феллини и бертоллуч я посмотрел, ну да, еще во ВГИКе. За нашим кино не особо слежу. Мне это не так интересно. У меня есть куча друзей в разных странах мира, которые вообще не знают, что я когда-то снимался в кино. 

Ю.М.-Ш: А например, в Италии, были предложения сниматься?

Ф.Д: Я там вообще не позиционировался так, хотя и дружил с Тонино Гуэррой и меня звали сниматься. Но у меня был выгодный бизнес с подчиненными, это довольно серьезное занятие. А с самим кино, особенно в те годы, когда я там постоянно жил, там были еще большие проблемы, чем тут. 

Откуда у людей взялись иллюзии о том, что где-то на земле существует рай, мне непонятно. И мне почему-то все время с этими иллюзиями приходится бороться. Книга - самая удобная форма для описания этого.

Про книгу:

Ю.М.-Ш: Вы пишете книгу? 

Ф.Д: Да. Я наговорил с редактором, своей визави, на диктофон свои истории, дальше это надо все нанизать на какой-то стержень, перенося на бумажку. Все это было наговорено в форме интервью – мне понятной и привычной. Просто в книгу вошло то, что обычно меня не спрашивают, те вещи, которые мне самому хотелось рассказать. Мы все это записали, но пока это еще не оформлено ни у нее, ни у меня.

Это такие размышления, рассказы. Пока мы не понимаем, какая там должна быть структура, но материал уже есть. Потом, когда это все соберется в готовую книгу, я ее выложу в открытый доступ или что-то вроде… Заработать на первой книге все равно не получится. Когда она будет готова, я ее сам тут же переведу на итальянский и издам в Италии. Потому что там есть много такого, что может быть интересно и тамошнему читателю. 

Потому что я там много рассказываю про свою итальянскую жизнь, про свою жизнь в Израиле, это не совсем книга воспоминаний маршала Тухачевского о победах гражданских. Там не столько про себя, сколько про то, в какие ситуации в жизни мне приходилось попадать. Которые в обычном интервью не расскажешь — просто потому что это слишком объемный формат. 

А книга – это формат, когда люди уже изначально из-за тебя купили эту книжку и уже готовы к тому, что ты будешь описывать какие-то вещи более развернуто. Много букв, в общем. В Фейсбуке много букв не напишешь, в интервью не расскажешь, а в книге – без всякой цензуры, в том числе, самоцензуры – любые истории. Некоторые из историй завиральные, некоторые – нет. 

Как это выглядит? Например, когда люди сидят на терраске на даче, никуда не торопятся, они свою программу выполнили, и вот - кто-то в карты играет, кто-то за грибами пошел. И в таком формате человек рассказывает историю: "А вот помнишь, я тогда-то переоделся в форму солдата ООН и пошел в Иорданию за сигаретами через границу?". Тебе говорят: "Да не может быть!". Но был такой случай действительно! Я служил на границе с Иорданией в городе Иерихон. Мы с солдатом, будучи одного размера, поменялись формами и я пошел в деревню за сигаретами, блок которых стоит 10 долларов. Пачка – доллар. На спор, конечно! Ну, и всякие такие истории в книге…Иные, повторюсь, реальные, а некоторые – завиральные. Эта – реальная.

Ю.М.-Ш: А как проверить, что она – не завиральная?

Ф.Д: А никак!

Ю.М.-Ш: А что за "Лига лузеров"? 

Ф.Д: Это мы с Денисом Билуновым давно организовали такую историю…Мы тогда были с ним музыкальными продюсерами. 


В Чехии была такая партия, которая называлась "Вечная оппозиция" - вот у нас был аналог ее – когда люди сидят в трениках перед телевизором и ругают всё и вся, и у них для этого всегда есть куча аргументов, все очень доказательно. Всегда могут объяснить свою гражданскую позицию: почему это так плохо и почему, например, хуже, чем то, что было. Это была единственная партия, в которую я вступил в своей жизни. Вступительный взнос был 10 л пива – пиво стоило 1 марку, а я заплатил 10, проставился, и мне выдали членский билет с фотографией. Это было в каком-то 89-м, что ли, году.
Ну, а в России такой партии не было, так что я придумал, по сути, аналог, да и у нас это было связано с музыкой – потому что мы тогда продюсировали несколько музыкальных коллективов и проект видео-арта в культурном центре "Калитка". 

Несколько месяцев мы просуществовали, как все подобные начинания. Провели фестиваль, а потом все это развалилось благополучно и все об этом забыли. Потом были какие-то другие проекты. Так что "Лига лузеров" - это такое состояние души, юморное и независимое.

Про музыку:

Ю.М.-Ш: А что за песни на итальянском языке?

Ф.Д: А это вот происходит как раз сейчас – буквально вчера была репетиция. Две песни на неаполитанском диалекте, это отвратительно! Мерзость. Диалект этот просто ужасен. Это искореженный испорченный итальянский. Я не понимаю в нем ничего, приходилось находить перевод на итальянский, чтобы что-то понять и спеть. 

Одна песня – Blue Canary, которая была написана сицилианцами в Америке на английском языке в 30-х гг., а потом уже переведена на итальянский, а с него обратно на сицилийский. Вторая – Tu vuo fa l`americano – ну, тут понятно, что это смесь наполитано с английским. Ну так, весело получается! 


Мы называемся Banda Dunaevsky. И на иврите, кстати, я тоже пою несколько песен. А еще я шаманю, камлаю, танцую, играю на трубе, бубне, дарбуке, варгане и гитаре. 

Музыканты профессиональные, и я пою – смысл, надо сказать, не в том, чтоб мне поразить всех голосом Робертино Лоретти, которого у меня, кстати, нет, а в том, что мне это нравится. Я люблю итальянскую эстраду 50-х годов, и оказалось, что в Москве есть еще какое-то количество людей, которые тоже ее любят. А ее здесь нет. 

…Я хочу всячески удалиться от своего светлого кинематографического образа. Все, что я делаю сегодня, по сути, не имеет отношения к кино. И мне нравится музыка! А в концертах хочется еще делать такую программу: когда поэт Саша Аронов читает свои стихи, а мы поем адаптированные (типа три куплета на итальянском и один на русском) песни. 

Ю.М.-Ш: Мне очень понравилось по атмосфере и настроению то, что есть в Сети. Будет диск?

Ф.Д: Наш продюсер - он же администратор, и он же клавишник (оказалось, что он еще и гениальный пианист) – Алексей Привалов, директор группы СерьГа, с Сергеем Галаниным мы тоже дружим). 

Будет диск. Будем выступать в клубах. В таком формате мы хотим какое-то время погастролировать, не очень сильно отъезжая от Москвы. Это хобби. Мне петь нравится, я всегда это любил. Учился в музыкальной школе, играл на разных инструментах, пел в хоре. Петь умею, мне просто доставляет удовольствие выступать таким образом перед публикой. Если бы я пел, зажав себе нос, "Земля в иллюминаторе" на встрече с публикой, мне это было бы отвратительно. А так как я пою приятные мне итальянские песни, еще и с совершенно классными музыкантами…они так зажигают! 

В прошлом году у меня был концерт в рюмочной в Зюзине – так там даже тайные антисемиты позалезали на столы и пели хором "Хаву Нагилу", рубашки разрывая в клочья. Адреналин, кайф, энергия. Это кажется, что люди приходят пожрать энергию артиста, а на самом-то деле ровно наоборот!

Ю.М.-Ш: Кроме Алексея Привалова кто еще играет в Banda Dunaevsky?

Ф.Д: Алексей только недавно влился. Остальные – Миша Алексеев, звукорежиссер из «Несчастного случая», и Петр Миков (худрук, гитара, ритм, соло), Алексей Денисов (барабаны), Алексей Маляров (бас-гитара) из кавер-группы "Шёлк" и группы "Конец фильма".

Ю.М.-Ш: Это что-то новое?..

Ф.Д: Нет, это не новое. Очень хорошо забытое и очень старое. А еще поэт Александр Аронов написал для нас несколько текстов песен – часть из них это перевод старых итальянских песен, а часть – отдельные самостоятельные произведения. Вообще, настоящие серьезные музыканты оказались в Москве и со мной рядом. Где-то заграницей я об этом и мечтать не мог.

Ю.М.-Ш: Тот самый культурный пласт, по которому тоскуешь и из-за которого возвращаешься.

Ф.Д: Да! И эта возможность обмениваться и делиться.

Все-таки про кино:

Когда меня приглашают вести творческие вечера, я еще читаю, например, стихи Саши Гутина. Одно дело, когда люди пришли ко мне, как к артисту – это одно дело. Мне это, честно говоря, не очень интересно – это все давно себя изжило. У меня нет свежих фильмов, не брать же в расчет свои кусочки из сериалов. Хотя в сериале, который только что вышел – "Морозовы" – у меня очень хорошая роль! Я там играю пластического хирурга - гнусного мерзавца, Сергея Марковича.

Все мои сериальные роли – мне за них не стыдно, в совсем "пиф-паф" я не снимаюсь. До "Морозовых" был еще сериал "Казаки", где я играю перебежчика "Володю Шарапова", такого, который "и нашим и вашим", засланный казачок. Сериал вообще мне нравится, он шикарно снят режиссером Станиславом Мареевым. В таком сниматься вполне не стыдно. 

И у меня фильмов все-таки становится больше. В прошлом году их было два, в этом четыре. В следующем – наверное, восемь, потом шестнадцать? Посмотрим.
Артисту-то надо сниматься время от времени. Держать оружие в масле. Конечно, хорошо бы в театре еще играть.

Ну, вот снимаюсь я в сериалах – так я из-за денег снимаюсь. Потому что мне нужно кормить огромное количество детей и где-то надо на это деньги брать. Я не снимаюсь в главных ролях, я не хочу сниматься везде и всегда. Меня устраивают маленькие роли, эпизоды за много денег. Чтобы один раз сняться дня за три и все, а потом сиди дома и вари борщ или фобо. 

Ю.М.-Ш: А что, кстати, с театром?

Ф.Д: Нет, в театр российский я тоже не вписываюсь. Во все эти схемы кириллов серебренников я вообще не попадаю. Мимо пролетел. 

Ю.М.-Ш: А антреприза?

Ф.Д: Антреприза – когда на баблос и на кассу только работают, там вообще такое качество…И потом, я не медийный персонаж, я же не в "Камеди Клаб" шутки юмора шучу. Если бы я был легко узнаваем, меня бы приглашали в антрепризу, где играют три-четыре артиста, и реквизит со всеми костюмами в два чемодана вмещается вместе с ними же. И поехали! В Анапу, Новороссийск, Надым, Кагалым, кассу сняли и улетели. Гастрольная жизнь…а у меня дети. Да меня и не зовут. Я не такой узнаваемый. К Малахову хожу в последнее время раз в год…

Есть приличная антреприза – но это из ста – две-три. Не назову имен, но вот есть такие муж с женой, они почему-то назло всем делают хорошо. Но они меня не зовут. Но ничего страшного. В любом случае, это все для денег, ни о каком искусстве речь не идет и для меня здесь просто есть более или менее стыдные вещи.

Ю.М.-Ш: Может, пора преподавать?

Ф.Д: Да я бы с удовольствием преподавал итальянский, но мне нужен большой масштаб. Преподавать на курсах крашеным наташкам, которые спешат улететь к своим винченцам…Я говорю значительно лучше даже продвинутых и считающихся очень культурными по местным меркам итальянцев. Но у меня вообще нет никаких дипломов и документов…кроме водительского удостоверения. Я даже аттестат свой не могу восстановить – той школы, которую я закончил, уже нет (я в вечерней школе доучивался).

А лекции, преподавание…Ну если только шаманить.

Ю.М.-Ш: Понятно. Вам паству подавай.

Ф.Д: Да нет, просто это в целом, конечно, малоперспективно – преподавать итальянский в России. А что еще? Актерское мастерство, что ли?

Я просто всю свою жизнь делаю только то, что хочу. И я дальше актером не захотел становиться, не потому, что у меня не получилось, а потому что я не хочу. Да, я насобирал какую-то информацию, которую хочу и готов транслировать. Но мне не хочется подстраиваться под стереотипы или ломать их. Мне трудно в навязанной системе. Постоянно противостоять сложившимся стереотипам. Вот раз ты снялся в кино, ты должен хотеть сниматься в кино! 

Я изначально не чувствовал себя своим ни в сфере кино, ни в перестроечный период в нашей стране. Это мое качество меня и вытолкнуло отсюда, и не давало чувствовать себя в комфортно в нашем кинематографе. Или где-то еще. 

…Он рассказывает о той самой методике изучения языка – когда нужно впасть в детство. "Как ребенок учится говорить – так и самому в иностранном языке начать с этого. Простые короткие фразы, мультики, букварь. Учим пословицы и поговорки, потом глянец для девочек 12 лет – фразы короткие и тупые, вокабуляр из 50 слов – ведь столько же их примерно у девочки? Много картинок, Джастин Бибер – придется, конечно, через себя в чем-то переступить, но потом постепенно можно дойти до журналов про рок-музыку. "Плейбой" тоже очень литературный журнал, очень правильный. 

И вот мы уже доходим до понимания газеты. Плюс аудио-визуальные ряды – боевики, пиф-паф, можно дозреть до любовных сериалов, где лексика уже из 150 слов (корней хотя б) уже можно поддерживать разговор. Через месяц-полтора ты уже с крестьянами можешь выменивать на стеклянные бусы продукты питания и сойдешь за своего вполне". 

Вот в этом весь Федор Дунаевский. В легкости позволять себе впасть, когда надо, в детство, потом из него выпрыгнуть и отправиться дальше, в другое душевное состояние, настроение и атмосферу. Потому он и впитывает все, как губка, и есть чем поделиться, и притом – с легкостью, юмором, щедрым багажом лексическим и жизненным. Играючи! Потому и "сдалось мне это кино!». В этом потрясающая его независимость – от навязанных стереотипов и заданных кем-то другим правил. У него они свои. Или, может, его главное правило – отсутствие всяких правил?

Вот за эту методику жить – то по-детски, то всерьез, по-своему, с добротой и самоиронией – мне и хочется прочитать его книгу, которая выйдет. Сходить на концерт и дождаться еще какого-нибудь его проявления. Потому что Федор Дунаевский – интересный автор и клевый музыкант. А вовсе не потому что он – "Курьер". Или хотя бы не только поэтому.

Юлия Милович-Шералиева

Источник: SuperСтиль

Похожие статьи