Человек обыкновенно склонен мыслить в черно-белых категориях: «хорошо — плохо», «прав — неправ». И эта склонность переносится на исторические события.
В последние годы снова стали предметом общественной дискуссии болевые вопросы Второй мировой войны, после появления книги Руты Ванагайте, принятия Польшей известного закона, героизации в Украине ОУН-УПА. Вопросы болевые, потому что в фундаменте дискуссии — кровь миллионов еврейских жертв, и каждый участник дискуссии пытается ответить на вопрос: «кто виноват?». И ответы даются чаще всего обобщенные, в зависимости от текущей национальной идеологии, государственной целесообразности и травматизированной памяти: «они все убийцы», «они все антисемиты» — или «евреи-чекисты сами виноваты», «убивали немцы, а не мы» и т.д. Найти в себе волю, силу и разум быть честным и понимать, что жизнь и история вовсе не черно-белая, а многоцветная, принять историческую правду во всей ее сложности и противоречивости, не преуменьшая, не преувеличивая, не скрывая и не выпячивая — очень не просто, как не просто быть по-настоящему объективным историком. Но стремиться к этому, думается, человеку мыслящему стоит.
Когда про поляков говорят, что довоенный уровень антисемитизма в стране был очень высок, когда мы читаем многочисленные воспоминания о зверствах соседей-поляков по отношению к евреям, о погромах и грабежах во время и уже после войны — все это правда, и не нужно этого скрывать. Но когда говорят, что именно среди поляков наибольшее число Праведников народов мира — около 7 тыс. человек — это тоже правда. А ведь именно в Восточной Европе за укрывательство еврея могли немедленно расстрелять всю твою семью, а то и сжечь всю деревню. И по некоторым оценкам, 50 тыс. поляков были убиты за помощь евреям. И что в единственной европейской стране — повторю, в единственной — была создана специальная мощная подпольная организация «Жегота», которая не просто занималась организованной помощью евреям и их спасением в рамках общего сопротивления нацистам, а была создана именно и исключительно с этой целью — это тоже правда. И считается, что половина выживших в Польше евреев (их число разнится в оценках, но речь идет о тысячах, а то и о десятках тысяч человек) обязаны жизнью «Жеготе».
Все это трудная правда, но это правда жизни. И может быть, ярче всего она отразилась в жизни и судьбе организатора и лидера «Жеготы» — Зофьи Коссак-Щуцкой.
Зофья Коссак-Щуцкая родилась в литературно-художественной семье Коссаков, оставившей немало ярких следов в польской культуре. Семья была состоятельной, традиционно-католической. Отец Зофьи был офицером, боролся за независимость, ненавидел большевиков, которых, несомненно, в немалой степени отождествлял с евреями. Зофья продолжила семейные традиции, уже в начале 20-х гг. став известной писательницей после издания мемуаров об Октябрьской революции. Все это создало основательный фундамент для антисемитского оттенка в творчестве «католического писателя», как Зофья гордо называла себя. Она писала публицистические работы для правой католической прессы и как многие поляки считала евреев врагами Польши в духе давнишней польско-еврейской вражды. Отражалось это и в характерах ее литературных персонажей.
После начала Второй мировой войны и оккупации Польши Зофья, преуспевающий писатель и лауреат крупнейших литературных премий, не перестала следовать семейной традиции национальной гордости и борьбы за свободу, став во главе антифашистской подпольной католической организации «Фронт возрождения Польши», издавая подпольные газеты и журналы. Это неудивительно. Удивительнее другое. Когда в начале 1942 года были утверждены акции по массовому уничтожению евреев Польши, созданы лагеря смерти, а в июле началось уничтожение евреев Варшавы, тогда именно антисемитски настроенная и пользующаяся широчайшей известностью писательница Зофья Коссак-Щуцкая написала «Протест» — этот беспримерный в истории манифест, говорящий сам за себя. Пять тысяч его копий были разосланы во все концы страны:
«В варшавском гетто, за стеной, отрезавшей его от мира, несколько сотен тысяч обречённых ожидают своей смерти. Для них нет надежды на спасение, нет помощи ниоткуда. Улицы патрулируют каратели, стреляющие в каждого, кто осмеливается выйти из дома. Стреляют и по тем, кто показывается в окнах. На мостовых гниют человеческие трупы.
Дневная норма жертв определена властями в 8-10 тыс. человек. Еврейские полицейские должны передать их в руки немецкого командования, в противном случае их самих ждет расстрел. Неспособных ходить детей забрасывают на телеги. Погрузка столь ужасна, что лишь малое число их доезжает до вокзала живыми. Матери, глядя на это, сходят с ума. Число сошедших с ума от отчаяния и ужаса сравнимо с числом застреленных...
Столкнувшись с подобными страданиями, люди предпочли бы быструю смерть. Каратели, предвидя это, закрыли все аптеки в гетто, чтобы лишить людей возможности отравиться. Оружия нет. Единственный выход — выброситься из окна. Многие жертвы и предпочли таким образом «скрыться» от карателей.
Все, что творится в Варшавском гетто, уже происходило в сотнях польских городов и местечек. Число убитых евреев перевалило за миллион, и эта цифра увеличивается с каждым днём. Погибают все. Богачи и бедняки, старики и женщины, мужчины и молодёжь, грудные дети. Католики умирают с именем Иисуса и Марии на устах вместе с евреями. Вся их вина состоит в том, что они родились евреями, приговорёнными Гитлером к уничтожению.
Мир взирает на эти злодеяния, самые страшные в истории человечества, и молчит. Резня миллионов беззащитных людей совершается посреди зловещего молчания. Молчат палачи, не похваляясь тем, что делают. Молчат Англия и Америка, молчит даже международное еврейство, ранее столь чувствительное к любому притеснению своего народа. Молчат поляки. Политически дружественные евреям поляки ограничиваются журналистскими заметками, польские противники евреев не выказывают интереса к чужому для них делу. Погибающие евреи окружены одними Пилатами, умывающими руки. Нельзя долее терпеть это молчание. Нельзя молчать перед лицом преступления. Какими бы ни были причины молчания — оно есть зло. Тот, кто молчит перед лицом убийства, — становится пособником убийцы. Кто не осуждает — тот одобряет.
Мы, католики-поляки, возвышаем свой голос. Наши чувства в отношении евреев не претерпели изменений. Мы не перестаём считать их политическими, экономическими и идейными врагами Польши. Более того, мы отдаём себе отчёт в том, что они ненавидят нас больше, чем немцев, что они делают нас соучастниками своих несчастий. Почему, на каком основании — это остаётся тайной еврейской души. И все же это неизменно подтверждающийся факт. Но осознание этих чувств не освобождает нас от обязанности осудить преступление.
Мы не хотим быть Пилатами. Мы не во власти активно противостоять немецким убийствам, мы не можем никого спасти – однако мы протестуем из глубины наших сердец, охваченных состраданием, негодованием и ужасом. Этого протеста от нас требует Бог, Бог, который не дозволил убивать. Этого от нас требует христианская совесть. Каждое существо, именуемое человеком, имеет право на любовь ближнего. Кровь беззащитных взывает к Небу о мести. Кто вместе с нами не поддержит этот протест – тот не католик.
Мы протестуем и как поляки. Мы не верим в то, что Польша могла бы выиграть от немецких зверств. Напротив. В упорном молчании международного еврейства, в усилиях немецкой пропаганды, уже сейчас старающейся переложить вину за резню евреев на литовцев и… поляков, мы ощущаем вражеский заговор. И мы знаем, сколь ядовит плод преступления. Навязанная роль наблюдателя кровавого зрелища, разыгрывающегося на польской земле, может взрастить безразличие к чужой боли и страданиям и, что еще более важно, убедить в том, что можно безнаказанно убивать ближнего своего. Кто не понимает этого и связывает гордое и свободное будущее Польши с радостью от несчастий своего ближнего – тот не католик и не поляк!».
Зофья Коссак-Щуцкая требовала помощи для евреев, исходя из страстной веры в Бога — веры консервативной польской католички-антисемитки, которой Христос велел спасать даже врагов — и из польского патриотизма.
Она не ограничилась написанием «Протеста» и основала подпольную «Жеготу» (Временный комитет помощи евреям), став его руководителем. Члены организации с риском для жизни прятали евреев, снабжали продуктами, доставали фальшивые документы, выносили детей из гетто.
27 сентября 1943 года Зофья Коссак-Щуцкая по доносу была арестована гестапо и отправлена в Освенцим. Спустя несколько месяцев ее перевели в варшавскую тюрьму «Павяк», где должен был состояться суд. В начале 1944 года суд приговорил Зофью Коссак-Щуцкую к смертной казни за «особо тяжкие преступления». Но благодаря польским подпольщикам ей удалось вырваться из застенков. В августе1944-го она приняла участие в Варшавском восстании.
После войны, в 1945 году, ее вызвал министр внутренних дел нового коммунистического правительства Польши, вернувшийся из СССР еврей Якуб Берман, под чьим руководством в Польше после войны были проведены суды и расстрелы сотен, а то и тысяч человек — преимущественно офицеров и священнослужителей. Зная о работе Коссак-Щуцкой во время нацистской оккупации от своего брата, активиста «Жеготы», Берман настойчиво посоветовал ей уехать на Запад. В Польшу она вернулась в 1956 году, в период десталинизации. Продолжала писать, хотя неблагонадежную писательницу почти не печатали. В 1964 году она подписала открытое письмо 34-х польских интеллектуалов, направленное против коммунистической цензуры. Некоторые из «подписантов» были арестованы, но пожилую писательницу не тронули. Она скончалась в 1968 году.
13 сентября 1982 года идейной антисемитке Зофье Коссак-Щуцкой было присвоено звание Праведника народов мира.
Жизнь нелинейна.
