Композитор, мэтр отечественного кинематографа, принял нас дома, где царила необыкновенная атмосфера пересечения времен отца и сына.

– Максим Исаакович, каким в вашей памяти остался отец? Его фразы, эпизоды?

– Вообще-то, у  евреев принято, чтобы маленький мальчик учился играть на скрипке, но на этом инструменте я не занимался. Учился игре на фортепиано, из-под палки. Папа не стал давить, решил, что не будет меня мучить, и я продолжал бегать во дворе с ребятами, гонял в футбол. Отец никогда не был ментором, я рос очень свободно. Помню, дома звучала самая разнообразная музыка  – классическая, легкая, джазовая. Папа впервые принес пластинку с  оперой «Порги и  Бесс», и  я послушал ее, запомнив это на всю жизнь. Исаак Дунаевский не бравировал своей профессией, да и глубоких отцовских фраз, которые тот любил бы произносить, как часто бывает у великих, почти не помню. Впрочем, нет, одна сейчас пришла на ум: «Легкая музыка – это серьезно!»

– Скажите, целеустремленность и  постоянный труд  – подспорье таланту музыканта?

– Нет, талант не зависит ни от чего, но ему надо как-то проявиться. Он есть или его нет, но важно, чтобы окружающие о нем узнали. Труд тут ни при чем – когда у  меня не получается соединить звуки, я просто бросаю это занятие, не мучаю себя. Это не тот труд, который всё перетрет. А  вот обыкновенная работа над собой, всестороннее развитие, усвоение мировой культуры, музыки, плодотворное общение с  большими музыкантами, с  людьми, которые стали знаковыми фигурами в  культуре, литературе, поэзии, – вот что самое важное. Это надо впитывать, как губка, все эти факторы способствуют развитию и становлению личности.

– Мы знакомы с  жизнью и  творчеством многих композиторов. Одни пропадают на десятилетия и  ничего интересного не выдают, другие навечно остаются в  мировой истории благодаря своим бесподобным произведениям. Как-то объясните это?

– Все подобные теории объяснил мой друг композитор Эдуард Ханок, написавший об этом очень интересную книгу «Теория волны», советую всем ее прочесть. Волна успеха, конечно же, совпадает с творчеством. Ханок считает, что у каждого человека, погруженного в искусство, популярность нарастает по восходящей, достигает пика волны и неуклонно уходит. У  кого-то медленно и  незаметно, у  кого-то фактически обрывается. Двух волн, по его версии, не бывает – или это случается крайне редко.

– В чем сложность работы композитора в кино?

– Серьезная работа, трудоемкая, глобальная, когда ты в  беспрерывной жесткой смычке с  кино… Это если о  сегодняшнем времени. Лет 30–40 назад еще можно было просто сочинить нечто красивое, соответствующее духу картины и  настроению режиссера,  – и  тот каким-то образом помещал это в фильм. Увы, сейчас технологическая работа в  кинопроизводстве совершенно затмила творческую. Мы находимся в  веке технологического познания, а  само кино переживает большой кризис, и эта печальная тенденция  – общемировая. Искусство превратилось в  шоу, в  анимационные и  компьютерные достижения – уйдя от глубин реализма, драматизма, когда ты погружался в судьбу других людей, сопереживал им. Когда-то кино было индивидуальным, субъективным и  авторским, но при этом массовым, а сложные, но такие теплые, сердечные киноленты прошлого – стреляли в  самое сердце! Такие вещи, например, снимал Тарковский. 

Нынешний продукт таков, что, когда человек выходит из кинотеатра, его душа и сердце часто остаются холодными. Но я искренне считаю, что главная ценность кино именно в  человеческих возможностях! Надеюсь, когда-то всё вернется к  прежнему качеству, войдет в  интеллигентное русло – и  вместе с фильмами зритель услышит великую, гениальную музыку, к которой слово «саундтрек» неприменимо.

– Как вы стали художественным руководителем Московской областной филармонии?

– На это служение музыке отправился вполне сознательно! Посмотрите, что происходит… Народ почти перестал слушать классику! В нас любовь к  этому музыкальному искусству бережно формировал Советский Союз, но 1990-е в  ходе своеобразной войны грубо разрушили всю эту удивительную ауру классики и культуры в целом. Когда-то из наших радиоприемников и телевизоров звучала серьезная музыка, народ получал удовольствие от опер, школьников водили в театры, на концерты. 

После экономического и  культурного кризиса лихих 90-х многие наши композиторы уехали из страны: я отправился в США, как и Александр Журбин, Давид Тухманов уехал в Германию, а потом в Израиль. Некоторые коллеги, как и я, вернули свою востребованность в России, но удалось это далеко не всем.

– Присутствовала ли в вашем творчестве еврейская тема?

– Отдельно никакую тематику не разрабатывал. Недавно закончил работу над мюзиклом «Капитанская дочка», это просто замечательная повесть Пушкина, великолепно изложенная история и, как понимаете, абсолютно русское произведение. Но в моей творческой биографии был 12-серийный фильм «Утёсов. Песня длиною в жизнь», к которому писал музыку. И  всё детство главного героя ленты прошло в Одессе, в еврейской семье, так что в кино присутствует много национальной тематики – и  еврейских интонаций, соответствующих духу того места и времени.

Справка