Спустя примерно три десятилетия после волны иммиграции из бывшего Советского Союза многим молодым людям все еще не удается интегрироваться в израильское общество: они говорят о дискриминации, подозрениях в отношении их еврейства, отсутствии сетей поддержки и стоимости жизни. Все это толкает их назад к корням в поисках возможностей в Москве.
В холодной Москве Анисим Брауде потирает руки, пытаясь закурить. Минус 3. Такая температура не должна быть ему чужда, но он говорит, что 11 лет пребывания в Израиле что-то изменили. «Когда я был в Израиле, то сильно страдал от жары, поэтому решил жить в Иерусалиме, где вечером даже после жаркого дня наступает облегчение. В мой последний год в Израиле я внезапно начал к этому привыкать, и жара стала для меня чем-то нормальным, и теперь, когда я вернулся сюда, у меня нет шансов привыкнуть к холоду. В Израиле я страдал от жары, в Москве сейчас страдаю от холода», — говорит он.
Я встречаю 34-летнего Брауде в здании в центре Москвы, где в коммунистическую эпоху располагался обычный продовольственный рынок. Сейчас это место превратилось в модную площадку, похожую на рынок Шарона в Тель-Авиве и другие рынки в крупных городах мира. Вы можете найти здесь все в потрясающем изобилии. На одном прилавке разложены кусочки мяса всех видов, на другом — свежий хлеб и пирожные, а недалеко от него — большая очередь за сытным венским супом со всякой всячиной. Рядом стойка с морепродуктами и рыбой. Там можно увидеть аквариум с живыми раками. Во всем этом изобилии у Баруде есть киоск с едой из Израиля: популярное блюдо, которое подают в баре — конечно, хумус, но помимо этого вы можете найти сабих, кебаб, курицу, шакшуку и фалафель. Если просят, есть также черный кофе. Это четвертое место Брауде в Москве. Он открыл его два года назад, когда заработал продовольственный рынок. Над барной стойкой висит зеленая неоновая вывеска с названием места: «Хумус Москва-Иерусалим».
Брауде иммигрировал в Израиль в 2001 году в 17 лет без родителей. Служил, демобилизовался и изучал ислам и Ближний Восток в университете. В то же время он работал охранником в Старом городе Иерусалима возле учреждений Ateret Cohanim (йешива в Иерусалиме — прим. пер.). Однажды он поехал со своей девушкой, а теперь женой, обратно в Россию, и последние шесть лет провел здесь. Этот шаг не был точно спланирован. «Когда я жил в Иерусалиме, мой друг из Москвы приехал в Израиль. Я сделал ему домашний хумус, и он спросил, полушутя, почему бы мне не приехать делать хумус в Москве, а потом все стало серьезно», — поясняет он.
«Я приехал на организованное им мероприятие в Москву — небольшой музыкальный фестиваль, где были и прилавки с едой. Моя точка была довольно успешной, и люди заинтересовались. Когда я вернулся в Израиль, то как раз закончил учебу и не особенно знал, что делать дальше. Я думал поехать в Берлин или Австралию, но не срослось. И я решил, что поеду в Москву. Я из Москвы, моя жена тоже. Это наш город. Я приехал с 600 долларами, которые мог вложить и не остаться голодным. Началось с романтики, а закончилось бизнесом. Я не планировал, что стану бизнесменом, который работает с цифрами и стратегическими планами. Я просто встал и начал что-то делать. Сегодня на меня работает 30 человек».
Новая страна возможностей
В отличие от большой волны репатриации 1990-х годов, когда сотни тысяч иммигрантов приехали в Израиль прямо из коммунистической страны, Брауде приехал в Израиль из России, которая начала открываться Западу и встала на путь капитализма. По его словам, он познакомился с сионизмом в молодежном клубе Сохнута. «У нас была компания из нескольких десятков молодых евреев в Москве, и в течение нескольких лет, между 2000 и 2004 годами, 80% иммигрировали в Израиль. Большинство из них вернулись в Россию через год, два или три».
— Почему?
— Сейчас Москва похожа на Соединенные Штаты. Это место, где у вас есть много вариантов для самореализации. Можно зарабатывать, развиваться и учиться. При всей моей любви к Израилю, в Москве все складывается более комфортно. Если вы не родились в Израиле, у вас нет друзей детства, и вы хотите вписаться, то возникает ощущение, что трудно подняться по социальной лестнице, встроиться в систему. В Москве я знаю всех, у меня есть поддержка во всех областях. Не стоит забывать также, что примерно пять лет назад российская экономика процветала, здесь были возможности. И поэтому некоторые люди предпочли вернуться.
По словам Брауде, в Израиле можно добиться успеха в основном только в одной области. «Если бы я был программистом, я бы остался в Израиле и нашёл бы себя, — говорит он, — но когда ты гуманитарий, это труднее, по крайней мере, в молодом возрасте. С моим образованием я бы мог, наверное, пойти в сферу безопасности, но мне это не подходило, поэтому я окончательно решил, что буду эмигрировать из Израиля и попробую себя в другом месте. Я не ошибся и ни о чем не жалею».
— Вы пытались открыть хумусную в Израиле?
— В России есть город Тула, там производят самовары. И в русском языке есть поговорка: в Тулу со своим самоваром не ездят. Там такое едва ли было возможно. То, что в Израиле было средненьким хумусом, здесь считают классным. Понятно, что у меня было относительное преимущество.
— Как справляются коренные израильтяне?
— Они не могут вернуться в Москву, но у них есть семьи и друзья. Друг, который работает в банке, друг, который работает в другом месте, у них сильнее поддержка, которой можно воспользоваться в разных местах: вы знаете кого-то здесь, кто-то там. Это так работает. У меня не получилось обзавестись такой поддержкой.
По словам Брауде, решению остаться в Москве поспособствовало то, что они воспитывают пятилетнего сына, и у семьи будет собственная квартира в городе. «С квартирой вы выходите из этого замкнутого круга, когда первого числа каждого месяца получаете чек за аренду, — говорит он, — «Добавьте к этому то, что сегодня Москва очень сильно развилась. Это западный город с западноевропейским стилем жизни. Внезапно перед тобой появляются новые ниши, возможности, рынки. Я нашел свою маленькую нишу — еду».
Между KFC и Мавзолеем Ленина
Брауде — один из 100 тысяч иммигрантов из бывшего Советского Союза, которые приехали в Израиль с начала 1990-х годов и вернулись. Около 40-45 тысяч человек вернулись в страны СНГ, а другие иммигрировали в США, Канаду, Германию и другие государства. Такие данные приводит старший научный сотрудник Министерства принятия иммигрантов профессор Зеэв Ханин. По другим оценкам, около 80 тысяч человек вернулись в СНГ и всего 150 — 200 тысяч иммигрантов из бывшего Советского Союза покинули Израиль. Трудности с оценкой связаны с тем, что довольно много людей значатся как бизнесмены или часто посещают Израиль, даже после возвращения в Россию или куда-то ещё.
В 2008 году отменили визу для въезда в Россию, что значительно увеличило поток рейсов и визитов между Израилем и Россией, а также деловую активность между двумя странами. Между 2004 и 2014 годами, до введения международных санкций против России в результате вторжения в Крым, страна переживала экономический бум. Несмотря на рецессию последних четырех лет, город не может не впечатлить заграничного посетителя, выросшего в Москве, которая была столицей железного занавеса и угнетения, а с другой стороны, единственным местом, где действительно пытались добиться равенства между людьми. На расстоянии нескольких десятков метров от мумифицированного тела Владимира Ленина — вождя коммунистической революции находятся не только McDonald's и KFC, но и гигантские магазины, похожие на крупные торговые центры Нью-Йорка, Парижа и Лондона, где вы можете найти лучшие западные бренды. Елки вместе с обычным солдатским караулом в память о Неизвестном солдате на Красной площади выражают нечто подлинное русское, но и в Москве атмосфера праздника используется для продвижения покупательской и потребительской культуры. Эту культуру можно найти не только в центре города, но и в более отдаленных районах, где разбросаны торговые центры, построенные в соответствии с проектом, изобретенным на западе.
Москва спустя одно поколение после распада Советского Союза — во всех отношениях мировой город, который, безусловно, был бы гораздо привлекательнее не при путинском режиме. Она предлагает возможности не только для гигантских корпораций или успешных стартапов, таких как израильская служба такси Get, которая есть в каждом уголке города (некоторые его основатели — русские израильтяне), но и для людей, которые выросли в русской цивилизации и надеются осуществить свою маленькую мечту в этом огромном городе.
«Как вы живете с такими ценами в Израиле?»
Наталья Брута, 42 года, владеет магазином свадебных и вечерних платьев в центре Москвы. В Израиле у нее тоже был бизнес, который подразумевал ежедневные контакты с людьми — у них с мужем была кофейня на улице Шенкин в Тель-Авиве. «Я приготовила там борщ, израильтяне были в восторге, — вспоминает она, — Приходил даже Гай Пинес (израильский киноактер — прим. пер.), сказал, что это очень вкусно, и взял рецепт».
Брута иммигрировала в Израиль из Украины в середине 1990-х годов и прожила в Израиле восемь лет. Она была замужем за новым иммигрантом, который приехал в Израиль со своими родителями в начале 1990-х годов. У них родилась дочь, они развелись, а затем она снова вышла замуж и родила сына. В 2003 году она уехала со своим вторым мужем и их ребенком, которому сейчас 14 лет. В основном благодаря младшей дочери, которая сейчас живет в Израиле, Брута приезжает туда один или два раза в год и поддерживает связь с друзьями, которые приезжают в Москву.
Приехав в Израиль, Брута стала студенткой на факультете исследований Восточной Азии и Франции в Тель-Авивском университете и одновременно работала, где придется. Она все еще помнит процесс адаптации. «Язык, конечно, сложный, — говорит она. — Кроме того, я не была еврейкой, поэтому у меня было много бюрократических проблем. Сначала я также страдала от негативного отношения. Год я проработала в магазине H.Stern Jewelries. Нас было восемь израильских женщин, и всем им платили в соответствии с продажами, поэтому была конкуренция, и я была новенькой. Внезапно, в мою первую неделю на работе, одна из продавщиц подошла ко мне и спросила: "Скажи, почему все русские девушки — шлюхи?". Прямо в лицо. Я не знала, что делать. В другой раз я вызвалась помочь однокурснице с японским. Она пришла ко мне в квартиру. Мы начали говорить, и она спросила меня, зажигаю ли я свечи. Я сказала, что нет, так как не еврейка. Она сразу спросила, собираюсь ли я принять иудаизм. Я сказала ей, что не уверена. Тогда она просто встала и ушла».
Остальное было лучше. Она и ее второй муж были довольно известной парой в своих кругах в Тель-Авиве. Ее муж был одним из основателей клуба «Патиш» («Молоток» на иврите — прим. пер.), который был популярен в Тель-Авиве в конце 1990-х и начале 2000-х годов. «Патиш» был отличным клубом, аудитория состояла из израильтян и русских иммигрантов. В течение трех лет я действительно жила среди свободомыслящих израильтян, отличные ребята. Но получив степень бакалавра, я обнаружила, что с гуманитарным образованием особо не разгуляешься. Не хотелось быть продавщицей в магазине, хотелось что-то делать, поэтому мы открыли кафе на Шенкин, которое стало популярным. Но это было время террористических атак, и после атаки на ресторан Seafood Market, в которой погибли три человека, мы решили закрыться«, — говорит она.
В то время в Израиле ощущался кризис, в основном из-за ситуации с безопасностью, а в России как раз был период процветания. «В России в то время люди хорошо зарабатывали, было много возможностей. У нас был друг, который там жил и пообещал помочь с работой или бизнесом, вот мы и поехали. Я начала работать продавцом в магазине одежды, а через несколько лет купила его у владельца».
Большую часть времени она наслаждалась успехом и видом довольных обеспеченных клиенток, но в последние годы почувствовала перемены. «После вторжения на Украину в 2014 году и падения курса рубля в магазине стало гораздо меньше покупателей», — говорит она. По ее словам, они с мужем иногда рассматривают возможность возвращения в Израиль, но когда вдаются в детали, понимают, что будет очень сложно. «Мы спрашиваем себя, где будем жить? Как зарабатывать? Проблема еще в том, что у нас нет ни квартиры, ни возможности ее купить. Цены в Тель-Авиве — месте, где мы любим жить, сумасшедшие. Если захотим вернуться в Израиль, понятно, что нам нужно будет предпринять серьезные действия здесь, в Москве, которые позволят нам заработать деньги для жизни там. <…> Когда мы 15 лет назад жили в Израиле, думали, что жилье дорогое. Но сейчас мы понимаем, что оно очень-очень дорогое. Когда мы приезжаем в Израиль на месяц-полтора и снимаем квартиру всей семьей, то видим, как меняются цены. Не только на жилье, но и на еду, овощи и многое другое. Не знаю, как вы там живете с такими ценами: все очень дорого. Стоимость жизни определенно мешает успеху в Израиле», — говорит она.
Выходец из СССР? Ваше еврейство под вопросом
Репатриация из Советского Союза в начале 90-х считается относительно успешной. Согласно индексу социальной интеграции Академического центра им. Руппина, который отслеживает интеграцию различных групп в израильское общество на основании данных Центрального статистического бюро, показатели уровня жизни и инклюзивности рынка труда для иммигрантов по сравнению с началом репатриации значительно улучшились. Однако, согласно тому же индексу, группа иммигрантов из бывшего СССР выражает самый высокий уровень неудовлетворенности жизнью в Израиле (вместе с арабскими гражданами) по сравнению с другими группами в израильском обществе.
Действительно, исследования, проводившиеся на протяжении многих лет среди иммигрантов из бывшего Советского Союза, особенно среди молодого поколения, показывают смешанные чувства по поводу жизни этих людей в Израиле. Профессор Лариса Ременник из Университета Бар-Илан — один из выдающихся исследователей этого сообщества. Она относится к тем, кто ввел понятие «Поколение 1.5». Это люди, репатриировавшиеся в Израиль в детском или подростковом возрасте в начале 90-х.
Недавно Ременник вместе со своим коллегой доктором Анной Фаришицкой из Колледжа Западной Галилеи опубликовали подробное исследование в журнале Modern Jewish Studies, в котором 650 представителей этого поколения ответили на вопросы об их жизни в Израиле. Интервьюируемые принадлежали к среднему классу, большинство из них работало на фрилансе и имело стабильный доход. Треть владела квартирой, а те, кто жил в съемных квартирах, делали это из-за сложностей с получением права собственности, с которыми сталкиваются представители поколения.
Согласно исследованию, представителей этого поколения, среди прочего, волнует то, что раввинат контролирует их личную жизнь по таким вопросам, как брак и развод, поскольку половина молодых русских имеют смешанное происхождение, а 30% из них не признаются раввинами евреями. Они также обеспокоены отсутствием пенсий у поколения их родителей, которые тяжело работали всю жизнь в СССР и были вынуждены в лучшие годы спуститься по социальной лестнице, в то время как коренные израильтяне в их возрасте могут помогать детям. Согласно исследованию, опрошенных также волнует дискриминация на рынке труда по отношению к русскоговорящему сообществу, что не позволяет пробить определенный карьерный потолок.
54% респондентов описали опыт изоляции и издевательств в школах из-за их русского происхождения, который уменьшился по мере взросления — только 25% респондентов сказали, что чувствовали себя изолированными из-за русского происхождения в армии, университете или на работе. 46% респондентов считают, что их советское происхождение отрицательно сказалось на достижениях и успехе в Израиле, а также на социальной мобильности. 21% не смогли ответить на этот вопрос, а 33% ответили отрицательно. Еще одним выводом в статье стала готовность многих из представителей этого поколения рассмотреть вопрос об иммиграции из Израиля — 50% респондентов заявили, что они готовы подумать об иммиграции в место, в котором их образование и навыки оценят выше. По словам исследователей, этот показатель выше, чем среди детей коренных израильтян, среди которых только 10-15% занимают схожую позицию.
Руководитель программы по миграции и социальной интеграции в Академическом колледже им. Руппина профессор Карин Амит в 2017 году опубликовала исследование, посвященное отношению к отъезду из Израиля (в противовес фактическому отъезду) среди «поколения 1.5». Она обнаружила, что чем сильнее еврейская идентичность, тем меньше склонность к мысли о переезде. В настоящее время она проводит дополнительное исследование, в котором подробно интервьюирует молодежь этого поколения.
«Исследования показывают, что среди русских эмигрантов больше покинувших страну, чем среди коренных израильтян, — говорит Амит, — Как и в случае с коренными израильтянами, для этого сообщества также важен экономический аспект — люди уезжают, чтобы повысить уровень жизни. Но капнув глубже, я почувствовала, что есть что-то еще, что их расстраивает, и это вопрос подозрения в отношении их иудаизма, Если они не столкнулись с этим лично, то расскажут вам, что это случилось с соседом или другом. Я уже не говорю о 300 тысячах человек, которые не признаны евреями. Что касается раввината, то любой выходец из Советского Союза попадает под подозрение. Сейчас они начинают достигать брачного возраста, и это становится для них важным. Жизнь в Израиле очень разочаровывает их в этом отношении. С их точки зрения, всегда есть кто-то, кто напоминает им, что они не до конца израильтяне».
Ханин, который также проводит исследования и читает лекции в Ариэльском университете (ранее в Бар-Илане) представляет другой подход. «Те, кто уезжают, просто хотят повысить уровень жизни. Если вы работаете техником на фабрике в Кирьят-Малахи (при всем уважении к Кирьят-Малахи), и вам предложат работу главного инженера на фабрике в Москве, вы, безусловно, примете это во внимание. Но многие из тех, кто переезжает туда, думают, что возвращаются не навсегда, а только на три-четыре года», — говорит он.
В 2012 году Ханин опубликовал специальное исследование о русских израильтянах, переехавших в СНГ, на основе анкет, разосланных 170 иммигрантам, жившим в Москве и Санкт-Петербурге. В резюме исследования, проведенного в сотрудничестве с Алеком Эпштейном, было написано, что только 12% вернулись в Россию, ощущая, что это их родина. «50% переехали в место, которое показалось им более перспективным с точки зрения возможностей трудоустройства. Бедные надеялись стать средним классом, в то время как преуспевшие в Израиле стремились достичь верхов. Другие покинули Израиль по личным и семейным обстоятельствам», — написали исследователи.
Пожертвования синагоге: Абрамович и Леваев
Вполне вероятно, что Марка Фишкина исследователям было бы трудно классифицировать. Мы встречаем Фишкина в Марьиной Роще — большом центре еврейской общины в Москве, центральном месте встречи для израильской общины в России. Во время железного занавеса рядом была центральная синагога, хранившая еврейский очаг в то время, когда евреи должны были держать свои традиции в секрете. Здесь также находится городской центр Хабада, а на втором этаже, у входа в гигантскую синагогу, стоит табличка с именами благотворителей, связанных с организацией. Среди них встречаются такие знакомые имена, как Роман Абрамович и Лев Леваев. Некоторые посетители приходят на кошерный обед, в то время как другие просто ищут знакомое лицо. Фишкин, кондитер по профессии, знает здесь немало людей, потому что работал в еврейских ресторанах и с людьми из Хабада и в еврейских ультраортодоксальных общинах в Израиле. Он приехал в Израиль с семьей в 16 лет и прожил там 20. Жил в Холоне, служил в зенитной части, расположенной возле кибуца Манара. После этого работал, изучал инженерию, но затем решил изменить направление и пошел постигать кондитерское дело в «Тадмор» (кулинарная школа — прим. пер.). Он разведен, детей нет, и восемь лет назад решил переехать в Москву. Он часто приезжает в Израиль, но говорит, что центр жизни в Москве. «Я люблю большие города. В Израиле душно. Даже весь Гуш-Дан (крупнейшая агломерация в Израиле — прим. пер.) не достигает Москвы по размеру. Здесь больше экшена, больше движения. Вы не сидите на месте. Жизнь здесь куда более динамична. Москва — это город, который говорит со мной. Я попутешествовал по миру. Я работал, среди прочего, в Болгарии, Швейцарии и Лондоне», — говорит он.
По его словам, переезд в Москву был также связан с экономическим успехом. «Я фрилансер. К сожалению, кондитеру трудно преуспеть в Израиле. Эту профессию недостаточно ценят, и она не окупается. Если я соотнесу свой заработок с уровнем жизни, то ясно, что в Москве жить проще и дешевле. Я также поддерживаю связь с друзьями, которые остались в Израиле. Это не только русские, но и коренные жители, и я слышу от них, как там тяжело. Некоторые говорят мне, что Израиль — страна стариков и детей, и я полностью согласен с этим утверждением. Пожилым людям и детям там лучше, для тех, кто посередине — тяжело. Низкий уровень заработной платы и высокие налоги делают все дороже». Но после вышесказанного он подчеркивает: «Я здесь не из-за денег, а из-за атмосферы».
Встреча в Иерусалиме
И все же Елена называет историю своей репатриации «алией лайт». Она медсестра и уже спустя месяц после приезда получила предложения о работе от трех больниц в Иерусалиме — «Бикур Холим», «Шаарей Цедек» и «Хадасса Эйр Карем». Она выбрала последнюю после того, как знакомые сказали ей, что она лучшая. После первоначального ужаса от погоды и языка она и ее первый муж смогли обустроить свою жизнь в центре Иерусалима в богемном обществе журналистов, художников и деятелей искусства. Благодаря переезду одного из них в Европу они смогли купить маленькую квартиру в Рехавии в рассрочку с двумя с половиной комнатами.
Постепенно в основном за счет места ее работы, ей удалось расширить круг знакомств. «Я, конечно, чувствую, что реализовала себя в Израиле и вписалась. Многие люди, приехавшие сюда из Советского Союза, все еще живут среди русских. Пожив в Израиле, я подружилась с коренными израильтянами. Были периоды, когда я совсем не говорила по-русски. Когда мы с первым мужем жили в Рехавии, были русскими евреями. У меня до сих пор два хороших друга-израильтянина», — говорит она.
Большую часть времени, проведенного в Израиле, она работала медсестрой в «Хадассе», и у нее смешанные чувства по поводу этого учреждения. С одной стороны, теплое чувство к месту, в котором она проработала почти 15 лет. С другой стороны, несмотря на ее стаж, курсы и повышение квалификации, она так и не смогла перейти на руководящую должность. «В "Хадассе" ситуация, как во всем Израиле: он знает этого парня, это сестра того. Вот как это происходит, и вот как мы продвигаемся… Я полагаю, что такое есть и в других странах, но в такой маленькой стране, как Израиль это более заметно. В "Хадассе" я столкнулась с культурным барьером. Существовало правило: запрещается давать информацию о пациенте по телефону, даже если он сам звонит, поэтому люди просили результаты биопсии, а я пыталась объяснить, что их нельзя получить по телефону. И на другом конце провода я слышу жалобы на "эту русскую". "Хадасса" была не простой школой, для меня это была школа жизни. После "Хадассы" я почувствовала, что можно иметь дело со всем миром».
Однажды она попыталась сменить направление, переехала в Тель-Авив и решила открыть кафе. «Я действительно люблю готовить, это моя сильная сторона, поэтому я хотел открыть кафе с израильской компанией, но ничего не вышло, было много трудностей с бюрократией и другие проблемы. И вот через год, в течение которого я посещала разные курсы, я решила вернуться в Иерусалим. Как-то так вышло, что вскоре после этого я вернулась в Россию».
Будучи разведенной, она встретила своего второго мужа, когда тот приехал в Израиль навестить друзей. Они влюбились друг в друга, поженились, и она поехала за ним. «Мы приехали в конце 2007 года как раз в период процветания в городе. В последние годы произошла рецессия, но жизнь в Москве действительно хорошая, это большой город возможностей, и мне это очень знакомо — человек, выросший в России или в Советском Союзе, несет в себе чувство империи. Это чувство, которое ты испытываешь, когда вырастешь в очень большом месте. Речь идет не только о физических размерах, но и о культурном богатстве. В Израиле все очень маленькое. Каждый раз, когда я приезжаю туда, я заново в этом убеждаюсь», — говорит она.
Она не собирается возвращаться в Израиль в будущем, но говорит о смешанных чувствах к месту, в котором прошла часть ее осознанной жизни. «Израиль — очень суровая страна, там сложно продвигаться, потому что страна маленькая, — говорит она. — Ощущение такое, что много мест занято, и вы каждый день боретесь за интеграцию и продвижение. Ситуация с безопасностью также создает агрессивную атмосферу. С другой стороны, это может быть немного странно слышать, но лично мне это не сильно мешало. В Израиле много плохого и много хорошего. Я пыталась получать от происходящего кайф».
Шуки Саде, The Marker
Источник: Иносми
