|
Сергей Колмановский

Как письмо генсеку спасло поэта Пляцковского

О судьбе автора «Лады», «Морзянки», «Улыбки», от которой «станет всем светлей» и многих других известных взрослых и детских песен его дочь Наталья Пляцковская рассказывает журналисту Сергею Колмановскому.

Моя первая встреча с Пляцковским состоялась в буфете Дома композиторов, куда я зашёл с приятелем, чтобы запить сейчас уже забытую неприятность бутылкой болгарского коньячка «Плиска». Вдруг к нам подходит улыбчивый человек и говорит: «Ребята, можно принимать печаль близко к сердцу, но не принимайте “Плиску” к сердцу!» И всё. С его заразительностью достаточно было этого нехитрого каламбура, чтобы разогнать нашу грусть-тоску. Наверное, и вас, Наталья Михайловна, отец не раз заряжал своим оптимизмом…

Конечно. Например, когда должна была выйти первая пластинка с песнями на мои стихи, на фирме «Мелодия» меня заставили взять псевдоним. Так прямо и сказали: «Хватит нам еврейских фамилий». Я расстроилась ужасно. Я очень любила папу и его фамилию. И он меня безумно любил. И мои успехи и проблемы на этом поприще он глубоко переживал. И вот сидим мы с папой в его кабинете, оба не в лучшем настроении: ведь, кроме всего, непонятно, как этот псевдоним выдумать. А тут на папином столе лежит журнал под названием «Простор». Отец на него глянул, вдруг расплылся в улыбке и говорит: «А что? Наталья Просторова: просто и здОрово!» И мне подумалось тогда, что ведь это по существу девиз его творчества: писать предельно доступно, не поступаясь качеством стиха.

А сам Михаил Пляцковский сталкивался с антисемитизмом?

Смотря, какое столкновение вы имеете в виду. Я не помню, чтобы его притесняли или дискриминировали по этническому признаку. Конечно, каждой еврейской семье в этой жизни есть о чём поплакать. Мой папа родился в маленьком городке Рыково (ныне Енакиево Донецкой области). Его мама была родом из еврейского местечка Шпола. Во время войны её родная сестра, то есть папина тётя, не успела эвакуироваться, и немцы заживо закопали её с двумя маленькими детьми. Такое не забывается в поколениях. Но папа был интернационалистам, да и в кругу его многочисленных друзей-писателей, композиторов, артистов, антисемитизм был абсолютно чужеродным явлением. Однако в семье не без урода. Отца возненавидел один поэт — уж не знаю, с какой стати и по какому признаку. Будучи членом худсоветов, он десятки лет, как мог, вредил папе, а в середине 80-х годов написал, «куда надо», что Михаил Пляцковский собирается уехать в Израиль. Вот уж действительно правильно кто-то сказал: «Если забудешь, что ты еврей, тебе всё равно рано или поздно напомнят об этом!» Мы уезжать не собирались, но отцу перекрыли кислород, закрыли доступ на радио, на телевидение, да и всюду, где только было можно. Папа сильно нервничал и, наверное, из-за этого и заболел. Он ведь очень рано ушёл, в 55 лет. Но, слава Богу, Пляцковского ценили коллеги и друзья. Письмо в его защиту было написано самому генсеку Черненко, а подписали его такие авторитетные литераторы, как Евгений Евтушенко, Римма Казакова, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Николай Добронравов. Подписала это письмо и Александра Пахмутова, и все его соавторы-композиторы. Песни Пляцковского снова стали звучать по радио и телевидению.

Помнится, когда Михаила Пляцковского вновь «открыли», он опять каламбурил: «Ура! Телевидение и радио снова пустились в пляЦ!» А каким образом жанр песни стал в творческой судьбе Михаила Спартаковича основным? Отец очень рано начал писать. Закончив школу, работал редактором в заводской многотиражке, затем поступил в Литературный институ, и, успешно закончив его, остался в столице. Здесь трудно заявить о себе провинциалу. Помог папин земляк, композитор Семён Заславский. Из любви к родному Енакиеву и из симпатии к первым литературным опытам отца, Семен предложил ему написать вместе несколько песен. Папа был очень музыкальным от природы. Поэтому песни и стали его любимым жанром. Сочиняя стихи, он всегда напевал их на какой-то свой мотив, которым иногда делился с композиторами, и кое-кто из них иногда не совсем отвергал папины мелодии. С Заславским был также написан мюзикл «Не бей девчонок!», долго не сходивший с подмостков Театра оперетты. Так определилась ещё одна сфера творчества отца. Из наиболее значительных его работ для музыкального театра назову «Бабий бунт» с Евгением Птичкиным. Этот мюзикл шёл по всей стране, кое-где его ставят и сейчас. Заславский познакомил папу с другими композиторами, их круг постепенно расширялся — от таких мастеров советской песни, как Фрадкин, Туликов, Колмановский, Богословский, Птичкин — до молодых, но уже известных: Добрынина, Антонова, Мартынова. Что касается исполнителей, то мне было бы легче перечислить не певших песни Пляцковского, только я таковых что-то не припоминаю. Поскольку поэтов почему-то знают меньше, чем композиторов, я позволю себе добавить к упомянутым вами ещё несколько известных песен на папины стихи: «Не повторяется такое никогда», «Крыша дома твоего», «Ягода-малина», «Дорога железная», «Чему учат в школе», «Если ты словечко скажешь мне».

Я не знаю, кто ещё из писателей прошлого века пришёл в литературу сразу после школы. Не жаловался ли Михаил Пляцковский на нехватку необходимого для поэта жизненного опыта?

Никогда. Отец жил очень активной жизнью и очень любил путешествовать — от Африки до БАМа, и этот жизненный опыт был весьма плодотворным. Не побывав на впечатлившем его Крайнем Севере, папа никогда не написал бы такие песни, как «Морзянка», «Амдерма», «Увезу тебя я в тундру». Опыт — опытом, но попробуй так написать о Севере, чтобы песню запел не один только Кола Бельды, но и практически все исполнители и ансамбли страны — от ВИА «Самоцветы» до Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской Армии. А главное, чтобы песню подхватил народ.

Начиная с оперетты «Не бей девчонок!», Михаил Пляцковский всю жизнь много писал для детей. Были ли эти стихи обращены прежде всего к вам?

Папа действительно всегда писал детские стихи, и не только для песен. У него много стихотворных сборников, в том числе и детских. Он также автор веселых детских сказок. Одна из его первых детских книжек, «Приключения кузнечика Кузи», издается и сейчас, там прекрасные иллюстрации известного художника Владимира Сутеева. И еще выходила замечательная книжка «Солнышко на память», тоже с иллюстрациями Сутеева. Вообще на полках книжных магазинов сейчас можно найти много папиных сказок и книжек стихов. Наверное, сочиняя их, он думал обо мне, а впоследствии о моей дочке Алине. С её рождением отец стал особенно много писать для детей. Только было это уже в конце его короткой жизни. Но он успел оставить малышам солнышко на память.

Ваши песни тоже достаточно известны. Какое влияние оказал на вас отец как поэт и наставник?

Прежде всего, я хотела бы сказать, что псевдонимом воспользовалась лишь однажды. Зачем он мне? Я ж Пляцковская, да и времена пришли другие. Пишу под собственной фамилией. Наверное, самая моя известная песня это «Розовые розы Светке Соколовой», автор музыки Павел Слободкин, бессменный руководитель ВИА «Веселые ребята», которые и исполнили эту песню. А ещё назову: «Холода», «Не забывайте друзей», «Дом из кубиков сложу», написанные в соавторстве с композитором Вячеславом Добрыниным. «Я куплю тебе новую жизнь» и «Ромашки для Наташки» — с Александром Добронравовым. Отец никогда не помогал мне писать стихи, но, конечно же, был моим первым читателем и слушателем. Никогда не подражала его стилю, но я дочь своего отца и, надеюсь, похожа на него характером, отношением к жизни. Я очень хотела бы, чтобы про мои стихи можно было бы сказать: «Просто и здОрово!»

Похожие статьи