|
Виктор Шапиро
Виктор Шапиро

Еврейский «Тегеранджелес»

В Калифорнии живет самая большая в мире диаспора персидских евреев. Репортаж о посещении общины выходцев из Ирана представила на сайте Judische Allgemeine корреспондент Джессика Донат.

Табби Рафаэль (37 лет) вспоминает сегодня бегство из Ирана как сцену из голливудского фильма. Ее старшая сестра, мать и отец облегченно выдохнули, когда их самолет покинул воздушное пространство Ирана. Мать наклонилась к шестилетней Табби и сняла с нее ненавистный платок, который должны носить все женщины и девочки после иранской революции 1979 года.

Принадлежавшая к еврейскому меньшинству в Исламской республике Иран, семья чувствовала экзистенциальную угрозу, но решилась на бегство не во время революции или вскоре после нее, а только в 1988 году, почти через десять лет после прихода к власти аятоллы Хомейни.

«Были те, кто сразу что-то почувствовали и покинули страну, и те, кто надеялись, что все будет не так плохо», – резюмирует Рафаэль.

Однако арест и казнь тогдашнего президента Еврейской ассоциации Ирана, Хабиба Эльханана, как «врага аллаха» тогда открыла глаза многим евреям. Убийство высокопоставленного иранского генерала Касема Сулеймани в результате целенаправленного американского ракетного удара вызвало аналогичные опасения у евреев, которые и по сей день живут в Иране. Ведущим представителям еврейской общины пришлось публично заявить о своей скорби. В иранско-еврейской общине в США, напротив, с удовлетворением восприняли известие о смерти Сулеймани.

«Как иранцы, мы знаем, что Сулеймани инвестировал в международных террористов, а не в свой собственный народ. И как евреи, мы знаем, что он был непоколебимым сторонником ХАМАС и «Хезболлы» – организаций, у которых руки по локоть в еврейской крови», – говорит Рафаэль. Тем не менее, она, колумнист и мать двух сыновей, находит, что в Иране оставаться евреем было проще, чем в Лос-Анджелесе, где проживают почти 50 000 персидских евреев. В Иране вопрос об ассимиляции даже не возникал, а смешанные браки с неевреями осуждались.

По словам Сабы Сумех (43 года), заместителя директора по межрелигиозным делам Американского еврейского комитета в Лос-Анджелесе, сохранение такого «островного» поведения составляет силу и в то же время слабость персидских евреев в Америке. Ученый написала книгу об участи иранских женщин в американском изгнании. В отличие от многих сверстниц, она отправилась учиться на восточное побережье, в престижный Гарвардский университет в Бостоне.

«В Соединенных Штатах принято быть свободным и независимым. Начать самостоятельную жизнь в 18 лет – понятие, совершенно чуждое ближневосточному обществу», – объясняет она. С одной стороны, этот менталитет вполне способствовал сохранению многодетных семей и персидского языка. Но, с другой стороны, это отчуждение от еврейского и нееврейского внешнего мира порождает предрассудки и недоверие к персидской общине.

Через опыт эмиграции прошел Джимми Дельшад, бывший мэр Беверли-Хиллз. Он приехал в Америку со своим старшим братом в 1959 году в возрасте 18 лет. Они были «первыми ласточками» иммиграционной волны, начавшейся 20 лет спустя. Дельшад сначала изучал компьютеры и электронику в Миннесоте.

«Там было очень холодно. Поэтому я отправился в Калифорнию, чтобы оттаять», – шутит он. Ему сегодня 79 лет, но он все еще работает в качестве консультанта муниципалитетов и предприятий. В Калифорнии он влюбился в ашкеназскую еврейку и построил компанию по производству программного обеспечения. В 1979/80 годы жизнь Дельшада круто изменилась, потому что тогда больше половины из 80.000 евреев Ирана бежали и начали новую жизнь в Америке. Многим пришлось оставить все, как например отцу Табби Рафаэль, химику по специальности, владевшему фабрикой клея в Иране. После приезда в Америку друзья предложили ему торговать коврами и тканями, он хотел продолжить работу по своей прежней профессии. Это ирония судьбы, говорит Табби Рафаэль, что ее отец вёл успешный бизнес в послереволюционном, охваченном войной Иране, но его семья не могла жить свободно. После бегства в Америку все было наоборот: он не поднялся материально, но его дочери могли играть в палисаднике, без того, что боевые эскадрильи пересекают небо над их головами.

В то время многие новоселы обращались к Джимми Дельшаду. Они вкушали плоды своей недавно обретенной религиозной свободы: в западных районах Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз большие многодетные семьи стали посещать б-гослужения.

«Их было очень много, и они не были знакомы с обычаями в американских синагогах, созданных эмигрантами из Восточной Европы», – говорит Дельшад. То, что американцы вносят членские взносы и начинают богослужения вовремя, им было непонятно. Дельшад является членом «Синайского храма»,– одной из крупнейших консервативных общин в Лос-Анджелесе. Чтобы облегчить жизнь иранским иммигрантам и смягчить ропот своих ашкеназских друзей, он выдвинулся на пост председателя общины и с третьей попытки выиграл выборы. Во время своего пребывания в этой должности с 1990 по 1992 год он оставил свою профессиональную деятельность и был занят в общине полный рабочий день.

«После того, как я был избран, мне было очень важно представлять всю общину, а не только иранских евреев»,– объясняет он свое решение. Видимо, он был прав, так как под его руководством число прихожан увеличилось на 25 процентов. Воодушевленный своим успехом на общинных выборах, он пошел в местную политику. В 2007 году был избран первым иранским евреем – мэром Беверли-Хиллз.

«Несколько лет спустя я снова выдвинул свою кандидатуру – никто не должен думать, что мое избрание было случайностью», - говорит он. Он был вновь избран мэром в 2010 году. При мэре Дельшаде была создана комиссии по рассмотрению строительных проектов. Это стало необходимым, потому что, к огорчению своих американских соседей, некоторые персы начали копировать архитектурный стиль своей старой родины. Бывший мэр вспоминает, что дома порой имели белые колонны и высокие потолки и выглядели как мини-дворцы.

Далеко не всех еврейских иммигрантов из Ирана устраивают уже существующие американские общины. Восьмидесятилетний раввин Давид Шофет, сын бывшего главного раввина Тегерана, говорит: «В Иране была только одна еврейская религия и никаких течений. Приехав в Америку, я понял, что мы должны отстаивать наши традиции. Мы не евреи-реформисты или консерваторы, мы даже не ортодоксы!».

Шофет попросил у приятеля, ортодоксального раввина из соседней общины Бейт-Яков предоставить ему и его последователям помещение. «На первую молитву пришли девять иранских евреев», – вспоминает он - так, чтобы дополнить миньян, пришлось позаимствовать в Бейт-Яков одного ашкеназского еврея».

Число прихожан через несколько месяцев выросло примерно до 400. Так постепенно возникла синагога Nessah – крупнейшая персидская община в Лос-Анджелесе. Б-гослужение в синагоге традиционно следует сефардскому обычаю: мужчины сидят слева, женщины справа. Свои пояснения рабби Шофет делает на персидском и иврите. После него его сын, который также является раввином, произносит несколько слов по-английски. Для детей и внуков бывших иммигрантов в многофункциональном помещении в другом конце здания есть служба на английском и иврите. Комната находится рядом с кухней, где в пятницу готовят персидское рагу для совместной дневной трапезы в шаббат.

В прошлом месяце мужчина ворвался в синагогу Nessah, рвал молитвенники, осквернял свитки Торы и опрокидывал мебель. Мэр Лос-Анджелеса, еврей Эрик Гарсетти заявил, что он «потрясен и разгневан» инцидентом. Многие прихожане считают это нападение, а также убийство владельца супермаркета в Нью-Джерси и многочисленные нападения в Бруклине «звонком» для всех евреев в Америке. Мы не защищены – слышится снова и снова.

Проехав несколько станций, Шофет и его ещё более пожилые прихожане добираются из Беверли-Хиллз до своего нынешнего жилья в районе Вествуд, который из-за высокой плотности персидских магазинов и ресторанов называется «Тегеранжелес».

Многие, особенно молодые персидские евреи в США, связывают иудаизм в первую очередь с б-гослужением, а с совместным семейным ужином в пятницу вечером. Так, 33-летняя Арья Марвази говорит: «Если кто-то приглашает меня куда-то в пятницу, я, прежде чем пообещать, сначала позвоню маме, чтобы спросить о планах семьи». Для Табби Рафаэль семейный ужин – тоже важная традиция. «Вечер курятины»,– говорит она. Фрикадельки из рубленого куриного мяса и нута удаются только персидским евреям. Впрочем, для своего трехлетнего сына ей придется делать куриные котлеты. «Мне разбивает сердце, что он не притрагивается к персидским блюдам».

Рафаэль беспокоится о продолжении традиций. Она боится, что со старшим поколением уйдут не только рецепты, но и рассказы о жизни евреев в Иране до революции и до бегства в Америку. И, чтобы противодействовать этому, она вместе с друзьями основала фонд «30 лет спустя». Их цель – активизировать вовлечение молодых евреев иранского происхождения в общественные структуры США и поощрение выступлений в поддержку Израиля.

Так, по примеру фонда «Шоа», группа молодых активистов записывает видеоинтервью с персидскими беженцами. Адвокат Сэм Джебри (38 лет), один из основателей фонда, считает, что его три идентичности – иранская, еврейская и американская – в целом являются преимуществом.

«Иногда это сложно, но я черпаю много мудрости в каждой из трех«, – говорит он.

Табби Рафаэль думает схоже. Своим детям она желает лучшего из всех трех миров: «я хочу, чтобы они усвоили еврейские ценности, стремились к американской свободе и не забывали о персидском гостеприимстве».

Похожие статьи