Журнал «Театрал» выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов, рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей» Cегодня предоставляем слово народному артисту России, основателю и художественному руководителю театра «Школа современной пьесы» Иосифу Райхельгаузу.
«Она много работала, вела домашнее хозяйство и была идеологом семьи. Лично для меня она совершила несколько фантастических поступков, и если бы не мама, то я не стал бы тем, кем стал. Потому что в свое время она поверила в меня, несмотря на то, что за профнепригодность меня выгнали из Ленинградского театрального института.
Она прилетела за мной из Одессы, и я представляю, как тяжело у нее было на душе, потому что все соседи и знакомые знали, что я поступил на режиссерский факультет и вдруг вернулся... Это такой позор. Я стал объяснять маме, что меня выгнали не потому, что я ленивый студент, а потому, что хочу заниматься совершенно другим театром. Тогда мама пошла к художественному руководителю курса Борису Вульфовичу Зону и спросила:
— Скажите, мой мальчик действительно непригоден к этой профессии?
И Зон ответил, что мальчик у нее непростой, и на курсе сложилась такая ситуация, что надо было либо его выгнать и учить всех остальных, либо отчислить всех студентов и учить только этого мальчика.
— Поэтому я выбрал первое, — подытожил профессор.
Я стал уговаривать маму оставить меня в Ленинграде, потому что профессор не прав, я обязательно добьюсь успеха, и через несколько лет в этом институте будет встреча со мной, как с известным режиссером. В итоге мама согласилась и оставила меня, семнадцатилетнего юношу, в чужом городе. Для того чтобы выжить и заниматься театром, я рисовал что-то в художественной мастерской, таскал декорации и реквизит в БДТ и в конце концов получил служебное жилье. А потом поступил в университет на факультет журналистики и стал руководить студенческим театром. То есть вот эти несколько лет в Ленинграде, после которых я приехал и поступил в ГИТИС, были определены мамой и стали для меня важнейшими в становлении профессии, идеологии и мировоззрения.
Даже в глубоко пожилом возрасте мама оставалась самостоятельным человеком и вела активный образ жизни. Каждое утро плавала в бассейне, ходила пешком, несмотря на больные ноги. Она очень много читала и с удовольствием посещала театры. Мама знала, какие у нас в стране партии и какой закон принимают в парламенте. Пыталась давать мне советы и комментировала все мои выступления на телевидении: как я выступил, что неверно сказал и как не нужно обижать людей. Например, когда у меня на передаче Соловьева возникла жаркая полемика с Прохановым, мама при встрече сказала:
— Да, он, конечно, не прав, но ты не должен был выступать в такой резкой форме.
Она не могла смириться с тем, что ей очень много лет, и в душе оставалась молодой. Шутила с внуками, подтрунивала над ними, носила яркие наряды, привезенные из-за границы внучкой Машей (художник-модельер Мария Трегубова. — Ред.). Считала, что раз Маша с ее художественным вкусом это выбрала, значит, надо носить.
А недавно, когда в ее доме делали ремонт, по совету Маши выложила пол ярко-синей плиткой. Я бы никогда не сделал полы такими яркими, но мама сказала, что это современно.
Она азартный человек. И очень коммуникабельный. Когда ко мне приезжали друзья и коллеги, мама садилась с нами за стол — побеседовать. А потом все они, начиная с моих студентов и заканчивая знаменитым Иосифом Кобзоном, передавали маме приветы и справлялись о ее здоровье. Мама любила цитировать Пушкина. Причем не хрестоматийные стихи из школьных учебников. Я, например, говорю:
— Ну, все мама, мне пора...
А она отвечает:
— Пора, мой друг, пора. Покоя сердце просит....
И продолжала читать стихотворение. А ведь за плечами у нее только один курс медицинского училища, оконченного еще до войны.
Родители моей мамы Иосиф и Бина Каршенбойм жили в одесской области в маленьком местечке Балта. Бина была из семьи педагогов, поэтому с раннего детства много читала, что потом передалось и детям. После того, как семья Каршенбойм попала под еврейский погром, они переехали на новое место и стали строить еврейский социалистический колхоз, который почему-то носил имя Андрея Иванова. Причем, кто такой этот товарищ Иванов, никто так и не узнал. Иосиф окончил экономическое училище, но работал на ферме, что-то возил на телеге, пахал. А Бина работала в детском саду воспитателем и заодно мыла там посуду и полы. В семье было четверо детей, три сестры и брат. По тем временам получить профессиональное образование считалось большим достижением, но тем не менее старшая сестра Этель окончила педагогический техникум, а затем институт и к началу войны работала учительницей в Виннице.
Брат Миша окончил Харьковский машиностроительный техникум, отслужил армию, но домой так и не вернулся — началась война, и он погиб в первые дни. А мама мечтала о профессии врача, и поступила в медицинское училище. Отучилась год и готовилась к экзамену, который назначили на 23 июня 1941 года. На выходные приехала в деревню и здесь узнала о начале войны. Не понимая всего ужаса, была рада тому, что не надо сдавать экзамен. И ее можно понять — девчонке было всего 15 лет. А вскоре нашелся еще один повод для «праздника» — ей разрешили надеть в эвакуацию праздничные туфли.
Вот такой трагифарс.
Мама часто вспоминала, как они уезжали в эвакуацию. Был конец октября, и старые груши клонились вниз под тяжестью плодов — убирать их было уже некому. Посреди двора лежали окровавленные тушки животных — отцу пришлось зарезать всю домашнюю живность, поскольку без присмотра она все равно бы погибла.
Моя мама и ее младшая сестра Броня, которой только исполнилось двенадцать лет, сидели на подводе и тихо плакали, понимая, что происходит что-то ужасное. В какой-то момент праздничная туфелька вдруг слетела с маминой ноги, и мама, боясь, что за это ее будут ругать, промолчала. Так и доехала в одной туфле до станции Армавир, где семье предложили сдать подводу и ехать дальше на открытой площадке товарного поезда. Ехали недолго. Неожиданно эшелон остановился посреди поля, а в небе показались вражеские самолеты. Люди в ужасе стали спрыгивать с поезда и отбегать подальше от состава. И мой будущий дед, схватив дочек за руки, тоже отбежал с ними метров на сто. Но у его жены были больные ноги, поэтому она легла прямо возле вагона. Немецкие летчики, увидев, что люди в страшной суматохе покидают поезд, начали строчить из пулеметов, и папа накрыл девочек своим пиджаком, он думал, что так спасет их от пуль.
А когда самолеты улетели, оставив сотни убитых, Иосиф увидел, что его жена лежит с рассеченной головой и оторванными ногами. Он побежал к ней, убедился в том, что она не дышит, прошептал:
— Они убили мою Биночку.
Обнял ее и умер. У него случился разрыв сердца. Моя мама от переживаний потеряла сознание, а, очнувшись, увидела огромную братскую могилу. И еще мародеров, набежавших из соседних деревень. Они забирали все, что было в карманах убитых, выносили вещи из уцелевшего состава. Один из них, человек в военной форме, подошел к Иосифу Каршенбойму, обшарил карманы, вынул из них документы и деньги.
— Когда закончится война, тебе вернут эти деньги в Махачкале, — с ехидцей сказал он, обращаясь к маленькой Броне.
Этим же эшелоном голодные, осиротевшие и совершенно подавленные девочки поехали дальше, навсегда оставив в памяти станцию Нескучную.
С тех пор мама не была там, но очень хотела съездить, чтобы отдать дань памяти родителям.
Судьба испытывала людей на прочность. Мама и ее сестра скитались по стране, трудились на подсобных работах, и однажды оказались в Чкалове, ныне Оренбург, где мама устроилась санитаркой в эвакогоспиталь. Это было специализированное учреждение для тех, кто остался без конечностей, и хрупкой девочке приходилось на себе перетаскивать взрослых мужчин. Как-то начальник госпиталя отправил ее сопровождать раненого солдата домой в Молдавию. Прямого поезда не было, и в Одессе предстояло сделать пересадку.
И все бы ничего, но в Одессе жила дочь дальних родственников, которые тоже были эвакуированы в Чкалов. Едва родственники узнали, что Фаина будет ехать через Одессу, — попросили передать для нее золотые часики и кусок сливочного масла.
Передачку мама положила в узелок и, когда приехали в Одессу, оставила его возле солдата, а сама отправилась в кассу компостировать ему билет.
А когда поезд тронулся и боец уехал, она пошла по указанному адресу и только там обнаружила, что ни масла, ни золотых часов в узелке нет — раненый солдат их украл. Девочка заплакала, а хозяйка выгнала ее, посчитав воровкой. Это случилось 10 мая 1945 года. А в 1990-х та же семья уехала жить в Америку и, поскольку вывозить золото было нельзя, снова оставила золотые часы маме на временное хранение. Так случилось, что и эти часы тоже были украдены из родительского дома. Написав о случившемся в Америку, мама получила ответ, в котором ее просили не беспокоиться, поскольку часы не такие уж и дорогие. Однако через некоторое время, словно забыв о предыдущем письме, маму попросили все же часики вернуть. Пришлось отправить свои золотые часы, подаренные на день рождения.
Жизнь моей мамы была полна невероятных событий. Одно из самых из них — встреча с моим отцом Леонидом Райхельгаузом.
Отец во время войны был танкистом, разведчиком, дошел до Берлина и, расписавшись на Рейхстаге, вернулся с двумя орденами Славы, орденом Красной Звезды и многочисленными медалями. Он был лихим мотоциклистом, и после взятия Берлина принимал участие в гонках, придя к финишу первым. Проезжая перед трибуной, на которой стоял Георгий Жуков, ухитрился встать на ноги и отдать ему честь. За победу на этих соревнованиях отца отпустили на несколько дней в отпуск, а полководец подарил ему мотоцикл с именной табличкой. Вот такой герой-фронтовик стал мужем моей мамы.
Жили сначала у его родителей, и легким это время не назовешь — мой дед по папиной линии имел крутой характер. Постоянно ворчал и придирался к молодым. Дело дошло до того, что однажды выгнал маму из дома. А случилось это после того, как мама, в отсутствие стариков, угостила зашедшую в гости беременную соседку солеными огурцами, которые стояли на столе. Только женщина надкусила огурчик, как в дверях показался мамин свекор и заревел на весь колхоз:
— Вон з моей хаты, воровка! Вот хто мое добро раздае!
И хотя мама выросла в этом колхозе, и все знали, что она честная девушка и никогда не возьмет чужого, соседи останавливались у окна и с любопытством смотрели за скандалом. Не выдержав позора, мама, кстати, уже в то время беременная, быстро собрала вещи и убежала из дома. Проделав до станции путь в восемь километров, села в поезд и отправилась в Одессу, где жила ее старшая сестра. На следующий день, узнав о случившемся, к ней приехал муж. Так они стали жить и работать в Одессе. Сначала снимали проходную комнату в коммунальной квартире, а со временем купили свою. Для этого отцу пришлось три года отработать шофером в Магадане. Казалось бы, после пережитого она и слышать не захочет о своих обидчиках. Но мама — человек не злопамятный. И все равно поддерживала отношения с родителями отца, а когда они состарились, и им стало тяжело справляться с хозяйством, забрала их к себе в Одессу.
Мои родители прожили долгую счастливую жизнь, и когда отец ушел из жизни, мама с трудом перенесла это печальное событие. Она бережно хранила память об отце, и в его комнате все осталось, как было при жизни, и у портрета папы всегда стояли свежие цветы.
И я очень благодарен своей маме, потому что всему, что я умею в жизни, я научился именно у нее.
Записала Елена Милиенко.
Источник: Театрал
