Мама не может жить без театра. Стоит мне появиться дома, как тут же сыплются вопросы:
— Как спектакль? Что было интересного? Расскажи.
И хотя мне иногда хочется помолчать, я начинаю ей рассказывать.
Когда я появился на свет, маме было 38 лет, а папе 42 года. У папы до меня детей не было. Он мечтал о ребенке и не мог на меня надышаться. Сам говорил:
— В первые годы я не выпускал Мишу из губ.
А маме он дал прозвище Марья-искусственница. Я родился здоровым кабаном, весил больше четырех килограмм, и отличался прекрасным аппетитом. Стал кусать маму, и у нее начался мастит — воспаление молочных желез. Кормить она меня не смогла. Папа бегал за молоком на молочную кухню. Когда о нашей проблеме узнал Владимир Высоцкий, он привез из валютного магазина огромную банку датской сухой смеси — в 1976 году в СССР о такой диковине мало кто слышал. Более того, он привозил мне памперсы из Франции. У нас тогда и слова-то такого не знали. Я, конечно, этого не помню, но мама рассказывает, что он держал меня на руках. Они с Высоцким были друзьями. Как-то поссорились и какое-то время не общались. Но буквально за полгода до смерти он к ней подошел и сказал:
— Маш, давай помиримся. Я же скоро умру.
И они помирились. Успели.
Мама фанатично предана Театру на Таганке. Она посвятила ему всю свою жизнь. Иногда в ущерб себе — она часто отказывалась от съемок в кино, потому что была очень занята в театре. Наверное, в ущерб своему старшему сыну, Юре, который сейчас с семьей живет в ЮАР. Юра родился в первом мамином браке. Этот брак быстро распался, и маленького Юрочку мама отправила к дедушке и бабушке в Ленинград. Когда же у дедушки прямо на сцене случился инсульт, она привезла его в Москву. Юра очень рано женился. В 18 лет стал мужем. У него родилась дочь. Теперь мама часто звонит ему и даже съездила к нему в гости. Конечно, мама очень любила и его, и свою семью. Когда папа болел, помогала ему во всем, поддерживала. Но главным в ее жизни всегда был и остается Театр на Таганке.
Можно сказать, я вырос за кулисами этого театра — меня туда впервые принесли в месячном возрасте. Практически все легендарные артисты «Таганки» меня нянчили, баюкали, кормили, развлекали. Для меня все они до сих пор «дяди» и «тети». Смехов — дядя Веня, Бортник — дядя Ваня, Иваненко — тетя Таня. Несколько лет назад мы снимались в одном фильме с Феликсом Антиповым — он играл моего папу. Увидел его и радостно поприветствовал:
— Привет, дядя Феликс.
На что он резонно ответил:
— Какой я тебе дядя!
Когда я в детстве приходил в театр, то побаивался разве что Юрия Любимова, а к Валерию Золотухину, Леониду Филатову, Ивану Бортнику заходил в гримерку запросто. Я сидел на репетициях у Любимова и подсознательно учился у этого великого человека. Ездил с родителями на гастроли. Смотрел по многу раз все спектакли Театра на Таганке. Когда мама играла Лизу Бричкину в спектакле «А зори здесь тихие», рыдал навзрыд. Я даже пробегал по сцене в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир».
У меня было счастливое и бесшабашное детство. И в нем всегда веселая и улыбающаяся мама. Лет с двенадцати я был предоставлен сам себе. А до этого мною дружно занимались бабушки и няня, которые воспитывали меня, как Лебедь, Рак и Щука из басни Крылова.
Бабушки были антиподами во всем. Папина мама, Ида Давыдовна, всю жизнь проработала в аптеке — была фармацевтом. Она вела здоровый образ жизни. Ложилась спать в 9 часов вечера и вставала в 6 утра. А мамина мама, Евгения Михайловна Фиш, актриса Ленконцерта, вдова народного артиста СССР Виталия Полицеймако, была дама богемная. Она курила, раскладывала пасьянс и пела романсы. Получалось так, что частенько к бабе Жене кто-то приезжал из Питера, и они сидели до двух часов ночи, а к бабе Иде постоянно приходили соседи и просили сделать мертвую или живую воду. Она опускала в ванну электроды и делала нужную воду. Лечила весь двор. Все скандалы в нашем доме случались из-за того, что бабушки по-разному пытались меня воспитывать. Папа практически не бывал дома — беспрерывно снимался, мама пропадала в театре, но стоило им переступить порог нашей квартиры, как их втягивали в конфликт. Бабушка Женя в гневе кричала папе:
— Молодой человек, я ударю вас палкой!
Баба Ида считала, что я должен после школы сидеть и делать уроки, а гулять — самое позднее до семи вечера. Но с двух часов дня и до двенадцати ночи я играл в футбол, что абсолютно устраивало бабу Женю. Другим камнем преткновения было мое питание. Я был не худым мальчиком, и все детство бабушки спорили, есть или не есть Мише колбасу. По мнению бабы Иды, после шести вечера мне можно было только кефир, зато баба Женя была уверена, что пара бутербродов еще никому не повредила. Я действительно после футбола умирал от голода. И няня Варя, доставшаяся мне по наследству от брата Юры, украдкой носила мне в постель колбасу.
Я очень благодарен своим бабушкам. Они многое мне дали. Баба Женя занималась со мной музыкой, образованием, а баба Ида пыталась внести хоть какую-то организованность в мою жизнь.
Папа меня обожал. В детстве у нас в ходу была такая шутка. Папа спрашивал:
— Где мое солнце? — я в ответ показывал на себя пальцем.
Он был страшно доволен. Он меня никогда не ругал. Не помню, чтобы он проводил со мной воспитательные беседы. Пока я рос, у нас не было ни одного отцовско-родительского конфликта. Мама меня больше контролировала. Один раз сильно отругала. Мне было лет 13 лет и на Новый год я выпил бокал шампанского у соседа. Вот за это мне от нее и влетело. А так тотального контроля у меня не было. Ей было некогда: репетиция с одиннадцати до двух, а в семь вечера спектакль. Она прибегала домой на два-три часа, успевала что-то приготовить, пообедать и убежать. Мама брала в театр мои школьные тетради, и в спектакле «Три сестры», где мама играла Ольгу, она проверяла именно их.
Первая школа, в которую они меня с папой непонятно зачем отдали, была математическая. Я в этой школе доучился до 8-го класса. У меня с натяжкой были «тройки» по алгебре, по геометрии, по черчению, физике и химии. Два последних класса я учился уже в школе рабочей молодежи на дневном отделении. Может быть, другие родители наказывали бы меня за плохую успеваемость, но мои — нет. В начальную школу мама ходила, а когда я подрос, и она увидела, что я двоечник, она ее посещать перестала. Наверное, немного этого стыдилась, к тому же была безумно занята в театре. Кроме того, что играла почти во всех спектаклях, мама была еще и членом месткома. Общественная жизнь бурлила. Конечно, она порой интересовалась:
— Ты сделал уроки?
Я быстро отвечал:
— Да.
Она не проверяла. Можно было и соврать. Сейчас я за своими детьми слежу значительно строже. Особенно за сыном.
В чем-то я повторил судьбу мамы. В свое время ее папа, народный артист СССР, лауреат Сталинской и Ленинской премии, Виталий Полицеймако заявил ей:
— Будешь, Маша, работать в БДТ.
Она отказалась наотрез. Год проработала на электроламповом заводе «Светлана» и еще год в Ленинградском зоопарке — убирала за животными. Доказала свою самостоятельность. Потом уехала в Москву. Поступила в Щукинское училище. Я вначале хотел быть рок-певцом, но после школы все-таки решил поступать в театральный институт. Пришел в «Щуку». И уже на первом туре мне сказали, что меня берут. Но я, как и все абитуриенты, поступал в 7 институтов. Из них в 4 меня брали. Я выбрал ГИТИС. Мне там больше понравилось. А в том году маму как раз пригласили преподавать в Щукинское. И, естественно, ей хотелось, чтобы я учился именно там. Но я забрал оттуда документы и твердо заявил, что буду учиться в ГИТИСе. Конечно же, она огорчилась. Но я, как и она в свое время, доказал свою самостоятельность. Маме хотелось, чтобы я работал в Театре на Таганке, потому что ей всю жизнь кажется, что это очень почетно и лучше этого театра ничего нет. А я пошел в Молодежный театр, начал сниматься, потом заболел папа и я вообще забыл про репертуарный театр.
Мама — человек удивительной преданности. Она фанатично любит свой театр, в котором проработала всю жизнь. Несмотря на то, какие у них были взаимоотношения, она всегда боготворила, любила Юрия Петровича Любимова. Все, что происходило, происходит и будет происходить в ее родном театре — это и есть ее жизнь.
Записала Елена Владимирова
Источник: Театрал
