29 мая в возрасте 90 лет скончался выдающийся израильский скульптор и архитектор Дани Караван. Его работы широко известны в Израиле и во всем мире: среди них Мемориальный комплекс в пустыне Негев, скульптурные комплексы в Японии, Франции, Италии, Швейцарии, Южной Корее, Германии, памятник Вальтеру Беньямину в Испании.
Он лауреат Премии Израиля, японской Императорской премии, обладатель французского ордена Почетного легиона; избран почетным доктором Бар-Иланского университета.
Родителям Дани было по 18 лет, когда они, сразу после Первой мировой войны, уехали в Палестину из Восточной Европы. Его отец, Авраам Караван, был одним из пионеров ландшафтной архитектуры в Израиле, проектировавшим первые парки в Тель-Авиве. Дани учился у знаменитого дадаиста и конструктивиста Марселя Янко, закончил школу искусств «Бецалель» в Иерусалиме. После Войны за Независимость он стал одним из основателей кибуца на границе с Иорданией, где и увлекся идеей монументального искусства. Потом он уехал во Флоренцию, где изучал фрески 13-14 вв., а оттуда — в Париж, где изучал рисунок в Академии Гранд-Шомьер. Пропитанный европейской культурой, Караван продолжил дело своего отца, развивая ландшафтную архитектуру в особом контексте трагической еврейской истории, культуры и истории Израиля.
Будучи автором целого ряда крупных проектов-мемориалов в Израиле и европейских странах и добившийся известности, он получил предложение подумать над проектами в Германии. Долгое время он не хотел иметь дело со страной, ответственной за гибель всей семьи своего отца. Уже тогда проявилась принципиальность Каравана: он был дизайнером панелей для израильского океанского лайнера «Шалом», и когда тот был продан Германии, скульптор заявил, что утопится у побережья Хайфы. Панели сняли. Но прошло время, и он понял, что немцам надо напоминать о трагических годах. Караван внес заметный вклад в культуру памяти Германии: среди его работ «Путь прав человека» в Нюрнберге, панели перед берлинским Бундестагом, берлинский мемориал цыганам, погибшим от рук нацистов.
«Права человека» не случайно стали важной для него темой. Еще со времен жизни в кибуце Каравану навсегда запомнились близлежащие руины арабского поселения, похожие на «огромную скульптуру». Они напоминали ему о трагедии Палестины, связанной с Войной за Независимость. И уже тогда его стали волновать права всех людей, независимо от их национальной и религиозной принадлежности.
Караван говорил о себе, что всегда «был частью левых политических движений» и что французский девиз «свобода, равенство, братство» всегда был ему близок. Скульптор ссылается на еврейскую традицию, которая учит любить своих соседей, как самих себя. Но права человека все больше и больше, считает он, сводятся на нет: «Я всегда несу весть о мире, взаимопонимании и свободе через рассказ о тех, кому воздаю дань памяти. Теперь людей все меньше и меньше заботит чужая жизнь. В нынешней политической ситуации по всему миру мне надлежит еще больше рассказывать о мужестве тех, кто прошел через худшее».
Политический месседж его работ не всегда хорошо принимался властями. Одним из примеров стала перевернутая олива, посвященная поселению Хар-Хома, строительство которого в 1990-х гг. вызвало большой международный скандал: израильские власти обвинялись в незаконных действиях.
Караван был одним из самых громких обличителей израильского правительства. Он резко критиковал принятый в 2016 г. закон о требованиях к неправительственным организациям, финансируемым из-за рубежа, считая, что этот закон направлен против правозащитников. Сам он являлся членом «Йеш Дин» — израильской некоммерческой организации, осуществляющей правовую помощь палестинцам.
Но наибольший шум вызвала история с наиболее известной его работой, которую практически каждый день израильтяне могут лицезреть на фото, в газетах и по телевидению: выполненный Караваном в 1966 г. каменный рельеф «Молим за мир в Иерусалиме», на южной стене в зале заседаний Кнессета, неизбежно становится частью кадров фото и видеосъемки.
В 2016 г. тогдашний министр культуры в правом правительстве Нетаньяху, Мири Регев, анонсировала новый критерий финансирования учреждений культуры, считающих поселения на Западном берегу оккупированными и отказывающихся проводить там свои мероприятия: им урезалось финансирование на 33%, – и, наоборот, на 10% увеличивалось финансирование тех, кто там выступал. Караван назвал это «безумием» и заявил, что подобные угрозы нельзя воспринять иначе чем «диктатуру». Поскольку, по его словам, у власти «крайне правое» правительство, то у него возникло чувство, что его рельеф на стене Кнессета неуместен. На ежегодной конференции в Герцлии, посвященной израильской политике, он заявил: «Порой мне стыдно, что я его сделал. Я просил много раз, чтобы его убрали или накрыли, пока кнессет не проникнется духом Декларации независимости». Потом в интервью он признал, что «снять рельеф невозможно. Он слишком тяжелый и мне не принадлежит. Но я прошу прикрыть его чем-нибудь», повторив насчет расхождения действий правительства с основами Декларации независимости.
Пожелание скульптора, конечно же, выполнено не было. Но он не дожил буквально одного-двух дней до знаменательного события, когда может быть объявлено о новом коалиционном правительстве, уже явно не похожем на то, которое бичевал Караван. Остается только гадать, был ли бы скульптор удовлетворен его будущей деятельностью.
А пока мы можем только воздать должное памяти большого художника.
