Аркадий Райкин утверждал, что актерский талант перешел к нему по наследству от отца. Тот относился к театру с величайшим презрением, считая это занятие несерьезным и пустым (сам он работал лесным бракёром в морском порту - то есть проверял качество привозимой древесины - и считал это настоящей, достойной, «правильной» профессией, не то что по сцене прыгать).Но периодически он начинал с невероятным артистизмом рассказывать домашним всякие байки, импровизировать, изображать знакомых. Райкин с легкой горечью думал, что отец загубил свой настоящий талант: «Есть люди — и отец был из их числа,— которые свою жизнь строят в соответствии с общепринятыми нормами. Точнее сказать, с теми нормами, которые они считают общепринятыми… Жизни слишком часто свойственно заглушать голос человеческой природы, искажать его и ставить это искажение условием выживания человека».
Однажды отец увидел, как маленький Аркадий перед зеркалом изображает клоуна - и в ужасе накричал на него, словно застукал за чем-то постыдным: «Что?! Быть клоуном?! Еврею? Никогда!» Всю жизнь он боролся с увлечением сына: в детстве пытался сделать из него скрипача (это занятие почему-то представлялось куда более солидным), в подростковом возрасте отказывался впускать в квартиру, когда Аркадий поздно возвращался из театра (а из театра юноша не вылезал - некоторые спектакли смотрел по двадцать раз). Исаак Райкин смирился с выбором сына, только когда тот стал лауреатом Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады - и, главное, получил за свои успехи награду в виде жилплощади, роскошной комнаты в коммуналке.
Во время Первой мировой войны семья переехала в спокойный город Рыбинск, а после окончания Гражданской - в Петроград. Там юный Аркадий стал не только театралом, но и горячим поклонником эстрадных артистов (особенно он любил Утесова). При этом активно участвовал в самодеятельности и даже выступал в профессиональных театрах, и в конце концов поступил в Институт сценических искусств. Сначала на кинематографическое отделение, на курс выдающихся режиссеров Леонида Трауберга и Григория Козинцева, потом перешел на театральное - потому что Козинцев и Трауберг просто не являлись на занятия: они были слишком заняты на съемках своих картин. С Козинцевым Райкин в конце концов подружился. А вот с кинематографом ему как не повезло с самого начала, так и не везло всю жизнь: фильмы с его участием (именно фильмы, а не телеверсии спектаклей) можно перечислить по пальцам.
Не повезло, в общем-то, и с театром - хотя Райкин очень многому научился у своих мастеров. В молодости его звал к себе Всеволод Мейерхольд. Он просто заметил в зале молодого человека, пришедшего на репетицию, внимательно рассмотрел, задал один-единственный вопрос «Чей вы ученик?»… А через пять минут администратор объявил Райкину, что тот принят в труппу и уже введен в спектакль «Дама с камелиями»! Но молодого актера отговорили идти к Мейерхольду: намекнули, что его театр уже попал в немилость к власти, и связываться с ним было бы недальновидно. Райкин рассказывает об этом в мемуарах с иронией и печалью - но ведь и правда неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы он приглашение принял.
К 1939 году Райкин стал уже довольно известным артистом-эстрадником - настолько, что его пригласили на концерт в Кремле в честь 60-летия Сталина. Концерт он пропустил из-за накладки: ему сказали, что Сталин решил отменить торжество. Но в последний момент вождь все-таки передумал, а Райкин уже куда-то убежал по своим делам, и его не смогли найти. Все выяснилось вечером, когда концерт уже закончился, и Райкин лег спать огорченный. В пять утра ему позвонили и сообщили, что начинается вторая, вообще не запланированная часть концерта, так что через полчаса необходимо быть в Кремле. В панике Райкин прибыл в Кремль, думая только о том, где бы выпить чаю (голос у него спросонья сел). Выступал он, стоя в двух метрах от Сталина. Тот налил Райкину вина, потом усадил рядом с собой, провозгласил тост («За талантливых артистов, вот вроде вас!»)… В общем, отношения у них сложились: потом Сталин приглашал Райкина выступать к себе на дачу, а Райкин звал его к себе на концерты (и хранил ответы: «Многоуважаемый тов. Райкин! Благодарю Вас за приглашение. К сожалению, не могу быть на спектакле: очень занят. И. Сталин»).
В том же 1939 году, в 27 лет, Райкин устроился в только что созданный Ленинградский театр эстрады и миниатюр. Тогда никто не мог предсказать, что этому театру суждено блестящее будущее (нынешний «Сатирикон» - его прямой преемник). Наоборот, многие думали, что его вот-вот прикроют (в 1946-м эта участь постигла Театр эстрады и миниатюр в Москве). Но нет, ленинградский театр каким-то чудом продолжал существовать - возможно, личная симпатия Сталина к артисту сыграла какую-то роль?..
Был Райкин знаком и с Брежневым - причем встретились они, когда Леониду Ильичу до статуса руководителя государства было еще как до Луны пешком. 21 июня 1941 года Театр миниатюр был на гастролях в Днепропетровске, и Брежнев, секретарь местного обкома, присутствовал на банкете в честь приезда артистов. Он начал ухаживать за супругой Райкина, Руфью Иоффе, подливал ей вина, заигрывал с ней. Рассказывают, что Райкин, наблюдавший за всем этим, был в бешенстве. Но на следующий день началась война, и пришлось забыть и про ревность, и про гастроли по Украине…
В 50-е Райкин был уже без преувеличения кумиром всего Советского Союза, и его слава не угасала несколько десятилетий. А Брежнев все это время оставался его верным почитателем, и Аркадий Исаакович не раз обращался к нему за помощью. Например, однажды решил вступиться за целительницу Джуне Давиташвили, у которой возникли проблемы с представителями официальной медицины - и именно после письма Райкина Брежневу Джуна получила квартиру, прописку и работу.
Самым ценным приобретением Театра миниатюр, руководителем которого на протяжении долгих лет был Райкин, стал Михаил Жванецкий - одессит, выступавший с Романом Карцевым и Виктором Ильченко в самодеятельности. Райкин заметил эту троицу на гастролях, после чего совсем молодые Миша, Роман и Витя бросили свои одесские работы и отправились в Ленинград. Отношения с Райкиным у Жванецкого складывались крайне непросто. Райкин утверждал, что первые монологи Жванецкого, несмотря на проблески таланта, были вялыми и туманными. Жванецкий вспоминал, что первые два года в Ленинграде провел «без копейки и работы».Но со временем он писал все лучше и лучше - и в итоге стал завлитом театра, заодно придумав монологи и сценки, ставшие легендарными. «В Греческом зале, в Греческом зале!» «Я попробовал – во рту тает! Вкус спесьфисський!» «А зовут вас как? – «Авас». – «Меня Николай Степанович, а вас?» – «Авас». Какие райкинские фразы и сценки в 2021 году помнят лучше, чем эти?
Однако Райкин писал: «Должен сказать, что как завлит Жванецкий никуда не годился. Ему не хватало дипломатичности, терпимости, элементарной усидчивости. Он с ходу отвергал все, что ему приносили другие авторы,— и плохое, и хорошее. Ему как писателю, причем писателю с ярко выраженным собственным стилем, собственным видением мира, почти ничего не нравилось. Все хотелось переделать…» Конечно, Райкин понимал масштаб таланта своего завлита - и все-таки через несколько лет их дороги разошлись навсегда.
В 13 лет Райкин заболел ревмокардитом. Болезнь протекала крайне тяжело, врачи полагали, что мальчик запросто может умереть. В 26 случился рецидив - и снова врачи выдавали самые печальные прогнозы: мол, даже если пациент выживет, останется инвалидом и никогда не может выступать на сцене… Именно тогда, после разговоров с врачами, Райкин, совсем молодой человек, поседел.
Он вспоминал, как один профессор, светило медицины, открытым текстом порекомендовал его родителям сэкономить деньги, не тратить их на лекарства: ведь пациенту все равно остались считаные дни. Через несколько лет Аркадий Исаакович встретил профессора на Невском, подошел к нему - и вдруг заметил, что врач смотрит на него с укоризной: «дескать, что же это вы, сударь, подвергаете сомнению мой диагноз? Я был для него не столько одушевленным предметом, сколько ходячим подтверждением его досадной ошибки».
Да, он выкарабкивался, но ревмокардит и проблемы с сердцем преследовали его всю жизнь и подточили силы. К середине 80-х он уже выглядел совсем глубоким стариком - а ведь ему было всего-то немного за 70. Но ум его оставался вполне молодым, и мириться с болезнями и старостью Аркадий Исаакович отказывался. Он работал над новыми постановками, а за несколько месяцев до смерти отправился с театром в гастроли по США, хотя врачи категорически и в один голос заявляли, что этого делать не надо.
Но гастроли были триумфальными. Константин Райкин вспоминал: «Я такого раньше никогда не видел и, наверное, не увижу. Представьте освещенный зал на две с половиной тысячи мест. И все до одного стоя рыдают. Плачут навзрыд и взрослые, и дети. В зале стоял стон. И мы на сцене тоже плакали. Мы чувствовали, что все родились на одной земле и тысячи нитей нас связывают… Отец был счастлив».
Источник: Комсомольская правда
