На русском языке еще в 1996 г. вышла книга «Социология невежества». В качестве ее автора на сайтах порой указывается только р.Адин Штейнзальц, а имя второго автора, Амоса Функенштейна, опускается. Жаль, потому что именно в сочетании этих двух имен достигается некая жизненная и интеллектуальная полнота. 

Р.Адин Штейнзальц – один из умнейших и образованнейших представителей ортодоксального иудаизма, внесший большой вклад в еврейское религиозное наследие XX-XXI вв.

А об Амосе Функенштейне, со дня безвременной кончины которого прошло 26 лет, вряд ли можно лучше сказать, чем это сделал замечательный историк Дэвид Биале. Поэтому просто приведем начало его заметки из журнала Tablet, посвященной печальной годовщине:

«Когда Амос Функенштейн был подростком, он собрал одноклассников во дворе знаменитой иерусалимской религиозной школы Маале и объявил, что Бога нет. Когда его вызвал к себе директор школы, он отказался покаяться. Так было положено начало одной из самых неповторимых интеллектуальных судеб второй половины прошлого века.

Как и Спиноза, чья философия играла центральную роль в его творчестве, Амос был настоящим эпикойресом, еретиком в рамках своей традиции. Слово «эпикойрес», происходящее от греческого «эпикурейца» первоначально означало в раввинской идиоме еврея, который, подобно философам-эпикурейцам, не верил, что боги вмешиваются в дела этого мира. В каком-то смысле, Амос, несомненно, разделял это положение. Однако в массовом сознании эпикойрес понимается более широко – как человек, восставший против веры и практики ортодоксального иудаизма, причем его бунт коренится в самих классических еврейских источниках. Именно в этом смысле представляют Амоса – еретика, который знал еврейскую традицию лучше большинства из тех, кто называет себя ортодоксами.

Но подобно Спинозе, Амос не был склонен отрицать существование Бога. Будет справедливым сказать, что он провел последующие 46 лет своей жизни, до момента своей смерти в ноябре 1995 г., пытаясь понять эту самую Сущность, в бытии которой он сомневался, написать биографию Бога. Он осуществлял поставленную перед собой задачу не напрямую, а обращаясь к наиболее глубоким мыслителям западной традиции – языческим, еврейским, христианским, от греков и Еврейской Библии, через раввинов и отцов Церкви, средневековых еврейских философов и мистиков, христианских схоластов и до творцов современной науки и философии. Ни один камень не мог остаться неперевернутым, ни один мыслитель, близкий или далекий от него, не мог быть проигнорирован в его поисках. В конечном счете, только понимая интеллектуальную жизнь Амоса как нескончаемый поиск высшей Сущности, можно соединить, казалось бы, несопоставимое: еврейскую историю, схоластическую философию и историю науки – если назвать только три наиболее заметных предмета. Как еще мы можем объять разум, равно погруженный в библейский экзегезис и математическую логику XX в., в рукописи Мертвого моря и “Критику чистого разума” Канта?»