К 95-летию со дня рождения выдающегося кинорежиссера
Михаил Калик, принадлежавший к славной и поистине удивительной плеяде режиссеров-шестидесятников», нисколько не устаревает, потому что в основе его творчества, его эстетики и миросозерцания — любовь, которая, как мы знаем еще от премудрого Соломона (и даже не только от него одного), сильнее смерти.
Очевидная бесценность вклада советских «шестидесятников» в мировой кинематограф заключалась, среди много иного, также и в том, что они продолжили визуализационный опыт освоения вселенной языком кино, начатый мастерами 20-х: Эйзенштейном и Пудовкиным, Довженко и Траубергом... Прерванный (как антинародный, ибо форма не может быть «выше» содержания), сталинским террором, цензурой и ГУЛАГом, этот уникальный опыт получил новое дыхание в павильонах Хуциева и Германа, Тарковского и Калика...
Языком «Песни песней»
…О Калике трудно говорить языком прозы. Тут же виной еще и Евтушенко, который размашисто и смело — да еще и на музыку Таривердиева — звучит в каликовском шедевре «Любить», который был снят в 1968 году и стал, пожалуй, главным фильмом режиссера и своеобразным «внутренним» манифестом творческой молодежи. Он сложился в самом центре творческой судьбы Михаила Калика, посреди его жизни, сложился поэмой, лирическим гимном главному человеческому чувству, сомкнув в единое неразрывное целое художественное и документальное.
Кто помнит 60-е, узнает их в этом фильме, но в то же время «это было новое слово в киноязыке», как сказал режиссер Савва Кулиш. Жанр картины — загадка. Как в литературе «Жизнь Арсеньева» Бунина, как гоголевские «Мертвые души»... Границы размыты, произведение в них просто не умещается. Роман, поэма, эпос, а, быть может, лирическое эссе… Цензура отчаянно искромсала ленту (ну еще бы, с экрана звучали строки библейской «Песни песней»!) и допустила к прокату всего лишь 12 копий. Картину крутили в клубах, и публика ломилась на полузакрытые просмотры, как это было чуть позже и с фильмами Андрея Тарковского. Впоследствии, уже после перестройки, Калик почти что полностью восстановил первоначальную версию. Восстановил императив замысла: Любовь — Божественный дар, который невозможно объяснить. Но путь к поиску открыт каждому. Этим путем стоит идти и стоит жить.
Путь к Богу
Путь пронзительной и щемящей искренности, когда каждую секунду боишься ранить и каждое мгновенье боишься стать источником боли, был проложен в творчестве Калика уже картиной «Человек идет за солнцем», вышедшей на экраны в 1961 году. Иные из киноведов и кинокритиков полагают, что именно с этого фильма и началась история «новой волны» советского кинематографа. Рожденное хрущевской оттепелью, «поэтическое кино» не было принято властью, которая откровенно не понимала, как это можно «идти за солнцем», вовсе не встречая при этом по пути разного рода социалистические стройки и прочие достижения советского режима. Фильм Калика наверху посчитали чуть ли не диссидентской выходкой, показывали мало — как и «Иваново детство» Тарковского, и «Тени забытых предков» Параджанова, пока и совсем не изъяли из проката, после отъезда Калика в Израиль в 1971 году. Тогда режиссер был полностью запрещен к показу. Даже «До свиданья, мальчики!» — картину, снятую по повести Бориса Балтера, в которой присутствовала антифашистская тема, не показывали вплоть до конца 80-х — фильм, открывший талант Евгения Стеблова, Михаила Кононова, Николая Досталя…
Вообще Михаил Калик был, конечно, мастер от Бога. В нем сочеталось обыкновенно несочетаемое, что всегда говорит о совершенно особенной одаренности, если не сказать, чего-то большего. Калик умел не только п о к а з а т ь языком кино пронзительное на экране, не только перевести на киноязык п р е д е л ь н ы е философские понятия, но и провести, например, идеальный... кастинг. И хотя такого слова в его эпоху еще не было, актеров он умел подобрать, как никто другой. Как на главные роли, так и на второстепенные. Именно после того, как в его «Мальчиках» в роли конферансье появился Борис Сичкин, спустя четыре года у Эдмона Кеосаяна в «Неуловимых мстителячх» возник Буба Касторский. Актер-типаж амплуа-герой — и в результате врач из призывной комиссии (Георгий Тусузов) у Калика спустя пять лет превратился во врача в комедии «Семь стариков и одна девушка» Евгения Карелова. У Калика мечтали сниматься, потому что творчески высказаться у него можно было полностью, и созвездию мастеров в его фильмах мог бы позавидовать и самый маститый режиссер. Вот только фильмов Михаил Калик (который на самом деле был Моисей) снял совсем немного. Всего лишь десять.
Когда я вернусь...
Свой последний фильм Михаил Калик снял про себя. «И возвращается ветер...»… Снять фильм-исповедь режиссер мог только там, где прошла основная часть его жизни, где он создал свои главные произведения (в Израиле Калик за 20 лет смог снять всего лишь одну картину). Он вернулся в 1991-ом и снял фильм про жизнь человека в СССР. Этот человек прошел ГУЛАГ («Настоящая моя академия — это тюрьма», — говорил про свой страшный опыт Калик) и потом снимал самое светлое кино на свете, он покинул родину из-за невозможности говорить в полный голос и не нашел себя в земле обетованной — и вот теперь вернулся, чтобы подвести итог. Итог оказался окончательным — и после 91-го года Калик уже не снимал ничего. Нет, он отнюдь не жил анахоретом, не замкнулся в себе, хотя с журналистами у себя дома в Израиле встречался редко и никак не баловал СМИ своим вниманием... Просто он все сказал. Своим искусством. Драматическим, порой трагическим… Он сказал все, что хотел сказать… Для настоящего художника, каким, безусловно, был Михаил Калик, это настоящее подлинное счастье.
Михаил Калик жил долго — и прожил 90. Погребенный в городе трех религий — в древнем Иерусалиме — он не был забыт Богом. И, наученный и вдохновленный Им, он тоже учил нас любить. И этот урок продолжается...
