|
Лея Гаврилова
Лея Гаврилова

Семен Шагабаев: лицом к лицу

Семен Шагабаев: лицом к лицу

Интервью с Семеном Шагабаевым — реальным свидетелем событий периода оккупации нацистами его родного города Нальчика.

— Семен Иммануилович, для начала расскажите немного о вашем происхождении — где родились и выросли, из какой семьи вы.

— Я родился 15  января 1931  года в Нальчике. Жил я на улице Иллазарова, 90, которая раньше называлась Горшечной. Отец мой был кадровым офицером, окончил военное училище в Санкт-Петербурге и находился на службе с 1917 по 1945 год. В 1941 году он служил в 132-й конной артиллерийской дивизии Северного Кавказа. Мама моя была домохозяйкой. В моем сердце остались самые светлые воспоминания о родительском доме, о природе родного края.

— Вы, наверное, как многие представители того поколения, рано начали трудовую деятельность?

— Да, я начал работать в семь лет. У нас была слепая лошадь, и я рубил с матерью лес на дрова. Позже я работал на складе у деда в поселке Малка и жил с дедом, отцом мамы, Обо Ашуровым, в селе Каменномост, а в 15 лет меня отправили в Ростов учиться на заготовителя.

— Еврейские традиции в семье соблюдались?

— Разумеется. Мы кошерно резали мясо, не смешивали молочные продукты с мясными, ходили в молитвенный дом и отмечали все еврейские праздники.

— Какие воспоминания остались в памяти о начале войны?

— В ноябре 1942 года, когда я учился в школе, началась оккупация. Мне было около 11–12 лет. В школе, где я учился, был развернут военный госпиталь. Я стал помогать медперсоналу ухаживать за ранеными. Как только немецкие войска вошли в город, жизнь в Нальчике кардинально изменилась. Оккупация была ужасной. На дороге к городу Прохладный, с левой стороны находилась братская могила, в которой лежали расстрелянные комиссары, военнослужащие и местные евреи. Еврейскую Колонку оставили на потом, для массового расстрела в начале января. Во время оккупации люди жили в страхе, многие боялись выходить из дома. Немцы со своими румынскими союзниками, шастая по дворам, собирали скотину и птицу у населения, запугивая людей и тыкая им оружием в лицо. Даже в нашем саду мы старались оставаться незамеченными. Я помню один случай, когда, возвращаясь от бабушки, я встретил немецких солдат. Один из них на ломаном русском попросил меня принести им варенье. Испугавшись, я побежал по подвалам и принес им мешок с несколькими банками варенья. Один из них достал из кармана и дал мне горсть конфет за это, я даже не ожидал. И все до одной отнес домой. Еще помню, как однажды мама послала меня зачем-то к деду, ее отцу. Наши дома соединялись садами на участке. Проходя через сад, я вдруг услышал возле уха свист пули снайпера. Она задела кожу на горле, но это была всего лишь царапина, слава Б-гу.

— Насколько мне известно, массового расстрела евреев Колонки не было. Как им удалось избежать этой участи?

— Сейчас объясню. В начале января, когда Красная Армия начала наступление со стороны Эльхотово в Северной Осетии, немцы стали отступать. Массовые расстрелы Еврейской Колонки были назначены под Новый год. Старейшины еврейской общины собрали золото и принесли его немецкому коменданту в надежде отменить расстрел. Однако комендант ответил, что не может отменить приговор, но готов перенести его на более поздний срок в связи с наступлением Красной Армии. Таким образом, путем подкупа жители Колонки остались в живых. И тем не менее жизнь была трудной и полной страха, и в эти тяжелые времена мы в семье сильно сблизились.

— А как вы познакомились с вашей будущей женой?

— На окраине нашего поселения протекает река Нальчик, рядом стоял кожевенный завод, директором которого был Минту Рабаевич Матаев. Я работал, сдавая кожевенное сырье со своего склада в Кубе Баксанского района. Однажды на завод пришла красивая девушка, чтобы передать еду своему отцу, я в нее сразу влюбился. Спросил директора, кто она, он ответил, что это его дочь. На протяжении двух или трех лет я просил ее руки, понимая, что я из бедной семьи, а девушка из зажиточной. Но директору я нравился как хороший работник и был симпатичен как молодой человек. В конце концов он согласился, и в 1953 году мы сыграли свадьбу. До этого я уже начал строить дом, так как мы жили в землянке, в которой было восемь человек и лошадь. А в 1963 году купил двор и старый дом у казаков на улице Захарова, 52, оставив родовой дом двум младшим братьям.

— Сколько у вас детей и внуков?

— У меня четверо детей и сейчас 13 внуков. В 1955 году родилась дочь Полина, в 1957 — сын Игорь, в 1964 — дочь Циля и в 1969 — дочь Гуля.

— В каком году вы переехали в Израиль и почему решили репатриироваться?

— В августе 2019 года я с семьей сына осуществил свою давнюю мечту — переехал в Израиль. Это было решение, полное надежд и ожиданий. Я всегда мечтал увидеть Иерусалим, посетить Стену Плача — священное место, которое должно стать частью жизни каждого еврея. И вот наконец моя мечта сбылась! Этот момент стал для меня символом возвращения к корням, радости и обретения глубокого внутреннего покоя. Я чувствую, что это не просто переезд, а важный шаг на пути к поиску своей идентичности, возвращение к истокам. При этом я хочу сказать, что прожил хорошую, здоровую, наполненную трудом жизнь в Нальчике. В ней были и голод, и нужда, и радость труда, и душевное единение с семьей и родными.

— Что вы пожелаете будущим поколениям?

— Всем евреям будущих поколений и своему роду хочу пожелать учиться, заниматься спортом, работать, приносить пользу обществу, быть честными и правдивыми. Считаю, что важно соблюдать еврейские традиции, и, в частности, уважать и ценить родителей.

Пусть история моего собеседника станет источником вдохновения для многих, напоминая о том, что жизнь, несмотря на все трудности, полна возможностей для радости, дружбы и любви. Вера в лучшее и стремление к миру могут привести к светлым изменениям, и мы надеемся, что в ближайшем будущем Семен Иммануилович увидит на земле Израиля мир, свободный от страха и конфликтов.

Похожие статьи