Илья Давыдов – талантливый живописец, колорист,Творческая палитра художника многогранна: тематическая картина, портрет, пейзаж, натюрморт. В ряде музеев находятся коллекции работ художника, подаренные им в разные годы. Среди них Музей изобразительных искусств Кабардино-Балкарской Республики и филиал Музея Востока в городе Майкопе. Сегодня художник живет и работает в Израиле, не прерывая связей с Кабардино-Балкарией. 

Илья Ильягумович Давыдов родился в 1932 г. в г. Нальчике КБР. Окончил в 1954 г. Московское высшее художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское) в Москве. Член Союза художников России с 1967 г. С 1980 – 1989 гг. был членом МОСХа, участвовал во всех ежегодных весенних выставках, проходящих в то время. Живописец. 

В разные годы живет и работает в Кабардино-Балкарии (1954–1981 гг.), Москве (1981–2004 гг.), Израиле, участвуя во всех выставках, проводимых Союзом художников СССР  – республиканских, российских, региональных и зарубежных.

Когда активист нашей общины Лев Матвеевич Ашуров рассказал мне про Илью Ильягумовича – художника, члена Союза художников России, а главное - человека из нашей общины, я очень этим заинтересовалась, а когда узнала что мастер скоро приедет в Нальчик, ещё и обрадовалась. Всегда была неравнодушна к людям искусства.

Небольшая прогулка по еврейской колонке и вот мы встретились. Приятно удивило открытое детское выражение лица мастера, добрая улыбка, тихий спокойный разговор и душевное тепло, исходящее от этого человека, человека, видящего красоту этого мира и, умеющего перенести ее на холст. 

Мы познакомились, завязался разговор. Оказывается, во времянке, находящейся в одном из дворов колонки хранилось более 30 работ автора. В считанные минуты мастер вытащил на свет часть своих полотен, и аккуратный дворик превратился в картинную галерею с пейзажами, натюрмортами и портретами, которые вызвали у нас со Львом Матвеевичем заслуженный восторг. Это золото осени и синева полевых цветов, экзотические деревья Израиля и родные горы Кавказа.

Все это богатство годами хранилось во времянке, в которой мы и продолжили знакомство.

- Я родился 21 марта 1932 года в Нальчике. Жил на ул. Суворова, 122, это бывшая Красная улица. В семье рабочего и продавца. Отец был рабочим и продавцом. Он работал на мясной фабрике, и развозил мясо по магазинам, и сам продавал его. Мама была домохозяйкой. Звали ее по-русски Маня, а по метрику Аржон Матвеевна (в девичестве Шагабаева), а в колонке Мама (ударение на последний слог). Нас было пятеро братьев и одна сестра (она сейчас живет с семьей, внуками в Израиле, Нацерет Илите). Семья во время войны сильно пострадала. Наш дом был разбит бомбой, снаряд угодил в трубу дома. Мы прятались в окопах во дворе дома.

- Да-да. В основном здесь были румыны. Случилось несчастье: родной старший брат Хаим был схвачен полицаями по донесению и находился у фашистов в плену. Когда немцы попали в тяжелое положение под Сталинградом и стали отступать, брата, ему было тогда 16 лет, забрали с собой. … Он вроде бы с русским парнишкой смог каким-то чудом убежать от немцев, а потом они опять попали в руки немцев. Их расстреляли в Баксане. Когда отец вернулся с фронта, он занялся этим вопросом. Поехал в Баксан, где ему рассказали, как там были убиты два молоденьких парня, жители села описали их и отец понял, что один из них был Хаим…

- Сколько бы лет ни прошло, всегда тяжело вспоминать такое…

- Я любил рисовать с детства, рисовал танки, самолеты… Я даже и не думал, что буду художником. У моей матери была младшая сестра Мария. Очень интересная, умная, играла на гитаре. Она вышла замуж за украинца Николая Захаровича Трындык, он был хорошим художником здесь в Кабардино –Балкарии. Когда он с фронта вернулся, открыл в Нальчике мастерскую. 

Делал копии картин, в общем, зарабатывал. Надо было как–то жить. Когда Николай Захарович увидел, что я люблю рисовать, пригласил меня к себе. Мне тогда было 13-14 лет. После этого я пошёл в кружок при Дворце пионеров. Там преподавал Николай Никифорович Гусаченко, тоже с Украины, старейший местный художник. Я записался в его кружок, а там уже была группа, специально набранная, чтобы иметь здесь свои кадры. 

Но мне разрешили приходить и заниматься, Николай Никифорович меня хвалил. Ребята уехали в Саратов. А я остался, работал, учился. Потом появился новый преподаватель Михаил Александрович Ваннах, по национальности швед. Пейзажист, очень любил писать горы. Я у него позанимался где-то полтора года. Потом из армии пришел еще один учитель Ткаченко (наш музей изобразительных искусств носит его имя). 

Вот мои учителя. Отец решил меня отправить в Москву. Ильятон Ханукаев, его близкий родственник, продал здесь дом и переехал в Москву. Отец попросил его, чтобы я у них жил и попробовал поступить в Строгановское училище.

- Он видел, что я люблю рисовать, и что у меня это получается, и поэтому хотел, чтобы я получил образование. Ильятон заверил отца, что присмотрит за мной.

- Да, здесь я получил восьмилетнее образование в вечерней школе.

- Был, мой близкий товарищ Мушаилов Юрий, пейзажист, заслуженный художник, учился в Ростове, успешно работал, участвовал в выставках. Он умер в 1996 году. А больше никого.

- После училища я вернулся в Нальчик, здесь работал. Позже вернулся в Москву. Там я стал членом Союза художников. Участвовал в выставках, выполнял государственные заказы, писал большие полотна. Ко мне хорошо относились. На улице Горького в Москве на площади Маяковского был комбинат для московских художников. Мне дали мастерскую и я там жил и работал.

- Я женился здесь, в Нальчике, в 1956 году.

- Вдохновение у меня и без этого было. Такую роль моя жена не играла, потому что она другой жизнью жила, другой профессией. Для них живопись, искусство, культура…В общем,другое воспитание. У нас народ все понимает иначе.

- Деньги – самое главное. И авторитет.

Лев Матвеевич: – Это не он так думает. Жизнь такая вокруг. Я извиняюсь. Как-раз денег у него нет. Всем его богатством были и есть его картины.

- Я тоже зарабатывал, но не столько, сколько надо было. Это не моя вина, а обстановка в стране. Я хотел, требовал работу и не только я. Но была определенная зарплата и как хотите, так и живите.

- Нет. Сытыми они будут творить еще лучше. Чтобы творить нужны большие деньги. Чтобы написать картину с фигурами, ты должен рисовать с натуры, чтобы это выглядело правдиво, чтобы эту жизнь можно было перенести на холст. А чтобы это сделать, надо натурщику платить деньги. Складки одежды, руки, кисти, пальцы, свет, тень – вы это не придумываете, это надо видеть. 

Чтобы видеть, надо посадить человека, кошку или собаку – нужен материал, и его ты переносишь на холст. Тогда это правдивая работа. Так Суриков, Репин платили натурщику колоссальные деньги и поэтому получались шедевры, мощные, правдивые. И Третьяков их покупал за 40-50 тысяч рублей, когда корова стоила 5 рублей.

Потом художник продает картину и имеет средства на другую работу. Зритель приходит и видит настоящую правду, непридуманную. Все, что видишь – переносишь на холст. Их нельзя придумать, их надо видеть. А бедный думает о еде. Многие художники погибли, потому что начали заниматься другим делом, а это оставили. И постепенно-постепенно увлеклись заработками и перестали создавать.

- Отца, матери.

Илья Ильягумович отобрал портреты и вытащил их во двор. Я не критик, я - зритель, и мне видно, как здорово передан образ нашей еврейской женщины–матери, ее взгляд, задумчивый, спокойный, ее настроение, натруженные руки, которые хочется погладить. Она как живая. А с другого полотна смотрел сильный человек, много переживший, проработавший всю жизнь и любящий своих внуков. Правильно сказал мастер, что надо писать с натуры. Его работы правдивы.

- И в нашем художественном музее можно посмотреть ваши работы.

- Весь Кавказ.

- На Святой Земле музеи разные, а по живописи нет. Искал в Хайфе – не нашел. Хочу отдать свои работы. Придется поискать в Тель-Авиве или Иерусалиме.

- Дочь живет в Израиле, а сын в Канаде – раввин. Он выучился в ешиве, и когда в Канаде нужен был наш горско-еврейский раввин, он прошел по конкурсу и уехал туда.

- Нет. Настолько все здесь растеряно, что мы о своем народе как-то … нас нет.

- И европейских, и горских - не имеет значения.

- Это наша страна, еврейская страна. Там пишут другие художники и только на религиозные темы.

- Я здесь ничего не ищу. Приезжаю, дорабатываю свои работы, раздаю. Не от хорошей жизни я их отдаю, мне тяжело их везти, иначе они вообще пропадут. Здесь у меня осталось 36 работ, которые я хочу увезти в Израиль. Я старый, мне тяжело этим заниматься. Некоторые работы отсырели, потому что в помещении времянки зимой не отапливается. Мастер расстроился, увидев в каком состоянии картины.

- Я? Даже не знаю. Мечтаю, чтобы было хорошо всем, кто живет там.

- Да. Чтобы детям было хорошо. Чтобы они там обосновались и жили. Хотя мы, уезжая туда что-то теряем, теряем нашу речь, язык исчезает. Дети вырастают, говорят на иврите, английском, а наш язык исчезает. Мы становимся тем ивритоговорящим народом, которым были до захвата евреев персами.

- Да.

Мы тепло попрощались с Ильей Ильягумовичем и пожелали ему творческих успехов на Святой Земле.

Тогда на интервью, я не сказала ничего мастеру в ответ на его размышления о сегодняшнем дне нашего народа. Но все время думала об этом, и не хотела мириться. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что то, что должно сохраниться, оно сохранится, и язык горских евреев в том числе. Ведь рукописи не горят. История пишется каждый день и в ней есть страницы рождения, расцвета и конца, и снова на новом витке… И для чего-то это нужно.

Когда началась перестройка, я каждый раз вздрагивала при слове "еврей", доносящегося из телевизора, потом стала привыкать, потом радоваться. Ведь мы знаем, по отношению к «своим» евреям можно судить о положении в стране. И я сужу: в моей стране с каждым годом все лучше, и лучше.

120 лет вам жизни, Илья Ильягумович, пусть ваше доброе сердце радуется сегодняшнему дню, по-прежнему видит красоту и свет этого мира и показывает ее нам с помощью вашего мастерства. 

А ещё интересно, когда мы услышим имя нового художника из еврейской общины Нальчика.