Посмотри-ка ты ночью туда,
Где полярная светит звезда.
И пиши теперь письма свои
На архипелаг, на ЗФИ.
Юрий Визбор «Песня о ЗФИ»
«А я – дядя Дима, или Дмитрий Матвеевич Данилов, непохожий сам на себя…» – так представился он мне при нашей первой встрече, и потом эту фразу я слышала каждый раз, когда знакомила его со своими родственниками и друзьями. Почему «непохожий сам на себя»? Да потому, что при его типично кавказской внешности у него оказались чисто русские имя и фамилия.
Он объяснил, что хотя он родился и вырос в Баку, а предки его вообще из горного Дагестана, вся его сознательная жизнь, отданная военно-морскому флоту, больше связана с русским Севером, чем с Кавказом, и поэтому его все так, на русский манер, тут называют. Свои же, флотские товарищи, его называют просто по-дружески Матвеич…
Я узнала, что Дмитрий Матвеевич военный моряк, капитан первого ранга в отставке, что он прошел всю войну. И потом волею судьбы стал полярником и сопровождает экспедиции на крайний Север, на Землю Франца Иосифа, где зимует с ребятами-метеорологами в тесном содружестве с белыми медведями, тюленями и моржами. И вот только что он оттуда вернулся… Да, думалось мне, редко кому доводится иметь в жизни такое общение!
Донейли Мардахаевич Данилов. Родился 22 августа 1922 года в Баку.
Выпускник Ленинградского Военно-Морского Училища им.Фрунзе. Капитан I ранга. Кавалер 22 орденов и медалей.
Участвовал в боях за Донбасс, Ростов, Туапсе, Новороссийск и на Малой Земле. Принимал участие в освобождении Норвегии.
В послевоенные годы служил на военно-морских базах атомных подводных лодок Северного флота. В 1969 году по состоянию здоровья вышел в отставку, и приступил к работе в Институте экспериментальной метеорологии (позднее НПО «Тайфун»).
Скончался 23 июня 2013 года на 91-ом году жизни. Похоронен в Обнинске на городском кладбище «Передоль».
Обо всем этом и еще о многом, для меня просто необычайном и почти нереальном (арктические льды, айсберги, полярные сияния, зимовки и запуски ракет…), я узнавала по мере нашей с ним совместной жизни. А наша с ним жизнь с той случайной первой встречи удивительным образом растянулась… на целых 33 года!
Но, кажется, все-таки ничто не бывает случайным. Вот немного из моего прошлого…
Почему-то с самого детства меня увлекала морская стихия, как поется в известной песне «я мечтала о морях и кораллах…». Все, связанное с морем и моряками, вызывало мое восхищение. И своего будущего суженого я тоже видела в образе моряка в белом кителе, белой форменной фуражке, и с кортиком на боку. Все, как полагается…
Виделось, как я провожаю корабль, стою на берегу, машу рукою, а он, мой капитан, стоит у штурвала корабля, и великолепный белый корабль отплывает в открытое море.. А потом, думалось мне, будет долгожданная встреча, радостная и волнующая… Вот такие виделись картины, вот такие блуждали в голове наивные детские мечты.
И что же? В Москве на трамвайной остановке, морозным зимним вечером под Старый Новый 1979 год я встречаю полярника в морской куртке и фуражке, правда, не белой, а черной. Но морской… Правда, без кортика, но под распахнутой кожаной курткой – видна морская форма и вся грудь в орденах… Он делает попытки познакомиться со мной и они, как окажется, попадают на благодатную почву.
Незадолго до этого я пережила трагедию, потеряла маму, которая скоропостижно скончалась на моих руках от укола пенициллина. И, чтобы заглушить свою непреходящую боль, я вечерами ходила в театры, на концерты, к подругам… И вот этот выход в театр Советской армии в заснеженный зимний вечер, стояние в ожидании трамвая оказались судьбоносным событием моей жизни…
Ведь уже ровно на Старый Новый год, то есть 13 января, дядя Дима пришел к нам в гости с цветами и шампанским (дома была я и моя тетя Люда).
Он разложил перед нами свои фотографии белых медведей, атомных ледоколов «Ленин», «Арктика» и «Леонид Красин», фотографии полярников, обсерватории Кренкеля на острове Хейса, ледяных ландшафтов архипелага ЗФИ (Земли Франца Иосифа). Рассказывал о своих экспедициях, о метеонаблюдениях на северных широтах, о запусках «мирных» метеорологических ракет, которые в любое время со сменой боеголовки могут стать военными. Все это для меня было в диковинку.
С каждым его приходом ко мне мы все больше узнавали друг друга.
Я узнала, что его настоящее имя – Донейли Мардахаевич Данилов, что он потомок одного из коренных народов Дагестана – татов. Тогда я впервые услышала это слово, но впоследствии вдруг выяснилось, что у одной моей подруги муж по национальности тоже был тат, а у другой подруги – дедушка, вообще выдающийся татский этнограф Илья Щеребетович Анисимов.
И это при том, что обе мои подруги москвички. Бывают же в жизни такие редкие и неожиданные совпадения!
– Я хотел бы лучше понять ваш внутренний мир, ваши увлечения, узнать, чем вы живете. Хотел бы быть вам чем-то полезным, – говорил мне дядя Дима, и эти его слова меня невероятно подкупали в те первые труднейшие месяцы моей жизни без мамы. А тетя моя, наоборот, мне внушала:
– Не верь кавказцам, да еще, если они с усиками!
Примерно то же говорили и мои подруги. Я узнала, что он живет и работает в Обнинске, живет один с дочерью, которая следит за папой, а с женой, что осталась в Архангельске с другими двумя его дочками, давно расстался…
Он стал помогать мне во всех практических делах по дому, потому что как моряк умел все: пилить, прибивать, все ремонтировать, к тому же, как кавказец замечательно умел готовить: «сюрх-плов» на хлопковом масле, долму, ореховый пирог «шекер-бодан», суп «довга» на кефире с зеленью и многое другое.
Постепенно в наших отношениях начала заявлять о себе любовь, и тогда для нас мало стало значить то, что существуют эти 120 километров между Обнинском и Москвой. Они не стали помехой нашим чувствам… Он регулярно возникал передо мной с букетом цветов где-нибудь на автобусной остановке или у выхода из метро, поджидая меня по вечерам.
Его непоседливой, неуемной натуре было вовсе нипочем ехать сначала два часа на электричке, а потом больше часа добираться с Киевского вокзала до Чертанова. Работал он в области гидрометеорологии, в Обнинском ЦКБ (впоследствии НПО «Тайфун») и все наши совместные с ним 33 года ухитрялся жить вот такой жизнью: то у меня в Москве, то в Обнинске у дочери. К этому, начиная с весны и до поздней осени, у него добавлялась еще и третья приятная нагрузка: моя дача между Серпуховым и Протвино в деревне Дашковка, где очень многое стало делаться его руками…
Но самым главным в жизни для него все же оставались его постоянные Арктические экспедиции на любимый, обожаемый им Север. Сначала – в столицу Заполярья Мурманск, где он руководил погрузкой дизель-электрохода, а оттуда на его борту отправлялся по северному морскому пути на Диксон, и потом на остров Хейса Земли Франца Иосифа. Там размещалась обсерватория имени Кренкеля, единственная обсерватория в СССР в таких заполярных широтах. Он просто болел Арктикой и без нее своей жизни не мыслил.
Оттуда я получала длинные подробные письма с фотографиями, если была почтовая связь, а если самолета долго не было, то он слал короткие радиограммы.
И я отвечала на них, отправляя свои радиограммы по адресу: «Диксон Красноярского края ОБС Кренкеля Данилову Д.М.». И они до него доходили, радовали и немного согревали душу старого «морского волка» в суровых северных широтах…
Но перед экспедицией в Арктику Дмитрию Матвеевичу надо было все подготовить, то есть побывать на предприятиях во многих городах нашей гигантской страны – Советского Союза. Такова была его работа, которая полностью соответствовала его натуре, казалось бы, вечно неугомонной и «бродяжнической», но, с другой стороны, очень обязательной и ответственной.
Он ездил по всей стране, и отовсюду: из Таллина, Риги, Мурманска, Куйбышева, Новосибирска, Хабаровска, Николаева – шли ко мне его письма, открытки, исполнялись заказы и поручения (и мои, и всех моих подруг). Это даже было маленьким преимуществом при нашем всеобщем дефиците, но оно все же не окупало его частых отъездов из родных пенатов… Вот тут-то я и начинала понимать, как далеки мои детские мечты о морях, кораблях, капитанах и их кортиках от реальной жизни!!! И как нелегка судьба Сольвейг, которую я сама для себя выбрала…
