- Стелла, вы давно уехали из Пятигорска, но в ваших романах Кавказ и образ жизни горцев занимают центральное место, а ведь вы жили и в Москве, и в Германии. Почему вы пишете именно об этих местах?

- Корни не отпускают. Кавказ – это та среда, в которой я провела детство, а детство у меня было, мягко скажем, непростое, поэтому мне важно снова и снова туда возвращаться, чтобы что-то исправить в своей сегодняшней жизни. Меня не интересует при этом Кавказ как локация, а интересует исключительно психологическая среда. Моя тема – это человек в социуме. Какое-то время назад, уже после многолетней жизни в Москве, Кельне и Париже, я вдруг осознала, что в небольших и плотно закрытых национальных общинах, из которых и состоит весь Кавказ, главная задача воспитания – подогнать ребенка под среду, отрезать все, что выпирает, удалить, словно опухоль, все проявления другой идентичности, кроме той, которая подходит данному конкретному роду или данной конкретной нации. Как будто не существует у этих людей ни собственной психики, ни собственных желаний. Мне по сей день очень тяжело отделить себя от этого родового молоха. Писать об этом – единственный способ помочь себе и, возможно, другим.

- В романе «Дедейме» явственно звучит сочувствие по отношению к главной героине и ее матери и кажется, что вы осуждаете суровые традиции Кавказа. Однако в обоих текстах присутствуют теплота, любовь и ностальгия. Как вы относитесь к силе традиций и к образу жизни горцев?

- Действительно, можно подумать, что я что-то осуждаю, но это не так. Жизнь любой диаспоры – когда маленький народ вне исторической территории на протяжении веков вынужден жить скученно, потому что иначе его поглотит большой народ – всегда имеет обратную сторону. С одной стороны – безусловная взаимовыручка, позволяющая выживать, а с другой стороны – теснота, жизнь в очень душных психических реалиях. «Дедейме» – это попытка показать обе стороны медали, и поскольку этот текст я писала по следам реальности, то там, конечно, все непросто. Как в жизни. Реальная жизнь – это очень неудобная, непослушная, негибкая субстанция для художественного произведения. В реальной жизни не бывает такого, что вот это вот – хорошо, а вот это – плохо. В реальной жизни все сложно. И, конечно, описывая свое детство, я не могла не вспомнить и хорошее, что там было. Моя бабушка, которая порой тиранила других и устраивала жизни своих детей по своему усмотрению, была единственным человеком в семье, у которого было немного любви и для меня. И это бесценно.

- Каким было ваше детство? Хотели бы вы вернуться в Пятигорск?

- Мое детство было сложным. Если попытаться дать ему характеристику в терминах литературных жанров, то мое детство – это психотриллер с элементами хоррора. Но я не хотела бы говорить о своем детстве в интервью, для разговоров о детстве есть литература. В «Дедейме» я об этом пишу, моя история – это история Мины. Также у меня есть несколько рассказов («Дорогой дневник», «Идеальная чистота» и др.), которые целиком посвящены моему детству и они все опубликованы, так что если кому-то будет интересно – найдут.

Что касается Пятигорска, то пока не вижу там для себя места. Но ничего нельзя исключать, будущее покажет.

- Расскажите, чем был вдохновлен новый роман? Может, прототипами героев стали реальные люди, которых вы знали или знаете?

- Роман «Молоко львицы или я, Борис Шубаев» был, среди прочего, вдохновлен книгой «Искусство и страх» Бейлса и Орланда. Роман, как я надеюсь, может стать некоей психотерапевтической подпоркой для людей, которые хотят заниматься искусством, но очень боятся. Ведь мой герой прошел практически через все круги ада, но уцелел. Когда человек решается на громкое заявление, на проявление себя через музыку или живопись, через поэзию или прозу, он разрушает привычные шаблоны и порой наступает на ноги другим людям, которые предпочли бы спокойную и тихую жизнь в обыденности. Разумеется, у героев есть прототипы, но это не прямые слепки с реальных людей, как было в случае «Дедейме». У каждого героя есть несколько прототипов, и части каждого из них уже невозможно никак выявить. Я постаралась глубоко спрятать все, что может напоминать о моей реальной жизни. Движущей силой, заставившей меня вдруг собрать воедино свои многолетние записи и написать об этом связанный текст, стало то, что после публикации «Дедейме» на меня обрушился шквал негодования со стороны родственников. Несмотря на то, что я заменила все имена, изменила время действия, литературно переработала события, все они себя, конечно, узнали и устроили мне настоящую травлю. Как она посмела! Кто она такая, чтобы писать о нашей Матери! Да она же сумасшедшая, и муж у нее сумасшедший, и дети у нее сумасшедшие, и надо побыстрее заклеить ей рот и изжить ее со свету! Надо подать на нее в суд за клевету! Надо превратить ее жизнь в ад! Все это – почти реальные цитаты. И то, что мой герой Борис в какой-то момент оказывается в мире, абсурдном и нереальном, где людям заклеивают рты, на самом деле – самый реальный мир из всех возможных. По крайней мере – для меня тогда. Мне в какой-то момент показалось, что я онемела и оглохла от этих обвинений, но одновременно я почему-то чувствовала себя виноватой. Хотя – в чем была моя вина? В том, что я показала малюсенький кусочек своего детства в «Дедейме»? Ну да, я же не росла в стеклянной банке, вокруг меня были люди, и я описала то, что помню. Но та ненависть, которая обрушилась на меня после публикации, стала для меня шоком. Если спустя 30 лет после последней встречи какие-то тети и дяди являются ко мне в Фейсбук, чтобы облить помоями, то здесь действительно есть о чем подумать. Мне было так плохо, что я думала, что никогда больше не смогу писать. Я несколько месяцев не вылезала из депрессии. Но меня вылечило – как всегда в моей жизни – погружение в учебу. Меня приняли в магистратуру «Литературное мастерство» ВШЭ, где я снова поверила в силу художественного слова и снова начала писать – маленькие зарисовки, упражнения, фантазии на заданную тему – все то, что обычно пишут первокурсники. Эта легкость была для меня целительной, потому что отвлекала от кошмарной реальности. Майя Александровна Кучерская по сути меня выходила, как заботливая мама выхаживает ребенка; она очень бережно обращалась со мной и с моими текстами, так что я снова поверила в себя и принялась за переработку давно лежащего в столе рассказа о Борисе. Он, будучи зажатым в рамки среды, в которых мужчина должен деньги зарабатывать, а не ерундой заниматься, постоянно терял голос. Конечно, я не знала, что это будет роман. Я думала, допишу рассказ и успокоюсь, но сев в лодку, я оказалась в таком мощном потоке, что должна была пересесть на корабль. Пришлось даже бросить магистратуру, потому что она уже не вписывалась в мою жизнь с романом и семьей, но главная цель была достигнута – я снова начала писать.

- О чем этот роман, на ваш взгляд? Кто такой Борис Шубаев?

- Я думаю, что Борис Шубаев – это все мы. Все люди так или иначе находятся в конфликте со средой. Этот конфликт может погубить, а может и, наоборот, сделать сильнее. У людей творческих профессий этот конфликт особенно ярко выражен. По сути, мой роман – это развернутая метафора о голосе, о праве человека на себя, на свободу самопроявления. Я хотела показать, что реальность иногда бывает настолько абсурдной, что тяжело провести грань: вот реальность, а вот фантазия.

- Будет ли третий роман? И если да, то о чем он будет?

- Третий роман уже наполовину написан, но о чем он, я пока не могу рассказывать.

- Мне удалось найти роман «Дедейме» на итальянском языке. Можете рассказать об этом поподробнее? Как получилось, что он был издан в Италии? Самостоятельно ли вы делали перевод? Что связывает вас с Италией? Где роман вышел раньше – в Италии или в России? Есть ли разница в том, как приняли его читатели в разных странах?

- «Дедейме» вышел в Италии уже после русскоязычной публикации с легкой руки моего первого учителя и наставника Михаила Визеля, который рассказал обо мне и моей книжке своим партнерам из Италии. Они с энтузиазмом восприняли тему, наверное, потому, что горские евреи – это экзотика, сами вышли на «Эксмо» и сами перевели книгу на итальянский. К сожалению, итальянского я не знаю, поэтому не могу оценить ни перевод, ни восприятие книги там. Надеюсь, что восприняли хорошо.

- Общаетесь ли вы со своими читателями? И каким вы видите своего читателя?

- Я с удовольствием общаюсь с читателями, и если кто-то пишет отзыв о моей книге, пусть и критический, я всегда благодарна. Ведь это помогает мне становиться лучше. Несмотря на метафоричность замысла, я все же хотела рассказать простую человеческую историю. Но, как известно, чем проще история, тем она сложнее. И я надеюсь, что мой читатель готов расти вместе со мной, готов погружаться в невидимые слои психики и реальности, готов выходить за рамки нормы и не боится заглядывать за потайную дверь абсурдного мира. Скажем так: эта книга для тех, кто любит истории с зашифрованным подтекстом.

- Вы всегда хотели стать писателем?

- Литература всегда была моим лекарством. В детстве у меня не было другого выхода, кроме того, что давала литература. Я читала запретные книги под одеялом. Но я была еще и очень ярким ребенком с феноменальной памятью и хотела изменить мир. Я думала, что самый простой способ это сделать – политика, и все к этому шло. Я поступила в МГИМО и собиралась стать дипломатом. Не сложилось – не по моей вине, а потому, что биографией не вышла. Потом я уехала в Германию и занималась наукой, защитила докторскую по истории. Вернувшись в Россию, я еще какое-то время пыталась изменить мир – работая журналистом. Это звучит как шутка, но тогда я еще была страшным идеалистом. В один прекрасный день сказка закончилась и я поняла, что все тщетно, и жизнь – суета сует. Именно тогда я решила, что выходом для меня может стать литература. Я не знала, к чему это приведет, когда пошла на первые в своей жизни литературные курсы в Cinemotion Lab, где и познакомилась с Михаилом Визелем. Там я написала свои первые – очень личные – рассказы.

- Тяжело ли было написать первый роман и трудно ли его опубликовать? Как вы с редактором нашли друг друга?

- Обучаясь у Михаила Визеля, я наработала необходимый объем текста, что позволило мне поступить в Литинститут, на высшие литературные курсы, где я и написала сначала рассказ «Младшая дочь», который потом перерос в дипломную повесть «Дедейме». Написать было не тяжело, но вот опубликовать – практически невозможно. Толстые журналы ссылались на то, что это не их формат и отказывали в публикации, а издательства интересовались, но просили дописать до нормального, романного, объема. То есть еще столько же. Но это было невозможно для меня, потому что история, сотканная из нити реальности, вынуждает меня и дальше следовать логике реальных событий. Если бы я так сделала, я бы сломала все, на чем повесть держится, потому что то, что происходило дальше в жизни реальных людей, не вызывало во мне ни любви, ни сочувствия, ни желания об этом писать. В общем, я оказалась в плену реальной истории и никак не могла из нее выбраться. Я искала и искала выход, и поиск привел меня в литературную школу Litband, в которой преподавала Юлия Качалкина. С ее помощью я сумела абстрагироваться от истории, рассказанной в «Дедейме». Юлия придумала для нас, своих студентов, потрясающее упражнение: написать историю на основе старой фотографии. Я написала рассказ о своей прабабушке, которая жила одинокой жизнью в мусульманском Дагестане в начале прошлого века. Эта работа с исторической памятью оказалась очень для меня полезной. Она навела меня на мысль о том, что я могу написать дилогию, тем более что главная героиня повести «Дедейме» названа в честь той прабабушки. Когда курсы закончились и мы с Юлией распрощались, я с головой погрузилась в исторический материал. Но где-то через два года я получила неожиданное сообщение. Юлия написала, что благодаря Михаилу Визелю прочла мою повесть и хотела бы ее опубликовать. Вот такие фантастические повороты судьбы. Значит, исторический материал не хочет умещаться в рамки дилогии, а хочет идти собственным путем.

- Кто ваш любимый автор? Какие ваши любимые книги? И какие стали источником вдохновения для нового романа?

- Мой любимый автор вообще – Франц Кафка. У Кафки я люблю все творчество целиком, включая дневники и письма. Помимо книг Кафки я люблю «Дон Кихота» Сервантеса, к этому роману романов я постоянно обращаюсь – и всегда нахожу что-то новое. Ну и на третьем месте – Пушкин, Александр Сергеевич. На его сказках я выросла, а прочитав в зрелости «Евгения Онегина», была просто ошеломлена. Так что да, это тот автор, который может удивлять даже спустя двести лет. Я могла бы долго перечислять известных и малоизвестных авторов, но тогда ответ на этот вопрос растянется до размеров целой книги, поэтому здесь я и закончу.

Беседовала Ирина Попадчук

Источник: book24.ru