В контексте множества споров об израильской идентичности широко распространено мнение, что «белые евреи», или ашкеназы, по своей природе чужды Ближнему Востоку. К счастью, нет недостатка и в тех, кто стремится возразить. Например, журналист Джошуа Роббин Маркс убедительно доказывает, что «ашкеназы — ближневосточные евреи». Утверждая, что «этногенез еврейского народа» имел место в Израиле, он заявляет, что ашкеназы являются не менее прямыми потомками этого автохтонного населения, чем их собратья — сефарды и мизрахи. Маркс утверждает, что все евреи, включая ашкеназов, происходят из этого региона.
Концепция евреев как выходцев с Ближнего Востока имеет богатое прошлое. Иногда евреи сами определяют свое происхождение таким образом. В 1921 году романист Якоб Вассерман написал, что его жизнь как еврея и немца была слиянием «обеих сфер, восточной и западной». Но Вассерман, похоже, был чувствителен к тому, что некоторые могут счесть неуместно сформулированным подтекстом этой идеи. «Немцы, — заметил Вассерман, — часто вменяют евреям „азиатскую чувственность“, которая, по их мнению, загрязняет немецкую культуру».
Для других авторов идентификация евреев как восточного народа часто влекла за собой недоверие и отвращение. Например, в своей книге «Самоубийство Запада» (Suicide of the West), вышедшей в 1964 г., Джеймс Бернхэм рассказывает об обмене мнениями с неназванным либералом, который был «заклятым атеистом еврейского происхождения». Эти маркеры идентичности — одна из причин, по которой Бернхэм подозревает, что этот человек не идентифицирует себя с делом «западной, христианской цивилизации». Подразумевается, что ближневосточное происхождение евреев обязательно означает, что они не являются западным этносом.
Эта дихотомия ложна. Во-первых, евреи появились на Ближнем Востоке, когда этот регион был еще гораздо более «западным» (греческим, римским, доисламским персидским и т. д.), чем сейчас. Поэтому, как показывает влияние западных традиций на многие черты их иудейской религии, евреев нельзя категорически причислять к незападным или неевропейским народам. Учитывая, что Ближний Восток раньше был гораздо более «западным» и даже «европейским», чем сейчас, нет никакого культурного разрыва между «западными» и «ближневосточными» евреями. Евреи могут быть и теми, и другими одновременно.
По крайней мере, начиная с периода Второго Храма (586 г. до н. э. — 70 г. н. э.), иудаизм формировался под явным влиянием эллинистических концепций. Американский раввин Бертон Висоцки в своей книге «Афродита и раввины» (Aphrodite and the Rabbis), вышедшей в 2016 году, рассказывает о многих таких заимствованиях. Например, он утверждает, что раввины скопировали пасхальный седер с греко-римской практики и позаимствовали у римских философов методы, играющие ключевую роль в интерпретации Писания. Раввинская обработка Библии подражала греко-римским комментариям к Гомеру до такой степени, что еврейская Библия была разделена на такое же количество книг, как и произведения Гомера (24). «Греки и римляне, — пишет Висоцки, — были людьми книги еще до того, как ими стали евреи».
В своей рецензии на книгу Висоцки исследовательница Танаха Памела Бармаш лишь слегка уточняет его тезис, утверждая, что интерпретационный подход к Писанию возник в иудаизме задолго до эллинистического периода, хотя под греко-римским влиянием он развился гораздо дальше. В основном же она согласна с Висоцки. «Иисус, — подчеркивает Бармаш, — говорил на иврите, арамейском и греческом. Вопрос лишь в том, в какой степени он знал латынь».
В своей классической работе 1974 года «Иудаизм и эллинизм» (Judaism and Hellenism) Мартин Хенгель предлагает схожие оценки. Например, он рассматривает отношения между раввинами и их учениками как подражание динамике отношений между учителем и учеником в эллинских философских школах. Висоцки отмечает, что ранние раввины одевались, как философы, в соответствии со стереотипами того времени.
Рассел Гмиркин в своей книге «Платон и создание еврейской Библии» (Plato and the Creation of the Hebrew Bible), вышедшей в 2019 году, описал множество сходных черт между еврейской Библией и древнегреческим правом и философией, особенно Платоном. В вопросах от конституционного права до написания национальной истории и даже формата и подачи десяти заповедей автор сравнивает танахические тексты с греческими, а также с ближневосточными аналогами. В целом он находит гораздо больше сходств с первыми, чем со вторыми. Хотя Гмиркин выдвигает радикальную теорию о том, что Пятикнижие было намеренно построено по греческим образцам, эти сходства рисуют иудаизм как глубоко западное явление, независимо от того, являются ли это результатом такого влияния или нет. Даже библейское изображение царя Давида, утверждает Гмиркин, имеет много общего с греческими идеалами воина.
Задолго до эллинистического периода иудаизм уже сформировался под влиянием зороастризма. Кто-то может отмахнуться от мысли, что зороастрийская религия повлияла на Запад, но зороастризм — это, в конце концов, индоевропейская религия. Религиовед Шауль Шакед даже называет «Ригведу» «самым близким к зороастрийским гатам литературным памятником».
Исследователи утверждают, что на иудейскую веру оказали значительное влияние персы. По мнению Н. Ф. Гиера, универсализм, эсхатология, ангелы, какими мы их знаем, рай и ад, дьявол и «этический индивидуализм» (представление о том, что за свои поступки отвечают отдельные люди, а не группы) — все эти идеи в еврейской традиции были заимствованы из зороастризма. Американский исследователь иудаизма Джейкоб Нойзнер также утверждает, что еврейские идеи «воскресения», «последнего суда» и «законов чистоты» демонстрируют «поразительное сходство с зороастрийскими аналогами».
Многое в иудаизме, безусловно, существовало и до иранского влияния. Джон Л. Берквист в своей книге 1995 года «Иудаизм в тени Персии» (Judaism in Persia’s Shadow) отмечает, что библейская традиция «литературы мудрости» возникла еще до персидского периода, а Хенгель называет ее семитским элементом. Естественно, специалисты спорят о том, что именно было заимствовано. Например, было выдвинуто правдоподобное объяснение еврейской эсхатологии как внутреннего развития.
Также трудно отделить исконно еврейские тенденции от зороастрийского влияния. Шакед отмечает, что некоторые изменения в иудаизме Второго храма проистекали из «коренных идей», но то, как именно они реализовывались, было обусловлено «иранской моделью». Джордж Уильям Картер придерживается по сути того же мнения. В целом, хотя детали и оспариваются, иудаизм, похоже, в значительной степени черпал вдохновение из персидских идей.
Мы можем заглянуть еще дальше в прошлое благодаря работам Сайруса Х. Гордона, который зафиксировал множество очевидных индоевропейских отпечатков на самых ранних этапах развития иудейской культуры. В частности, статья Гордона «Индоевропейский и ивритский эпос» предлагает множество интригующих параллелей. «Древнееврейская история началась в частично индоевропеизированной Палестине, — пишет он. — Это с самого начала нашло отражение в гебраистской литературе и институтах». Среди индоевропейских тем, которые он находит в Библии, — кремация, ранения, наносимые в пятку (а-ля Ахилл), поимка и спасение попавших в беду дам, морально неоднозначные герои и даже знаменитый «акцент на генеалогии» в Писании. Индоевропейского материала в сказании о Самсоне предостаточно. Почему же Библия так блестяще справляется с дирхемами и развитием персонажей? Она опиралась на уже существовавшие индоевропейские традиции в этих областях. Как и Гмиркин, Гордон сравнивает древнееврейскую литературу и с другими ближневосточными традициями, неоднократно не находя общих тропов для древнееврейских и индоевропейских нарративов.
Ола Викандер утверждает, что еще до «греческого или иранского» влияния «северо-западная семитская» культура заимствовала у местных индоевропейцев мифологический мотив молодого, мужественного «бога бури», который убивает дракона. В Ведах так поступает Индра с Вртрой, у Исайи — Бог с Левиафаном. Даже имена чудовищ кажутся родственными: «Вртра» означает, примерно, «Сокрытие», а «Левиафан» — «Окружающий».
Еврейский народ — это капсула времени Ближнего Востока, который был гораздо более западным и европейским, чем сегодня, когда он подвергся масштабной исламизации и арабизации, что, в некотором смысле, одно и то же. Переносить нынешний культурный облик региона на более ранние периоды - распространенная ошибка, учитывая его богатую греческую и римскую историю. Точно так же большая часть Ближнего Востока была христианской до того, как арабские вторжения привели к господству ислама. В этом и других отношениях Ближний Восток был гораздо более похож на Европу, чем сейчас.
Евреи - это как иранцы или курды. Это группы с исторической родиной на Ближнем Востоке, которые в конечном итоге в культурном отношении являются индоевропейцами. В условиях исламского наложения и арабского влияния, - проницательно пишет Яан Пухвель, - «Шахнаме» помогла сохранить «родную культуру» Ирана. Нюанс, что евреи формально имеют семитское происхождение, в основном создает ненужную путаницу.
Эти размышления должны еще больше развеять представление о том, что западная цивилизация основана на восточной религии и что, следовательно, Европа должна быть цивилизована путем вливания азиатской веры. Большая часть, если не большая, иудаизма и еще большая часть христианства - западного происхождения. В значительной степени образ иудео-христианства как незападного основывается на том, что его монотеизм был необычен для Европы, а также на идее, что этот аспект является центральным в исторических преимуществах иудаизма и христианства.
«Этический монотеизм, - комментирует один автор, - научил нас тому, что мы обладаем внутренней ценностью». Это распространенное мнение о том, что монотеизм является чуть ли не обязательным условием для нравственного поведения, оказалось несостоятельным. Например, в народной фантазии утверждается, что древние греки и римляне не видели ничего плохого в убийстве младенцев до появления христианской этики. Насколько христианство уменьшило распространенность детоубийства, можно спорить, но историк Ричард Кэрриер, хотя и неприятно полемичный, убедительно опроверг стереотип о том, что у язычников-римлян не было моральных возражений против этой практики. Напротив, показывает Карриер, общее мнение в дохристианском Риме осуждало убийство младенцев, не являвшихся тяжелобольными или инвалидами. Что касается конкретно иудаизма, то Кэтрин Хеззер утверждает, что раввинский закон, регулирующий «обнажение и продажу детей», мало чем отличался от законов окружающей Римской империи.
Многие достоинства христианства и иудаизма проистекают не из новаторства монотеизма, а в основном из включения в них уже существовавших западных элементов. И это отнюдь не повод для недовольства: Сохранение древней европейской культуры - само по себе достойное уважения достижение. В книге «Человеческое, слишком человеческое» Ницше, похоже, считает главным достижением евреев то, что они снова и снова «окцидентализируют [Запад] заново», сохраняя рационалистический дух античности. И хотя в том же отрывке он изображает христианство как работающее в противоположном направлении, в своем «Наклассе» он заметит, что «христианство как хранитель элементов античности» было одним из источников современной науки. Картер с таким же энтузиазмом относится к зороастрийским заимствованиям. «Таким образом, этому иностранному контакту мы, вероятно, обязаны некоторыми из самых возвышенных и духовных концепций», — заключает он.
Маркс, безусловно, прав, когда утверждает, что даже евреи-ашкеназы в каком-то смысле являются ближневосточным народом. Однако не менее оправданным представляется утверждение, что даже евреи-мизрахи являются частью Большого Запада, если хотите. Вопрос о том, являются ли евреи «белыми», конечно, остается открытым. Возможно, некоторых читателей заинтересует тот факт, что в определенном наборе древнеегипетских папирусов один из двенадцати перечисленных в нем евреев описывается как «темнокожий», а одиннадцать — как «светлокожие», причем у одного даже «светло-голубые глаза, что очень редко встречается в папирусах». Но разве «белизна» действительно делает человека чужаком на Ближнем Востоке? В Сирии или, на худой конец, в Палестине можно найти множество светловолосых, голубоглазых или светлокожих арабов, а Кемаль Ататюрк все три эти черты.
Merion West, перевод Якова Скворцова
