Отношение израильтян и палестинцев друг к другу удивительно и даже уникально, совершенно не соответствует реальности.
Учитывая их относительную силу, израильская и палестинская позиции перевернули ожидания: Израиль должен требовать, а палестинцы умолять. Можно долго спорить о том, какая из этих позиций более абсурдна и неуместна. Их возникновение следует датировать 70-80-ми годами 19 столетия.
В самом начале сионистской деятельности в 1880-х годах обе стороны того, что сегодня называется «палестино-израильским конфликтом», выработали свое, диаметрально противоположное и устойчивое отношение друг к другу.
Сионисты, находясь в слабом положении и составляя незначительную часть населения Палестины, пошли на умиротворение: предприняли осторожную попытку найти общие интересы с палестинцами и установить с ними хорошие отношения, делая упор на экономические выгоды. Символизируя этот менталитет, Израиль является единственной в мире страной, созданной не путем завоевания, а путем покупки земли. Давид Бен-Гурион со временем превратил примирение в общинную политику, а такие крупные израильские деятели, как Моше Даян и Шимон Перес, продолжили ее разновидности.
ПАЛЕСТИНЦЫ, находясь в демографически сильной позиции и обычно пользуясь покровительством великих держав, приняли отказ от еврейской экспансии, сопротивление всему еврейскому и сионистскому. Опираясь на дух мусульманского превосходства, под руководством Амина аль-Хусейни оно со временем становилось все более экстремальным, вплоть до геноцида и даже самоубийства.
Подобно тому, как сионизм прославлял землю, на которой жили палестинцы, как уникальную и священную, отказники последовали его примеру, настаивая на уникальности и священности этой земли для них через исламский «сионизм». Основные палестинские деятели, такие как Ясир Арафат и лидеры ХАМАС, продолжали придерживаться различных вариантов этой идеологии.
Различные идеологии, цели, тактики, стратегии и действующие лица означали, что детали менялись на протяжении последующих 150 лет, хотя основные принципы оставались неизменными: обе стороны преследовали статичные и противоположные цели. Со временем многое изменилось: войны и договоры приходят и уходят, баланс сил смещается, арабские государства отступают, Израиль получает все больше власти, его общество сдвигается вправо, — но отказ и примирение остаются в основном неизменными. Сионисты покупают землю, палестинцы считают ее продажу смертным преступлением. Сионисты строят, палестинцы разрушают. Сионисты стремятся к признанию, палестинцы — к делегитимации.
Позиции со временем еще более ужесточились, что привело к еще большему разочарованию обеих сторон.
Палестинцы осознают уникальность своего извращения, гордятся им и даже сексуализируют его. Телевидение Палестинской автономии отреагировало на насилие, исходящее из Дженина, словами: «Дженин — наша прекрасная невеста, которая ежедневно благоухает ароматом мученичества».
Используя ту же метафору, газета ХАМАСа опубликовала статью, в которой провозгласила: «Палестинская радость имеет свой собственный аромат; она совершенно не похожа на все остальные виды счастья». На что мог намекать автор? Конечно же, на убийство израильтян.
С течением времени отторжение не только не умерилось, но стало еще более ярким и экстравагантным, чем когда-либо, празднуя смерть израильтян по спирали извращения.
Примиренчество Израиля также становится все более экстремальным. После завоевания Западного берега реки Иордан и сектора Газа в 1967 году ЦАХАЛ и израильские спецслужбы стремились завоевать расположение палестинцев с помощью доброй воли и экономических преференций, и этот процесс со временем усилился, достигнув кульминации в соглашениях Осло. Затем Израиль настоятельно рекомендовал финансировать ПА и (до 7 октября) ХАМАС.
Таким образом, палестино-израильский конфликт состоит из бесконечных, изнурительных раундов насилия и контрнасилия, ни один из которых никогда не достигает своей цели. Палестинцы неизменно начинают боевые действия с нападения на израильтян или евреев, обычно безоружных. Израиль отвечает возмездием. Обе стороны повторяют спираль палестинской агрессии и израильского возмездия, двигаясь по кругу и не достигая никакого прогресса. Палестинцы страдают от нищеты и патологий радикально настроенного общества, в том числе от притеснений со стороны собственных лидеров. Израиль — единственная современная, демократическая и богатая страна, которая не может защитить себя от регулярных нападений со стороны соседей.
Палестинцы могут нанести ущерб Израилю актами насилия и распространением антисионистских идей, но они не могут помешать еврейскому государству восходить от одного успеха к другому. Израиль может наказать палестинцев за их агрессию, но он не может подавить дух отторжения и его все более изощренные проявления.
То, что отторжение не является временным явлением, не поддается давлению кнута и пряника и не смягчается со временем, объясняет общую неспособность понять его или сформулировать ответ на него. Этот менталитет вызывает недоумение современников как нечто доселе неизвестное, новое явление, которое не может быть объяснено предыдущим опытом, как французская или большевистская революции.
УНИКАЛЬНОСТЬ двух наследий по-разному смущает наблюдателей. Во-первых, они тщетно пытаются впихнуть два народа в известные категории. Палестинцев считают колонизированным народом, хотя они были завоеваны сионистами не больше, чем европейцы в настоящее время мусульманами, прибывающими в качестве нелегальных мигрантов миллионами и надеющимися стать большинством населения; и те и другие — невоинственные крупномасштабные иммиграции. Израильтян регулярно сравнивают с колонизаторами, хотя они пришли в страну как гражданские лица и создали единственную в истории страну путем покупки, причем сделали это на своей исконной родине. Такие термины, как колониализм и апартеид, выдают непонимание двух уникальных наследий.
Во-вторых, необычное поведение вводит наблюдателей в заблуждение. Устойчивость отторжения убеждает некоторых в его истинности: раскаленная до бела ярость и готовность страдать подразумевают морально оправданное дело. Конечно, ни одно население не может быть таким последовательным, таким озлобленным, таким фанатичным в течение столь долгого времени без веских причин. Усилия Израиля по документированию зверств имеют ограниченный эффект. Напротив, умиротворение Израиля подразумевает чувство вины; иначе зачем бы более могущественному игроку вести себя так робко?
В-третьих, потенциальные миротворцы пытаются разрешить палестино-израильский конфликт обычными дипломатическими средствами, которые предсказуемо терпят неудачу. Соглашения в Осло, например, были заключены между такими прорывами, как прекращение режима апартеида в Южной Африке в 1990-1994 годах, распад Советского Союза в 1991 году и Ирландское соглашение Страстной пятницы в 1998 году; несомненно, компромисс сработает и здесь. В этом духе президенты США Клинтон и Обама по отдельности направили Джорджа Митчелла, чтобы развить его дипломатический успех в Ирландии; разумеется, его палестино-израильские усилия закончились полным провалом.
Урегулирование в данном случае требует либо принятия палестинцами Израиля, либо его уничтожения — а не компромисса. Мартин Шерман верно замечает: «Мы говорим о столкновении двух коллективов с конкурирующими и взаимоисключающими нарративами, которые непримиримы — и только одна сторона может победить. Этот ненормальный конфликт не может быть прекращен путем компромисса. Одна сторона должна победить, другая — проиграть».
Jerusalem Post, перевод Якова Скворцова
