110 лет назад, в июле 1912 года, в Царской России произошло невероятное. Не столь давно возникшее в Санкт-Петербурге Еврейское историко-этнографическое общество дало старт первой в государстве еврейской этнографической экспедиции.
Экспедицию возглавил удивительный человек - Семён Акимович Ан-ский. Да, да, Ан-ский! Странное имя? Вообще-то не имя, а псевдоним. Им подписывались статьи, литературные опусы и фельетоны на злобу дня. Принадлежал псевдоним выходцу из Витебской губернии, гениальному эрудиту-самоучке, звавшемуся Шлойме-Занвл Раппопорт.
Он был настоящий подвижник еврейского народа, которому от жизни и надо было лишь тихий угол, книги, сухарь да крепкий чай.
«Еврейство — это психология и культура длиною в 4000 лет. Мы будем жить, если сумеем применить свою культуру к жизни. Если нет — будем страдать от нехватки воздуха, пока не задохнемся. Но никакой хирург не заменит нам ни голову, ни сердце!» — такие строки вывело перо Семёна Ан-ского в одном из писем своим коллегам.
В отличие от многих просветителей, ратовавших за ассимиляцию евреев, Ан-ский полагал, что единственный выход — заново вступить в наследие того, что привнесли в мир прежние поколения, приумножить нажитое в культуре, обогатить её свежими силами. А для этого требуется сохранить в быстро меняющемся мире то, что есть сейчас.
Экспедиция отправилась в родную Семёну Акимовичу Волынскую и Киевскую губернии.
Кроме Ан-ского в нее входили фотограф и художник Соломон Юдовин, а также музыковед и композитор Юлий Энгель.
«Фольклор и все, ему подобное, следует собирать там, где эти явления возникли, где они создавались. Как только их удаляют от родных мест, они теряют свой букет, аромат, своё значение. Собирать еврейские истории, песни, предания стоит там, в маленьких местечках, у стариков, хранящих в себе непотревоженное прошлое».
Экспедиция за еврейскими сокровищами народной души задумывалась в 1909 году. По расчетам Семёна Акимовича, хватило бы 8-10 тысяч целковых. А это сумма по тем временам немалая.
Казалось, прекрасное начинание сгинет от безденежья, не успев родиться, но «кому хочет помочь Всевышний, тому указует путь». После очередной лекции о народных еврейских сказаниях и их связи с музыкой Ан-ского знакомят с бароном Владимиром Гинцбургом, сыном богатейшего банкира и предпринимателя Горация Гицбурга.
Барон сам подвизался на ниве сохранения иудейской культуры, готовил к печати Еврейскую Энциклопедию. Он немедленно предложил начинающему этнографу помощь в сборе средств.
В крупных городах с богатыми общинами организовали выступления Ан-ского, посвящённые экспедиции и фольклору. Люди валом на них валили. Нельзя сказать, что пожертвования хлынули потоком, но за три месяца до выхода в поле в кубышке было 23000 рублей, 10000 из которых — дар барона-мецената. По сему случаю экспедиции присвоили имя Горация Гинцбурга.
Была проведена обширная подготовительная работа: Ан-ский, не представлявший себе, каковы современные стандарты в этнографии, беседовал со экспертами, читал запоем пособия и справочники, готовил с помощью специалистов по иудаике опросные листы. Закупались тетради, блокноты, пишущие принадлежности, фотографические пластины, химикаты, ролики для фонографа...
Выехали из маленького города Ружин, наняв возницу-еврея. Тот распознал в седоках господ из большого города. А как же: двое гладковыбритые, одеколоном от них — ой, мамеле! И на идише через пень-колоду! Третий, правда, — Ан-ский — на важного раввина смахивает...
Когда возчику, звавшемуся Ханох, растолковали, как смогли, зачем едут, он чуть не расплакался: «Вы ж душу народа сохранить хотите!» Спел он им неожиданно чистым голосом несколько песенок, которые были тут же записаны и на фонограф, и в тетрадь, а потом вдруг развернул конька. «Вам не можно никуда сегодня ехать: в ружинской синагоге такой кантор вечером петь будет! Голос, что мёд! До самого Житомира нет такого!»
Так, с песен и доброго знакомства началось это путешествие.
Штетл за штетлом объезжали путники на перекладных пояс черты оседлости. Встречали по-разному, но большей частью — по-доброму. Порою этнографы совершали ошибки и учились на них. В одном местечке они решили давать детишкам по пятачку за спетую песенку. Сметливые проказники насочиняли песенок, каких и не было никогда, — лишь бы побольше пятачков получить на сладости. Родители были крайне недовольны: дети в хедер не ходят, бегают за этими, с ящиком, да ерунду голосят!
Иногда фонограф вызывал у жителей местечка такой интерес, что собиралась целая толпа, и, чтобы перенести аппарат, приходилось доставать камеру. Тут уж люди скапливались вокруг коробки на треноге!
Были и трудности. Наезжали урядники с известным вопросом: «А бумага на все вот это имеется»? Бумага-то имелась, но и без взяток не обходилось. Местные знахари очень неохотно соглашались читать на фонограф свои заговоры. (А ну как донесут в полицию или попам — ой, шо будет!) Они, похоже, и стали распускать слухи, что этнограф — что-то вроде государева фискала, посланного выведывать и вынюхивать про евреев. А ещё болтали, что барон Гинцбург скупает старье по штетлам, чтобы потом заявить: «Я, дескать, все это выдумал, сотворил и написал» — и так заделаться выше самого Моше!
Невдомёк было простакам, что высматривать да вынюхивать в еврейских поселениях нечего: люди жили скученно и бедно. Порою у них ни нательного белья, ни смены одежды не имелось. Именно такие местечки родили присловье: «Рубаху не менять тяжко лишь первый месяц, а потом чувствуешь с ней нерушимую связь»!
Но, несмотря на бедность, люди черты оседлости в сердцах своих хранили чистую радость, звучавшую в смехе, шутках, песнях, незамысловатых мелодиях, сказках и преданиях.
Они щедро делились всем этим с Ан-ским и его спутниками. Студенты ешив и даже раввины, выяснив, что требуется, обещали собирать материал и пересылать почтой.
(Этими письмами они потом буквально завалили Ан-ского, не ждавшего такого энтузиазма!)
Словом, первая Еврейская этнографическая экспедиция полностью оправдала надежды Семёна Акимовича. Записано более 300 историй, около 600 песен, до сотни инструментальных хасидских мелодий! В багаже — 400 фотоснимков, тщательно упакованные манускрипты и древние книги, а ещё свыше 200 предметов быта, готовых отправиться в будущий музей!
Однако для бывшего бунтаря против тихой еврейской жизни, народника и автора бундовского гимна «Ди швуэ» это была не просто поездка за этнографическим материалом, а тшува — возвращение к истокам. Рядом со знаменитым Ан-ским восставал из забвения скромный, но несгибаемый Шлойме-Занвл Раппопорт из маленького местечка Чашники.
P.S.
Полиция пристально следила за деятельностью Ан-ского, поскольку в своё время он был близок к социалистам-революционерам (эсэрам), использовавшим террор как метод борьбы с самодержавием.
Из документов охранного отделения от 1912 года:
«Телеграммой от 5 августа начальник Петербургского охранного отделения сообщил мне о том, что из Петербурга выехал в Бердичев член партии социалистов-революционеров чашниковский мещанин Витебской губернии Раппопорт, носящий кличку Ан-ский, за которым нужно установить наружное наблюдение».
Экспедиция под руководством Ан-ского выезжала в поля ещё два раза. Дальнейшие изыскания прервала Первая мировая война.
Материалы, собранные экспедицией, стали основой экспозиции Еврейского музея Петербурга.
На основе хасидских легенд и преданий, собранных в поездках, Ан-ский написал пьесу «Диббук».