В два часа дня 7-го апреля 1944 года 19-летний Рудольф Врба и 25-летний Фред Ветцлер приступили к попытке донести информацию об ужасах Освенцима до своих собратьев-евреев и до всего мира.
Та ставка началась в темной тесной яме под поленницей в лагере смерти. Он заканчивался отчетом с описанием нацистской машины резни, которая приземлилась на столы в столицах союзников и с помощью ряда дипломатических маневров помогла спасти жизни до 200 тысяч будапештских евреев.
Но на протяжении более семи десятилетий история удивительного побега Врбы и Ветцлера — первой успешной попытки еврейских заключенных вырваться из Освенцима — оставалась в тени. Вследствие этого им было отказано в признании, которого они по праву заслуживают.
Британский писатель и журналист Джонатан Фридланд в своей только что изданной книге «Мастер побега» пытается исправить эту историческую несправедливость, кропотливо реконструируя невероятную жизнь Врбы.
Фридланд, обозреватель газеты The Guardian и ведущий популярной исторической радиопрограммы BBC, рассказал The Times of Israel, что его цель состоит в том, чтобы обеспечить Врбе, наконец, «место в пантеоне героев Холокоста». Автор говорит, что это не просто рассказ о прошлом. Вера Врбы в потенциальную возможность пролить свет на темные тайны Освенцима содержит полезные уроки для современной «эпохи постправды».
Вальтер Розенберг (псевдоним Врба он взял для прикрытия после побега из Освенцима) родился на западе Словакии в 1924 году. Не по годам развитый ребенок, оладавший особыми способностями к языкам и математике, он был вынужден бросить школу в 14 лет, когда в Словакии установился марионеточный режим антисемита Тисо.
Когда в феврале 1942 года Врбе было приказано явиться на «переселение», его первой мыслью было бежать в Англию, чтобы вступить в чехословацкую армию в изгнании. Хотя ему это не удалось, юноша смог добраться до Будапешта, где он вступил в контакт с подпольем. В конце концов он снова оказался в руках словаков, которые отправили его в транзитный лагерь Новаки.
Тем не менее, решимость Врбы сбежать ничуть не уменьшилась. Действительно, ему удалось выскользнуть из Новаков с Йозефом Кнаппом, молодым человеком, его земляком. Последующее предательство Кнаппа, которое привело к возвращению Врбы в лагерь, преподало 17-летнему юноше важный урок, который помог ему пережить то, что его ждало впереди: никому не доверяй.
Когда в июне 1942 года его депортировали в Освенцим, Врба понял, что вместо побега сейчас нужно думать о том, чтобы просто остаться в живых. Если одним из факторов выживания Врбы было недоверие, другим фактором была удача. Его перевели из печально известных гравийных карьеров на работу по покраске лыж для войск на Восточном фронте. И после того, как его отобрали для уничтожения во время вспышки сыпного тифа в августе 1942 года, когда было убито 746 человек, его спас капо.
Однако, возможно, самой большой удачей для Врбы стало то, что его отправили работать в «Канаду», подразделение, которое разбирало вещи вновь прибывших в Освенцим. Работа заключалась в поиске припрятанных ценных вещей.
Время, проведенное Врбой в Канаде, постепенно привело его к шокирующему осознанию того, что Освенцим был, как выразился Фридланд, не просто рабским трудом или концентрационным лагерем, но «фабрикой смерти». Он также с ужасом пришел к пониманию того, что все ценное, найденное «Канадой», отправлялось поездами в Германию: нацисты пытались извлечь прибыль из своей политики массовых убийств.
Перевод Врбы на работу на «пандусе», где он провел 10 месяцев, помогая вывозить багаж новоприбывших и убирать вагоны, привел его к постижению окончательной истины о механике этой фабрики смерти. Не подозревая о своей судьбе, депортированные в основном подчинялись инструкциям нацистов, непреднамеренно обеспечивая приказ СС, необходимый для совершения убийств в промышленных масштабах. Врба считал, что для того, чтобы замедлить скорость вращения колес машины убийства, необходимо приподнять эту завесу тайны и предупредить евреев об их неминуемой судьбе.
Знание, как понял Врба, должно сопровождаться возможностью избежать нацистских палачей. Возможно, в самом Освенциме это было практически невозможно, но дверь для тех евреев, которые еще не сели в поезд, все еще была приоткрыта. Их нужно было предупредить.
Таким образом, для Врбы побег стал миссией, которая заключалась не только в его собственном выживании. Он стремился разрушить стену лжи, которую построили нацисты — стену, которая окружала их жертв на каждом этапе их пути к газовым камерам.
Несмотря на свою молодость, Врба был хорошо подготовлен для выполнения этой миссии. Он обладал не только стойким характером, но и выдающимися математическими способностями, а также сверхъестественной памятью. Помимо фабрики, гравийных карьеров, «Канады» и пандуса (где он подсчитывал и запоминал детали прибывающих транспортов), он также вызвался работать в Биркенау и, благодаря своим связям с подпольным сопротивлением, стал регистратором в карантинной подгруппе. часть лагеря. Как служащий, он теперь имел возможность не только более свободно бродить по Освенциму, запоминая его устройство и работу, но и имел доступ к записям главного регистратора, в которых содержалась очень подробная информация о транспортах.
Однако статистически шансы на побег у Врбы были невелики. Ни одному другому еврею не удалось совершить этот опасный подвиг. Однако он был, как отмечает Фридланд, молод и, благодаря характеру канцелярской работы, которую выполнял, был намного здоровее, чем большинство сокамерников. В «Канаде» он также нашел детский атлас и запомнил маршрут от Освенцима до словацкой границы. Неоценимую помощь ему оказал также русский заключенный Дмитрий Волков, однажды сбежавший из Заксенхаузена. Среди советов, которые дал Волков, была важная разведывательная информация: махорка, пропитанная бензином и высушенная, была единственным доступным веществом, которое могло сбить лагерных сторожевых собак с человеческого следа.
Для Врбы часы тоже тикали. В январе 1944 года он обнаружил, что новая железнодорожная ветка, ведущая прямо к лагерным крематориям, строится в рамках подготовки к прибытию в лагерь примерно миллионного еврейского населения Венгрии. До сих пор венгерские евреи были частично защищены от «Окончательного решения». Но все изменилось, когда Гитлер оккупировал страну в начале лета 1944 года, уничтожив последние остатки венгерской независимости и вынудив диктатора Хорти назначить премьер-министром нациста Салаши.
Менее чем через три недели Врба объявил о своей борьбе за свободу. Его сопровождал Ветцлер, молодой человек из его родного города, с которым он подружился в лагере. План побега состоял в том, чтобы спрятаться в импровизированном бункере под поленницами во внешнем лагере, а затем выскользнуть под покровом темноты, как только поиски будут прекращены.
Три дня и три ночи Врба и Ветцлер лежали бок о бок в землянке. Удача снова была на стороне Врбы. Пока махорка не давала ищейкам возможности взять их след, два охранника заметили поленницу и начали отдирать доски. Но когда Врба и его товарищ были всего в нескольких секундах от провала, эсэсовцы отвлеклись на шум в другом месте и исчезли, чтобы уже не вернуться.
Везение продолжилось, когда беглецы начали 80-километровый поход на юг, следуя по течению реки Сола, в сторону Словакии. Несмотря на то, что они приняли меры предосторожности и шли только после наступления темноты, их подстигало множество опасностей: они случайно наткнулись на лагерь гитлерюгенда; заблудились в опасной близости от лагеря в Явишовицах. Проснувшись, они оказались не в лесистой роще, как они думали, а в общественном парке, где эсэсовцы и их семьи проводили пасхальные выходные. Их даже преследовал и обстреливал патруль немецких солдат.
Авантюры, которые они предприняли — необходимые, хотя и безрассудные — также окупились. Польская крестьянка, считая их сбежавшими русскими военнопленными, предоставила им приют, когда они изо всех сил пытались найти место, где можно было бы спрятаться. К счастью, через 10 дней их похода другая полька разрешила им остаться в своей хижине, накормила их и познакомила с мужчиной, который провел через горы к границе со Словакией.
Как только они пересекли границу, Ветцлер связался с Еврейским советом Словакии, единственной общинной организацией, которой режим все еще позволял функционировать. Затем беглецов подвергли изнурительному 48-часовому допросу, чтобы установить достоверность их рассказа.
На основе их интервью Оскар Краснански, один из самых высокопоставленных членов совета, составил 32-страничный отчет, дополненный профессиональными рисунками, основанными на показаниях Врбы и Ветцлера. Документ был, как пишет Фридланд, «скупым и лаконичным, свободным от риторического огня. Это дало слово фактам, а не страсти».
Тем не менее, в отчете методично описаны ужасы Освенцима и, что особенно важно, выдумки, развернутые нацистами, начиная с момента, когда двери вагона для перевозки скота захлопывались при отъезде, до момента, когда двери газовой камеры открывались.
Благодаря необычайной памяти Врбы в отчете были представлены подробности об отдельных перевозках и разбивка по странам предполагаемого числа погибших во время его пребывания в лагере.
Но, несмотря на решительные возражения Врбы, в отчете не содержалось предупреждения венгерским евреям о том, что лагерь готовится к их уничтожению. Краснански настаивал: документ должен был фиксировать только то, что произошло, а не давать прогнозы на будущее.
Тем не менее, когда семь недель спустя еще два еврея успешно сбежали, Краснански добавил к отчету приложение на семи страницах, в котором содержался их отчет об убийстве венгерских евреев (в мае 1944 года из страны начали прибывать транспорты).
Понятно, что Врба был разочарован тем, что предупреждение, которое он так отчаянно хотел донести до мира, явно не дошло вовремя до последних жертв Окончательного решения. Но это была не вся история. Через несколько часов после завершения доклада Краснански лично вручил документ Рудольфу Кастнеру, фактическому лидеру венгерского еврейства.
Между тем, получив в свои руки копию отчета, антинацистское сопротивление в стране обратилось к церковным иерархам и другим влиятельным лицам, чтобы они ходатайствовали перед правительством от имени евреев.
Благодаря энергичным усилиям находившегося в Швейцарии британского журналиста, который превратил несколько суховатый язык доклада в привлекающие внимание пресс-релизы, разоблачения Врбы стали просачиваться в прессу, в том числе в New York Times, и на Би-би-си. Сам Врба был приглашен на беседу к папскому посланнику, находившемуся с визитом в Словакии.
Режим Хорти был, безусловно, антисемитским, но у евреев был сочувствующий, близкий к центру власти: невестка регента. Получив копию отчета венгерской оппозиции, графиня Илона Эдельсхайм-Дьюлай передала его самому Хорти. Регент заявил, что потрясен прочитанным. Он также вскоре попал под внешнее давление — со стороны Папы, Соединенных Штатов и шведского монарха — с требованием остановить депортацию.
В то время как Ватикан говорил зашифрованным языком, администрация Рузвельта прямо предупредила, что «относительно всех, кто несет ответственность за совершение подобной несправедливости, будут приняты меры». Мучительно медленно Хорти, который, как отмечает Фридланд, в первую очередь руководствовался личными интересами, начал отстаивать свою пошатнувшуюся власть, приказав прекратить депортации и сорвав готовившийся план Адольфа Эйхмана отправить 200 тыс. будапештских евреев в Освенцим.
Для более чем 400 000 евреев, живших в венгерской провинции, было, конечно, слишком поздно. Но Врба выиграл достаточно времени, чтобы обеспечить выживание более 200 000 евреев столицы.
Затем возникает вопрос о том, как союзники отреагировали на отчет. Документ был быстро доставлен в Лондон и прочитан Черчиллем, который немедленно согласился на просьбу, переданную министром иностранных дел Энтони Иденом, о том, чтобы железнодорожная линия между Будапештом и Освенцимом была подвергнута бомбардировке. Но после того, как они были переданы по служебной лестнице, военные выступили против такого шага.
США тоже предпочли бездействие. «Бюрократическое перекладывание ответственности и перетасовка бумаг», как описывает это Фридланд, характеризовали реакцию американских дипломатов в Швейцарии, когда они получили отчет. Срочные призывы к бомбардировкам, переданные через контакты еврейских организаций США, встретили стену сопротивления. Сам Рузвельт решил, что США могут в конечном итоге «обвинить в участии в этом ужасном деле», если их бомбы будут убивать евреев.
Реакция на отчет в Лондоне и Вашингтоне также показала, что, несмотря на содержащиеся в нем ужасы, старые предрассудки остались непоколебимыми. Журнал армии США Yank, например, отказался использовать материалы из него в статье о военных преступлениях нацистов, запросив вместо этого «менее еврейский отчет». Тем временем в Министерстве иностранных дел Великобритании государственные служащие сетовали на «обычное еврейское преувеличение» и количество времени, потраченное на «этих плачущих евреев».
Разоблачения встретили с недоверием не только союзники, но даже некоторые евреи. Возможно, лучше всего это выразили слова французского философа-еврея Раймона Арона: «Я знал, но не поверил этому. И поскольку я не верил в это, я не знал».
После войны Врба вернулся в свою родную Чехословакию, позже жил в Израиле и Великобритании, прежде чем окончательно обосноваться в Канаде. Он был дважды женат — для этой книги автор брал интервью у первой и второй жен Герты и Робин — и имел двух дочерей, Хелену и Жужу. Врба также сделал успешную академическую карьеру биохимика.
Он также стал тем, кого Фридланд называет «ультра-свидетелем»: написал собственные мемуары; дача экспертных показаний по многочисленным делам, связанным с военными преступниками и отрицателями Холокоста; и поделился своим, возможно, беспрецедентным пониманием функционирования Освенцима с ведущими летописцами Холокоста, включая историка Мартина Гилберта и режиссера-документалиста Клода Ланцмана.
История Врбы, однако, так и не получила более широкого признания или статуса, которые были предоставлены другим спасателям, таким как Оскар Шиндлер, или другим выжившим, таким как Эли Визель или Примо Леви.
«Я думаю, это потому, что он был неловким, неудобным свидетелем, который говорил неуклюжие, неудобные истины, — считает Фридланд. — Он указал обвиняющим перстом, отчасти на Уайтхолл и Вашингтон… но, гораздо более чувствительно, на ограниченное число лиц в еврейском руководстве, особенно в Будапеште. Это была не та история, которую многие хотели бы услышать при жизни Рудольфа Врбы».
Но, как говорит Фридланд, реакция на историю Врбы отражает более широкую проблему того, как часто обращались с пережившими Холокост: «Я думаю, что мы — средства массовой информации, педагоги и другие — оказывали и продолжаем оказывать очень несправедливое давление на переживших Холокост, чтобы они преподнесли своего рода утешительную, исцеляющую мудрость и заставили нас чувствовать себя лучше после разговора с ними. Это давление лишает выживших возможности выразить ряд реакций на самую серьезную возможную травму, включая гнев». Реакцией Врбы, конечно же, был гнев — гнев, который немногие читатели книги сочтут необоснованным».
Фридланд считает, что о Врбе, которого он называет «героем нашего времени», следует судить не только по его прошлому героизму, но и по его актуальности в настоящее время.
