О том, как Сара Бернар использовала свое еврейство и умалчивала о нем, рассказывает журналист и историк Доминик Грин в The Jewish Chronicle.
Социальный лифт появился в XIX веке. Бонапарт был, вероятно, первым человеком, который родился в безвестности, но стал всемирно знаменит.Лорд Байрон стал «прото-Кардашьян», первым, прославившимся своим пиаром. Именно личная жизнь, а не стихи, обеспечили ему известность.
Теперь любой мог стать известным в коммерческих, демократических и управляемых СМИ обществах Западной Европы – даже евреи.
Идеи евреев Карла Маркса, Зигмунда Фрейда и Теодора Герцля не достигли полной значимости при их жизни.
Но еще два других еврея стали всемирно известными еще при жизни. И оба, в отличие от многих персонажей из богатого на звезд XIX века, остаются знаменитыми и сегодня.
Первый – Бенджамин Дизраэли (1804–1881). Вторая – актриса Сара Бернар (1844–1923). Оба крещены в 12 лет: Дизраэли, когда его отец поссорился с администраторами синагоги Бевис Маркс, а Бернар по настоянию любовника-католика ее матери.
Тем не менее и Дизраэли, и Бернар настаивали на том, что они остались евреями по происхождению и чувствам, даже несмотря на то, что они маскировали происхождение вымышленным прошлым.
Оба были драматургами и артистами. Дизраэли создал образ аристократического денди, а Бернар – «Божественной Сары».
Подзаголовок выставки в Le Petit Palais «Et la femme créa le star» («И женщина создала звезду») отсылает к фильму Роже Вадима 1956 года «Et dieu créa la femme» («И Бог создал женщину»). Оба названия относятся к изначальному: «Мужчиной и женщиной сотворил их» (Быт. 5:2).
Автор своей жизни Сара Бернар стала первой мировой звездой. Оскар Уайльд написал для нее «Саломею». Работы Альфонса Мухи сделали ее синонимом ар-нуво. Марсель Пруст поместил ее в «Воспоминаниях о прошлом» в роли Ла Бермы, актрисы, прославившейся, как и Бернар, «золотым голосом» и исполнением роли Федры. Генри Джеймс по подобию Бернар создал Мириам Рут, героиню «Трагической музы».
«Профессия знаменитости в чистом виде была изобретена до того, как она приехала в Лондон, – писал Джеймс после триумфального приезда Бернар с «Комеди Франсез» в Лондон в 1879 году. – Если бы это было не так, она наверняка изобрела бы это сама».
Бернар была одной из первых, кто понял, что в эпоху знаменитостей нельзя скрываться за кулисами. В ее исполнительском стиле романтическая страсть к болезненному, странному или просто преувеличенному сочеталась со сдержанным классицизмом; ее публичный имидж шел в том же направлении. У нее была шляпа с летучей мышью; она спала в гробу или, по крайней мере, фотографировалась в нем с закрытыми глазами. Образы множились. Ее рисовали и фотографировали по всему миру.
Бернар родилась в Париже в 1844 году. Ее мать Юдифь (Жюдит) Ван Хард, голландского или немецкого еврейского происхождения, была содержанкой. Дедушка Сары Морис Бернард – еврейским окулистом из Амстердама.
«Благородная» буква «t» (Bernhardt) была приобретена в 1840-х годах, когда Юдифь и две ее сестры, Розина и Генриетта, отправились в Париж. Там Генриетта заключила прочный мещанский брак с бизнесменом, а Жюдит и Розина стали «горизонтальными компаньонками» герцога де Морни.
Роберт Готтлиб, биограф, больше всего интересующийся еврейством Сары, жалуется на ее «лицемерные запутывания, уклонения, провалы в памяти».
Ее отец, возможно, был морским офицером по имени Морель или адвокатом из Гавра.
Когда Саре было три года, Жюдит оставила ее с няней в бретонской деревне. Неизвестный отец Сары дал ей образование в фешенебельной школе-интернате в парижском пригороде Отей (где она дебютировала на сцене в роли королевы фей), а затем, при поддержке герцога де Морни – в монастыре.
В мае 1856 года Сара и две ее младшие сестры крестились. В свидетельстве о крещении Сары ее отец назван Эдуаром Бернаром; так звали ее дядю по материнской линии.
Мать надеялась выдать ее замуж, но однажды вечером, как писала Сара, герцог де Морни отвел ее в «Комеди Франсез», чтобы посмотреть «Британику» Расина. Она расплакалась, когда поднялся занавес. Влияние Морни обеспечило Саре место в Парижской консерватории, а затем работу в «Комеди Франсез».
Она была худощава, а предпочтение отдавалось пышным женщинам; имела ясную дикцию, но небольшой голос. Однако была необыкновенно красива, с рыжевато-золотистыми вьющимися волосами, сильным лбом и поразительными сине-зелеными глазами.
«У нее голова девственницы и тело метлы», – пошутил Дюма-сын, хотя это уже было правдой только наполовину.
Сара начала любовную и сценическую карьеру почти одновременно, с главной роли в «Ифигении» Расина, а в 1864 году у нее родился единственный сын Морис – его отцом, вероятно, был бельгийский принц де Линь.
Готтлиб считает, что Сара «жила своим умом – и своим телом». Выращивая то, что она называла «зверинцем» поклонников в белом атласном салоне своей новой квартиры, на три года она вернулась в мир своей матери, прежде чем амбиции и преданность сыну заставили ее вернуться на сцену.
В 1868 году критики пришли в восторг, когда она сыграла главную женскую роль в пьесе «Кин» Дюма-сына.
Друзьям, членам семьи и доверенным журналистам Бернар имела обыкновение рассказывать вымышленные версии своего прошлого.
Ее мемуары называются «Моя двойная жизнь»: не только между сценой и вне сцены, между темнотой ее происхождения и гламурным фасадом, но также и между ее еврейством, которое она не отрицала, и ее славой в роли символа республиканской Франции: ее последняя великая роль была в L'Aiglon («Орленке» Ростана), где она играла сына Бонапарта.
Бенджамин Дизраэли. Фото: Корнелиус Джейбез Хьюз
Для Дизраэли еврейство означало древние притязания на интеллект и благородство. Для Бернар – средиземноморский иррационализм трагической драмы и его современное возвращение в гиперсексуальной и властной Саломее Уайльда.
«Et la femme crea le star» полна изображений Бернар в образах Жанны д’Арк, Клеопатры и Гамлета, поражающих почти архаичными, застывшими позами, которые когда-то символизировали трагедию, а также старательно откровенными портретами и снимками.
Бернар в шляпе с летучей мышью. Фото: BNF
Ее костюмы, удивительно минималистичные и прекрасно сшитые, стоят в витринах, словно тоже застыв во времени. Следы легенды – в программах, обзорах и карикатурах, украшениях и удивительно совершенных скульптурах.
Но странно, что в наш век политики идентичности столетняя годовщина смерти Бернар отмечена выставкой, выходящей за рамки ее еврейства.
Сокр. пер. М. Якубович
Источник: thejc.com
