|
Александр Колбовский

«С восьми утра до десяти — подвиг»

«С восьми утра до десяти — подвиг»
Григорий Горин Фото: tvc.ru

«Улыбайтесь, господа, улыбайтесь»… «Сначала намечались торжества, потом аресты, потом решили совместить»… И «рояль в кустах», и «хочешь большой, но чистой любви», и шут Балакирев, и бунтарь Тиль, и наивный мудрец Тевье, и тот самый Мюнхгаузен — это все он. Выдумщик и пересмешник. Нежный, тонкий, мудрый, ироничный Григорий Горин.

Уже взрослый Григорий Израилевич говорил, что написанию текстов научился раньше, чем чтению. Верный слушатель советского радио, он сочинял гневные стихи о поджигателях войны. Вроде вот таких:

Воротилы Уолл-стрита,
Ваша карта будет бита!
Мы, народы всей Земли,
Приговор вам свой произнесли!

В девять лет его привели к Маршаку. «Старый добрый поэт слушал мои стихи с улыбкой, — вспоминал уже взрослый Горин, — иногда качал головой и повторял: «Ох, господи, господи!..» — Это почему-то воспринималось мною как похвала». — Ему стоит писать дальше? — спросила руководительница литературного кружка, которая привела меня к нему. — Обязательно! — сказал Маршак.  — Мальчик поразительно улавливает все штампы нашей пропаганды. Это ему пригодится. Если поумнеет, станет сатириком! — и, вздохнув, добавил: «Впрочем, если станет, то, значит, поумнеет до конца...»



У Горина было несколько жизней. В первой он — талантливый мальчик, остроумный юноша, капитан команды КВН московского мединститута, врач, совмещавший работу на скорой помощи с первыми литературными опытами. У него тогда и фамилия была другая — Офштейн. Кстати, псевдоним, ставший потом фамилией, он объяснял тем, что «Горин» — это и горе, идущее по пути с его героями, его страной, его народом, и гора, куда надо забираться. А иногда давал совершенно несерьезную, но прицельно точную расшифровку: Горин — первые буквы каждого из слов фразы «Гриша Офштейн Решил Изменить Национальность».
Он говорил, что оставил медицину, потому что слишком серьезно к ней относился и понимал, что неудавшийся врач опаснее неудавшегося писателя.
Вообще-то говоря, путь из врачей в писатели — типичный для русской литературы. Когда-то этим путем прошел Чехов. У Горина, как и у Чехова, — смех сквозь слезы. И слезы от смеха.
В следующей жизни Горин стал писателем. Мы только сейчас осознаем масштаб его таланта. Он читал свои рассказы с эстрады, и это было то уморительно смешно, то трогательно грустно. Смешной человек — он, кажется, не выговаривал все тридцать три буквы алфавита. Не без самоиронии написал своему другу Олегу Янковскому: «Есть у природы погрешности. С этим придется смириться нам. Мне не достичь твоей внешности, тебе не достичь моей дикции».
Эзопов язык в те времена был главным — на нем ставились фильмы, писались книги. Горин придумал говорить о современности с помощью героев классических литературных произведений и исторических персонажей. Он пересказывал зрителям знакомые сюжеты и, кажется, сам удивлялся тому, как похожи эпохи и люди. Как во все времена неистребимы пороки, глупа и бездарна власть, как люди склонны обольщаться, надеяться, разочаровываться и снова надеяться.
Но вот какая штука. Горин не просто талантливо «шифровал» крамольные мысли, которые приходили в голову всем порядочным людям. Он был убежден, что великие литературные герои вроде Дон Жуана, Фауста, Тиля Уленшпигеля, барона Мюнхгаузена живут вечно; они не только не умирают, но рождаются снова и снова для каждого поколения.



Он относился к жизни с иронией, которая помогала, кажется, не только самому Горину, но и всем зрителям. Сейчас он может быть опять пересказал бы нам сегодняшним какой-то из вечных сюжетов. Интересно какой…
Помню Горина на самых первых сочинских «Кинотаврах». Там образовалась такая чудесная компания веселых режиссеров, актеров, писателей. Каждый вечер они устраивали уморительно смешные капустники. Праздновали, например, день рождения Саши Абдулова, который сам был главной звездой этих капустников. А первым и самым активным автором и участником был Горин. С неизменной трубкой в  зубах.
Он и в кино однажды снялся. Олег Иванович Янковский рассказывал мне, как Марк Захаров уговорил Горина появиться в кадре. В «Том самом Мюнхгаузене» есть один-единственный эпизод и  одна-единственная реплика, над которой он долго мучился (в конце концов ее озвучил за кадром другой актер). Если посмотрите фильм, увидите его, такого трогательного, на балконе, сзади, за Броневым, в камзоле и треуголке. После съемки Горин сказал, что никогда в жизни больше не войдет в кадр.
Он умер очень рано и как-то очень неожиданно. Врач по первой профессии, к своему здоровью он относился как большинство докторов — не обращал внимания на свое самочувствие. Прихватило сердце — врачи сказали, что нужно поберечься. Через месяц сердце не выдержало.
В горинских сценариях и пьесах герои просто переходят из одного мира в другой, по-прежнему оставаясь героями.

Справка

Григорий Горин (при рождении Офштейн) родился в 1940 году в Москве. Скончался в 2000 году, там же. Советский и российский писатель-сатирик, драматург, сценарист, телеведущий; заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1996), лауреат Государственной премии Российской Федерации (2002 — посмертно). Автор ряда киносценариев, в том числе к кинофильмам «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Убить дракона».
Похожие статьи