23 июля 1945 года маршал Филипп Петен, французский герой Первой мировой войны, предстал перед переполненным залом парижского суда. Он был обвинен в государственной измене за то, что сотрудничал с нацистами, возглавляя печально известный режим Виши.
Трехнедельный процесс, на котором 89-летнего старика судило жюри, состоявшее из французских парламентариев и бывших бойцов Сопротивления, привлек внимание всей страны и попал в заголовки газет, пишет Times of Israel.
Но, как описывает британский историк Джулиан Джексон в своем увлекательном пересказе судебного процесса, величайшее преступление Виши — его роль в депортации 75 тыс. французских евреев в гитлеровские лагеря уничтожения — почти не упоминалось. Монография France on Trial: The Case of Marshal Pétain («Франция под судом. Дело маршала Петена») была названа лучшей книгой года ведущими британскими газетами и журналами, включая Daily Telegraph, The Times и The Spectator.
«Когда я писал книгу, я думаю, что одной из самых удивительных вещей для меня, глядя на это из сегодняшнего дня, было то, какое малое внимание вопросу о евреях придавалось на судебном процессе», — сказал Джексон в интервью The Times of Israel.
Действительно, прошло еще полвека, прежде чем президент Жак Ширак наконец признал причастность Франции к Холокосту в своей знаменательной речи 1995 года.
Дебаты вокруг самой темной главы в истории Франции также не закрыты: ведущие ультраправые политики продолжают оспаривать причастность страны к Катастрофе. Как сообщила в январе прошлого года телекомпания France 24: «Судьба евреев Франции во время Второй мировой войны едва ли станет темой для дебатов в преддверии президентских выборов».
Вина Петена почти не вызывала сомнений. После нескольких часов обсуждения присяжные вынесли свой вердикт, и маршал был приговорен к смертной казни. Шарль де Голль, возглавивший после освобождения Франции временное правительство, принял рекомендацию суда из-за преклонного возраста заменить приговор пожизненным заключением.
Петен сам, казалось, напрашивался на суд. Через три месяца после переговоров о перемирии почитаемый маршал публично пожал руку Гитлеру во французском городе Монтэр. «Сегодня я вступаю на путь сотрудничества, — заявил он несколько дней спустя. — Это моя политика. Мои министры несут ответственность передо мной. История будет судить только меня».
Но, за исключением вступительного слова, в котором он отрицал право суда устраивать процесс над ним, Петен оставался в основном молчаливым и бесстрастным во время заседаний. Стенограммы его досудебных допросов, пишет Джексон, отличались «уклончивостью, забывчивостью, самообманом, перекладыванием вины, лживостью и жалостью к себе».
Несмотря на почти полное молчание Петена, сам судебный процесс не был лишен драматизма. В первую неделю ряд ведущих политиков Третьей республики выступили на суде, чтобы рассказать о мрачных событиях июня 1940 года. Они рассказали о роли Петена в подрыве усилий правительства избежать перемирия и о том, как последующее голосование, предоставившее ему почти полную власть, было «вырвано» у парламента. Это голосование фактически привело к установлению режима Виши, который управлял расположенной на юге «свободной зоной» Франции, первоначально не оккупированной немцами.
Большая часть судебного процесса была посвящена «унизительному» сотрудничеству режима Виши с нацистами и его попыткам помочь немецким войскам под прикрытием «лицемерного нейтралитета». Доказательств было предостаточно. В своей заключительной пятичасовой речи, пишет Джексон, прокурор Андре Морне перечислял «уступку за уступкой, капитуляцию за капитуляцией, декларацию за декларацией, послание за посланием», в которых Петен подчинял Францию нацистам. Так, например, много внимания было уделено речи Петена в апреле 1944 года, в которой накануне высадки союзников в Нормандии он восхвалял немцев, «защищающих Европу от большевизма» и предостерегал от «так называемого освобождения», готовившегося союзниками.
Защита Петена (элементы которой продолжали пропагандировать его апологеты в последующие десятилетия) в основном основывалась на представлении о том, что он действовал как «щит» против худших эксцессов нацистского правления. Перемирие, которое, по словам его адвоката, было «встречено с огромным чувством облегчения», избавило Францию от судьбы Польши и назначения нацистского гауляйтера. Защита также пыталась переложить вину за преступления режима Виши на откровенно пронацистски настроенного премьер-министра Пьера Лаваля. Наконец, была предпринята попытка выставить Петена, которого нацисты прозвали Старым Лисом, вовлеченным в тайные контакты с британцами, чтобы перехитрить немцев и позволить то, что один из вишистских государственных служащих назвал «оборонительным сопротивлением».
По словам защитника, «щит» Петена накрыл и евреев Франции. «Я всегда горячо защищал евреев, у меня были друзья-евреи», — утверждал Петен на досудебном допросе. Жак Изорни, один из его защитников, рассказал суду, что маршал сопротивлялся введению ношения желтой звезды в «Свободной зоне», отказался от требований нацистов лишить гражданства всех евреев, получивших его после 1927 года, и утверждал, что в вишистской Франции доля выживших евреев была гораздо выше, чем в Польше. «Беззаконие, — утверждал Изорни, — возлагать на маршала Петена ответственность за зверства, совершенные немцами... Только действия правительства Виши защитили их, возможно, не абсолютно, но защитили».
Однако ни один из выживших евреев не был вызван для дачи показаний на суд. «Мы хотели говорить, но никто не хотел слушать», — утверждала позже пережившая Холокост и ставшая министром Симона Вейль. Роль режима Виши в Холокосте была затронута двумя свидетелями. Оба, однако, выступали от имени защиты.
Пастер Марк Бёнье, глава протестантских церквей Франции, рассказал о нескольких встречах с Петеном, на которых он протестовал против политики Виши, в том числе против обращения с евреями. «У меня сложилось впечатление, что он был бессилен предотвратить эти ужасные злодеяния, которые в частном порядке безоговорочно осуждал», — заявил пастор.
Защита также вызвала Жана-Мари Русселя, государственного служащего, возглавлявшего Комитет по денатурализации, который был создан режимом для изучения статуса иммигрантов (многие из которых были евреями) ставшими гражданами Франции после принятия либерального законодательства в 1927 году. Руссель вспоминал частные встречи с Петеном, который заверил его, что отвергнет немецкие требования о «поголовной денатурализации», и похвалил «гуманный подход» комиссии к своей работе.
Как отмечает Джексон, показательно, что сам факт учреждения комиссии, которая лишила около 15 тыс. человек французского гражданства, сделав их более уязвимыми для ареста и депортации, не вызвал возмущения ни у суда, ни у широкой общественности.
Сам факт того, что защите удалось доказать участие Петена в спасении евреев, по словам Джексона, свидетельствует о том, насколько мало значения придавалось этому вопросу на суде.
Причины, по мнению историка, сложны. Дело против Петена было сосредоточено на обвинении в государственной измене, а не на более широком вопросе о преступлениях против человечности, который был разработан в Нюрнберге, когда три месяца спустя начался процесс над ведущими нацистами.
Как во Франции, так и за ее пределами, говорит Джексон, «специфичность Холокоста как отличительной черты нацизма не была по-настоящему понятна современникам в то время». Он отмечает, что в общественном сознании не проводилось различия между людьми, пережившими Холокост и вернувшимися во Францию, и другими людьми, такими как бойцы Сопротивления или подневольные рабочие, которые были отправлены в Германию. Всех их называли просто «депортированными».
Во французском обществе также сохранялся антисемитизм (хотя и не такой жестокий, как у нацистов), что проявлялось в отвратительном обращении с выжившими, которые пытались вернуть себе имущество, украденное у них во время оккупации. В этой «ядовитой атмосфере» только что созданный тогда еврейский представительный орган, CRIF, предпочел «не привлекать внимания» к этому делу, пишет Джексон. Несмотря на приглашение представить доказательства на суде, CRIF решил не давать показаний и намекнул, что не хватает документов, «доказывающих ответственность Петена».
Джексон признает, что факты о причастности режима Виши к Холокосту, конечно, не были во всей полноте известны во время суда. «Детали действительно не были известны, — говорит историк, — суд проходил через несколько недель после окончания войны, и после этого понадобились десятилетия исторических исследований, чтобы выяснить, что именно произошло». Однако даже те скудные свидетельства о преследовании евреев, которые были собраны следователями до начала процесса, не были использованы в суде.
«Альтернативная история», рассказанная защитой, помогла сформировать послевоенное представление о режиме Виши и евреях, которое не подвергалось серьезному сомнению вплоть до начала 1970-х годов. Как писал в 1973 году американский историк Роберт Пакстон, антисемитское законодательство Виши, такое как Statut des Juifs, запрещавший евреям заниматься государственной службой, служить в армии, быть учителями и врачами, появилось не под давлением Германии.
В обвинениях против Петена действительно вскользь упоминалось о преследовании евреев. Режим Виши обвинялся в принятии «отвратительных расовых законов», которые противоречили «французским законам и традициям».
Но как быть с мнением, что режим Виши действовал как «щит» для евреев? Защитники Петена ссылаются на тот факт, что выживаемость евреев во Франции (75%) была одной из самых высоких в оккупированной нацистами Европе, что резко контрастирует с 25% в Нидерландах, и 45% в Бельгии. Из почти 75 тыс. евреев, депортированных из Франции в лагеря, около 70% были иностранными гражданами. «Режим Виши защищал французских евреев и выдавал иностранных», — утверждал Эрик Земмур, скандальный телеобозреватель и публицист еврейского происхождения, баллотировавшийся на прошлогодних президентских выборах во Франции как ультраправый кандидат.
Джексон пренебрежительно относится к идее о том, что к заслугам режима Виши следует относить защиту евреев. Его «доморощенный» антисемитизм, по мнению историка, был направлен на «исключение евреев из национального сообщества», а не на их убийство, как это делали нацисты. Но, по его словам, немцы не смогли бы депортировать и уничтожить евреев в таком количестве без помощи Виши. «Немцы нуждались в Виши, — говорит Джексон, — потому что им не хватало людей для осуществления Окончательного решения в стране».
Таким образом, в июле 1942 года правительство Петена заключило фаустовский договор с нацистами. Обеспокоенное тем, что немцы угрожают сократить его автономию и взять под прямой контроль полицейские функции, режим Виши согласился, чтобы французская полиция начала арестовывать и интернировать евреев, оговорив, что она будет преследовать только иностранных евреев, но добровольно включив в облавы неоккупированную зону. Иностранные евреи, сказал Лаваль министрам, обсуждавшим сделку, были просто мусорными отходами».
Участие Виши в облавах, говорит Джексон, было продиктовано «скорее логикой коллаборационизма, чем антисемитизмом», но его влияние было значительным. Без Виши, отмечает он, немцы, несомненно, приказали бы французской полиции арестовывать евреев, но в таких обстоятельствах они вполне могли бы быть менее сговорчивыми.
Джексон также отвергает мнение о том, что режим Виши сопротивлялся введению желтой звезды из гуманной заботы о евреях. Он полагает, что позиция режима была продиктована скорее заботой об общественном мнении. Более того, в декабре 1942 года режим распорядился, чтобы всем евреям в удостоверениях личности было проставлено слово Juif. Это решение для многих стало смертным приговором. Историк считает, что другое утверждение апологетов Петена — о том, что он блокировал поголовную денатурализацию евреев, — сложнее оценить. Первоначально, в июне 1943 г., режим удовлетворил просьбу Германии, но спустя два месяца, когда высадка союзников на Сицилии показала, что ход войны переломился, совершил разворот.
Именно география Франции — ее размеры, гористый рельеф, границы с Испанией и Швейцарией, где евреям было легче скрываться, — по мнению Джексона, является ключевой переменной, объясняющей более высокий уровень выживаемости в этой стране. Более того, как показало более позднее исследование Пакстона, на небольшой территории Франции, оккупированной Италией, евреи находились в большей безопасности, чем в «свободной зоне». Учитывая эти обстоятельства и статус режима Виши как псевдонезависимого правительства, «его настоящее преступление заключается в том, что оно могло сделать больше».
Ответственность самого Петена за преследование евреев режимом Виши очевидна, говорит Джексон. Помимо роли главы государства, он лично ужесточил Statut des Juifs, предписав исключить евреев из сферы преподавания и юриспруденции. Он также отреагировал на соглашение с немцами об облаве на евреев, заключенное в июле 1942 года, заявив, что различие между французскими и иностранными евреями «справедливо и будет понято общественным мнением».
За последние четыре десятилетия была рассказана подлинная история соучастия режима Виши в Холокосте. Преемники Ширака в Елисейском дворце последовали его примеру и подтвердили ответственность Франции. Отмечая 75-ю годовщину печально известной облавы Вель-д'Ив в июле 1942 года, в ходе которой были арестованы более 13 тыс. евреев, включая четыре тысячи детей, Эммануэль Макрон заметил: «Ни один немец не принимал в ней участия».
Несмотря на попытки ультраправых (в том числе Марин Ле Пен, которая, как ожидается, снова станет одним из главных претендентов на следующих президентских выборах) отрицать эту истину, французское общественное мнение в подавляющем большинстве случаев соглашается с ней.
Однако на протяжении всего этого периода опросы также показывали, что избиратели сохраняют «удивительно снисходительное» отношение к Петену, причем 50-60% стабильно считают, что он искренне пытался защитить интересы Франции.
Это, по мнению Джексона, «необъяснимый парадокс». Таким образом, роль Петена в убийстве тысяч французских евреев, в отличие от роли режима, который он возглавлял, возможно, в очередной раз была смягчена, если не оправдана.
Однако история, которая, по словам Петена, будет его судьей, вынесла маршалу еще более ужасающий приговор.
«Среди всех ужасающих истин, составляющих процесс над Петеном, — писал поэт Анри Герц, когда дело близилось к завершению, — есть еврейская истина. Она отличается от всех остальных».
