Спустя 60 лет после того, как она начала публиковаться в идишской прессе, и через 42 года после того, как издательство Alfred A. Knopf приобрело на нее права, книга «Сыновья и дочери» — последний роман великого еврейского романиста Хаима Граде — переведен на английский и вскоре появится в американских книжных магазинах.
Вышел объемный том, в 600 с лишним страниц. Роман рассказывает о литовском раввине начала XX в. и о разных жизненных путях его детей. «Вполне возможно, это последний великий роман на идише», — отмечает в предисловии критик Адам Кирш. Дуайт Гарнер в рецензии, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс», называет его «меланхоличной книгой, которая к тому же оказывается на удивление потрясающе смешной».
«Мы не могли допустить, чтобы это произведение было забыто. Оно должно было появиться на свет в доступном для англоязычного читателя виде», — заявила в интервью переводчица книги Роуз Валдман.
Валдман получила заказ на перевод рукописи еще в 2015 г., однако возникли проблемы с авторским правом. Граде умер в 1982 году в возрасте 72 лет, пользовался большим авторитетом в еврейских литературных и читательских кругах, хотя и не приобрел у англоязычного читателя такой популярности, как считавшийся его соперником Исаак Башевис Зингер. Самая известная его книга, «Раввины и жены», представляющая собой воспоминания об исчезнувшей Вильне его юности, была опубликована в английском переводе только в год его смерти. Мемуары «Мамины субботы» были опубликованы четыре года спустя.
В 1983 году издательство Knopf подписало контракт с вдовой писателя, Инной Хеккер-Граде, на издание книги, которая тогда называлась «Дом раввина». Инна, которая, как известно, берегла наследие своего мужа, работала с переводчиком и редакторами над несколькими главами книги, вдруг упрямо замолчала. До самой своей смерти в 2010 году она отказывала издателям и литературоведам, которые пытались получить доступ к рукописям, переписке и незавершенным работам Граде.
Граде не оставили наследников, и в 2013 году государственный администратор Бронкса (чиновник, занимающийся вопросами наследства) назначил Институт еврейских исследований YIVO и Национальную библиотеку Израиля душеприказчиками Граде. YIVO унаследовал его архив. Последующие поиски привели к обнаружению в 2014 году 148-страничных гранок на идише, которые, как определила Валдман, были законченным романом, позже названным «Сыновья и дочери». После года работы над переводом она поняла, что рукопись не закончена. Согласно материалам, обнаруженным аспирантом Тель-Авивского университета Иегудой Циркиным, это был первый том двухтомного произведения.
Чтобы собрать второй том, пришлось погрузиться в архив YIVO, где Валдман обнаружила еще несколько глав, которые Граде публиковал в газетах «Дер Тог-Моргн Журнал» и «Форвертс» в 1965-1976 годах. Валдман занялась переводом этих частей и в итоге получила увесистый том, которому и посвящена настоящая статья.
Счастливый конец? Не вполне. На самом деле у «Сыновей и дочерей» вообще не было концовки. Граде умер, оставив сагу незавершенной. Спустя восемь лет после того, как Валдман впервые увидела оригинал рукописи, она просматривала оцифрованный архив YIVO, где обнаружила напечатанный на машинке набросок Граде, в котором он излагал свои идеи по поводу заключения. Она включила эти страницы в примечание переводчика.
Книга, хоть она и не закончена, представляет собой семейную эпопею в толстовском духе. Кирш назвал главного героя и его близких «семьей, борющейся со смыслом еврейства в XX веке». Благочестивый раввин маленького городка Шолем Шахне Каценеленбоген мучается выбором своих детей: один сын сбежал в Швейцарию, где изучает светскую философию и женится на христианке; другой сын жаждет присоединиться к сионистам, светским «халуцам», заселяющим землю Израиля. Его дочери тоже, кажется, надышались воздухом современности и не желают вступать в браки, организованные отцом.
Граде, чья мать и первая жена были убиты нацистами, бежал из родного Вильнюса в 1941 году и в конце концов добрался до Москвы, где встретил Инну. Они приехали в Нью-Йорк в 1948 году. Хотя Граде оставил ортодоксальный образ жизни и занялся литературной деятельностью, писал он главным образом о мире, который был уничтожен Холокостом. Воссоздавая этот мир (и показывая, как он сопротивлялся наступлению современности еще до прихода нацизма), Граде был полон решимости, как он писал другу, «увековечить великое поколение, которое я знал».
В интервью через Zoom с Валдман и редактором книги Тоддом Портновицем корреспондент JTA поговорил о трудностях перевода выдающегося стилиста, о том, как воспоминания Граде повлияли на его литературную деятельность, и о том, почему история еврейской семьи, расколотой отношением к религии и современному миру, не теряет актуальности и сегодня.
Я хочу спросить о переводе писателя такого уровня, как Граде, но сначала, Роуз, расскажите, как вы вообще пришли к тому, чтобы стать переводчиком с идиша.
Роуз Вальдман: Я носитель идиша, потому что родилась в хасидской семье. Идиш — мой родной язык. Я начала заниматься переводами в аспирантуре, и мне это понравилось, и я просто втянулась.
Перевести работы Хаима Граде было своего рода мечтой. Когда мне предложили это, я не могла поверить. Я бегала за Джонатаном Брентом [исполнительным директором Института YIVO] и спрашивала: «Что там с авторскими правами?». А потом, ни с того ни с сего, они просто предложили мне сделать перевод. Для меня это большая честь.
Есть ли особые трудности в попытке передать авторскую манеру Граде?
Валдман: Это касается не только Граде, но и почти всех других идишеязычных писателей: лексика из лош-койдеш, то есть ивритская, используются ими очень активно, хотя есть идишские аналоги. Как же показать это на английском? Граде был очень образованным, закончил ешиву и использовал много этих слов и библейских цитат. Я стремилась сохранить колорит, и в некоторых случаях мы использовали ивритские слова в транслитерации. Но я скажу, что идиш Граде мне очень даже знаком. В нашей общине его язык называют «хеймиш идиш», то есть «домашний», как мы говорим. Хотя он и не был хасидом (он был литваком), его идиш казался мне очень близким и понятным.
Книгу пришлось собирать буквально по кусочкам — из оригинальной рукописи, глав, публиковавшихся в прессе, возможно, из набросков и черновиков Граде. Тодд, расскажите, в чем заключается сложность редактирования подобной книги и обеспечения целостности ее содержания?
Тодд Портновиц: Вы знаете, многие редакторы прикасались к этой книге на протяжении многих лет. Эш Грин купил ее в 80-х. Она перешла к Алти Карперу, который руководил издательством Schocken, а затем попала ко мне в 2022 году, когда Роуз уже закончила полный перевод. Они обратились ко мне, потому что я много занимался переводами. Я не знаю идиш, но они подумали, что я могу взглянуть на этот черновик вместе с Роуз и просто «отшлифовать» его.
Для тех, кто не знаком с работой редактора, можете ли вы объяснить процесс и ваши рабочие отношения с Роуз и текстом?
Портновиц: Мы с Роуз поддерживали тесную связь в течение последних двух лет, ведя совместную работу над текстом. Я подошел к этому так, как подошел бы к тому, что я называю третьим черновиком перевода. У вас есть первый черновик, где вы придерживаетесь оригинала и создаете, по сути, подстрочник. Во втором черновике вы переделываете язык, но сохраняете оригинал, чтобы убедиться, что все точно. А в третьем черновике вы обрезаете пуповину с оригинальным текстом и убеждаетесь, что перевод представляет собой пригодный для публикации английский текст. Я просто давал Роуз как можно больше советов о том, как развернуть предложения, чтобы они не расплывались.
Валдман: Скажу, что без редакторской правки Тодда книга ни за что не стала бы похожей на эту. Она стала намного более гладкой и красивой.
Почему Граде актуален сегодня? Почему вы советуете современному читателю прочитать эту книгу, написанную в 1960-70-е годы и рассказывающую о мире 1930-х?
Валдман: Все, о чем он пишет, актуально и сегодня — особенно, конечно, для традиционной еврейской общины, потому что они борются с теми же проблемами, что и герои его историй. Но это также рассказ о семье, о том, как ваши дети расходятся в разные стороны, о типичных общечеловеческих проблемах: болезнях, соперничестве братьев и сестер и так далее. Конечно, мотив антисемитизма по-прежнему актуален. Вы думаете: ну вот, это были 1930-е годы, а мы живем в совершенно другом мире. На самом деле это не так.
Портновиц: Уберите Литву, еврейскую жизнь того времени, уберите весь контекст, и у вас останется книга о межличностных отношениях, о детях, идущих в своих собственных направлениях, пытающихся заработать и пытающихся найти духовные ответы. Думаю, все они по-своему ищут самореализации. Сионизм также занимает важное место в книге. Младший сын хочет уехать в Палестину. И то, как на это смотрели в то время, до войны, сильно отличалось от того, что происходит сейчас. Вы знаете, отец встревожен тем, что его сын собирается туда поехать.
Валдман: Я думаю, он также очень хорошо разбирается в людях и находит мелочи, которые заводят некоторых людей. Его описания характеров могут быть действительно забавными. Вы читаете это и думаете: «О, я знаю такого человека…»
Как, по-вашему, Холокост повлиял на подход Граде к материалу? Опять же, он пишет спустя 30 лет после событий, когда ему известна конечная судьба этих общин, хотя в книге об этом не говорится. Проявляется ли это осознание в тексте?
Валдман: Когда я начинала переводить роман, я была уверена, что он заканчивается отправкой героев в Освенцим. Конечно, он так не заканчивается. Но чем больше я в него погружалась, тем больше понимала, что Граде никогда (хотя я не могу знать наверняка) не собирался упоминать о Холокосте. Но знание о том, что должно произойти, очень даже присутствует. Оно имеет реальный вес в книге.
В «Сыновьях и дочерях» рассказывается о мире, который был полностью потерян. Многие книги, написанные после войны, рассказывают о Холокосте, о том, как погибли люди, и о чудесном спасении некоторых выживших. Книга «Сыновья и дочери» рассказывает о том, как жили, а не как умирали евреи. Никто не делает это так красиво, как Граде. И я думаю, что только ради этого книгу стоит прочитать.
JTA (через Times of Israel), перевод Якова Скворцова
