Беседуя с Аллой Исааковной Лившиц, я то и дело вытирала слезы, а ее голос дрожал. И каждый раз, рассказывая о судьбе своих близких, она тяжело переживает. Воспоминания даются ей нелегко, рассказывать о трудной судьбе дорогих людей — тяжелое бремя. Эта симпатичная мужественная женщина с хорошо поставленным голосом и правильной выразительной речью все-таки побеседовала со мной и рассказала мне о своих личных героях. Она — пятигорчанка, правда, с перерывом: 11 лет прожила в Израиле, является гражданкой двух стран.
- Алла Исааковна, расскажите о вашем детстве? Где вы родились? Кто ваши родители?
- Я родилась в городе Любань Минской области Белоруссии 14 марта 1946 года. Любань — это районный центр в 150 км от Минска. Папа — Лившиц Ицке Янкелевич, 1912 года рождения, мама — Гуревич Раиса Яковлевна, 1922 года рождения. При рождении мне дали имя Алта-Лея — в честь бабушки, погибшей на войне, маминой мамы. Потом, уже в Пятигорске, переделали документы на Аллу — так легче произносить.
- Как красивое мелодичное имя. Расскажите немного о своих детских годах в Белоруссии. Детство — самая светлая часть нашей жизни, которую всегда вспоминаешь с любовью и трепетом.
- Жили мы в Любани примерно как все. По тем временам считалось нормально. Потом у меня родились два брата. Послевоенное голодное время я прекрасно помню, когда мама меня с братьями укутывала и ставила в общую очередь за хлебом. Позже мама сама научилась печь хлеб — трудное время было. Потом окончила девять классов русской школы. Простая рабочая семья у нас была: мама работала на почте, а папа — сапожником, имел свою артель. Он и до войны, и после работал сапожником, был очень трудолюбивым человеком. Все старался для дома и семьи, даже соседям помогали, очень щедрые у меня были родители. И детство, я помню, было прекрасным. В 1959 году прошли слухи, что полицаи возвращаются на свое постоянное место жительства после отбытия наказания. И тогда все наши родственники, которые жили в нашем районе (а родня была большая), приняли решение переехать в Караганду. И с 1961 года они жили там. Я не жила в Караганде. Там мои родители прожили всю свою жизнь, братья там выросли, отучились. А потом мою маму парализовало, и я ее перевезла в Пятигорск. 9 лет я за ней ухаживала, и папа мне во всем помогал. После смерти мамы папа уехал в Белоруссию, сказав, что очень любит родину и свое последнее пристанище хочет найти там. Жил он в Бобруйске, там у него родственники. Умер он в девяностые годы, а похоронили его в Любани, как он и завещал.
- А где вы жили? Не с родными?
- Меня в 1959 году забрала тетя, папина родная сестра, единственная, которая осталась в живых после войны. Они с папой друг друга очень любили. Детей она потеряла во время войны. Она буквально выпросила меня у моего папы, и привезла к себе в Пятигорск. В Пятигорске я поступила в медучилище, закончила его и начала свою трудовую деятельность. Так что у меня было две мамочки и два папы, и все они были чудесными людьми. Не бывает и дня, чтобы я не вспоминала их.
- Расскажите о ваших родителях. Я знаю, что они оба участники войны. Хотелось бы побольше узнать о ваших личных героях, наших победителях.
- Мои родители воевали. Папа был фронте. А мама была партизанкой в районе Зыслава. Маме на момент начала войны было 19 лет, с ней воевал ее младший 14-летний брат. Воевали они в партизанском отряде Машерова, в Чапаевской шестой бригаде. Машеров впоследствии стал первым секретарем ЦК компартии Белоруссии. А вся семья моей мамы осталась в Глуске: мама, папа, младшие братья и сестры. Когда она находилась в партизанском отряде, то она все время пыталась вывезти своих родных из Глуска, где зверствовали каратели. Однажды она вышла на опушку леса, чтобы хоть кого-то увидеть (в лес фашисты боялись заходить, и партизаны выходили из леса в надежде увидеть кого-нибудь и узнать о своих родных). И она увидела своего одноклассника, который был полицаем. Он ее не убил, зная, что она партизанка. Но он ей сказал, что ее родных уже никого нет, ей в Глуске делать нечего и находиться здесь опасно, пусть возвращается назад. Не успела она дойти до своего отряда как увидела бричку, запряженную одной лошадью, в которой сидели две ее сестрички, братик и папа. Она очень обрадовалась, увидев их. Но забрать в отряд не могла, так как было объявлено наступление, и рисковать их жизнями она не могла. Сказала своему отцу, чтоб он увозил детей куда-нибудь подальше от этих мест. Папа с детьми побыл немного с ней и ее братом Яшей, тоже партизаном. И вскоре после того, как те уехали, раздался взрыв, но не подумали, что взорвалась бричка с ее семьей: они подорвались на мине, по всей видимости. Так они лишились всей семьи и остались вдвоем. Маму в 44-ом году серьезно ранило, и ее отправили в Горький на лечение. В отряд она больше не вернулась., а дядя оставался там до последнего дня. А после войны они с дядей встретились в Любани, оба устроили свою жизнь: мама вышла замуж за моего папу, дядя тоже женился. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Родственников у мамы осталось очень мало, до самой своей смерти она разыскивала своего брата Абрашу, так она его ласково называла, он был младше и пошел на фронт в 18 лет. Они с дядей на него не получили ни похоронку, ни справку как о без вести пропавшем. Всех фронтовиков она расспрашивала в надежде хоть что- то узнать о брате. Но безрезультатно. Так до сих пор Гуревича Абрама Яковлевича нет ни в списках живых, ни в списках мертвых. Это была самая большая боль моих мамы и дяди. Мой дядя в 1990 году со всей своей семьей эмигрировал в Израиль, и там умер в 1998 году, жена тоже умерла в Израиле. Там живут и здравствуют их дети и внуки.
Я с тетей ездила в Зыслав, это военный аэродром при партизанском отряде, там было место встречи. Раза три я ездила, мне приглашение отправляли. Народа очень много приходило, родственники партизан, и сами партизаны были еще живы. Рассказывали про мою маму и дядю. И в детстве мы слушали не сказки, а рассказы про партизанскую жизнь. Два года назад была всероссийская премьера фильма «Праведник», я четыре раза ходила в кинотеатр его смотреть. Мне показалось, что это снимали в поселке, где мы жили, и даже дом наш увидела. Не знаю, так или нет, но очень похоже. Все так и было, как в этом фильме.
- Я знаю, что у вас есть еще близкие родственники, участвовавшие в войне, известные герои, о которых до сих пор говорят. Расскажите немного о них. Я понимаю, что эти воспоминания трудно даются. Но вы сами сказали, что мы должны о них рассказывать: этим мы отдаем им дань памяти.
- Об этом очень тяжело говорить. Больно до сих пор, но одновременно испытываешь гордость за этих людей. У моей мамы был двоюродный брат, генерал военно-медицинской службы, выдающийся врач по фамилии Горелик, имя точно не помню. Он тоже погиб и захоронен в Смоленске. И мы с мамой и папой ездили в Смоленск на открытие памятника ему. Это было в 1957-м или 1958-м году, я это отчетливо помню, что мы тогда еще жили в Белоруссии. Потом я была в Смоленске спустя много лет, но в парке уже не было никаких памятников. И куда их перенесли, я так и не выяснила. Насколько я знаю, он был Героем Советского Союза.
А у папы осталась одна сестра, которая меня увезла в Пятигорск и сама воспитывала. Тетя на фронте была медсестрой, ее муж тоже воевал. Они поженились до войны, но на фронте попали в разные части, и встретились только после войны. Дядя пришел с фронта в звании полковника. Он работал на машзаводе в Пятигорске освобожденным парторгом до самой пенсии. У них была чудесная семья, они мне дали и образование, и светское воспитание. Их знал весь Пятигорск, они были добрыми, отзывчивыми и щедрыми людьми. Я их часто вспоминаю и скучаю по ним. Это мои любимые тетя и дядя: Фира Яковлевна и Семен Ефремович Фарберовы.
У мамы был еще один двоюродный брат, тоже Горелик, Иосиф Яковлевич. Его я очень хорошо помню. Они с мамой нашли друг друга после войны. ОН был доктором юридических наук, профессором Белорусского государственного университета. Когда я бываю в Минске, захожу в музей, где можно увидеть его портрет. Он преподавал на кафедре до 1990 года.
- Холокост, Катастрофа — эти слова набатом звучат в сердце нашего народа. Шесть миллионов загубленных душ — невероятная цифра, в голове не укладывается трагедия еврейского народа. Во время Холокоста убили треть всего еврейского народа. Расскажите об этом.
- Родственники по маминой линии, кому повезло, успели эвакуироваться в Казахстан, а все остальные погибли. А папа был родом из Бояничей, местечка недалеко от Любани. Там не было никого, кроме евреев. Там погибли от рук карателей дедушка и бабушка моего папы и другие родственники. Местечко изверги стерли с лица земли полностью.
Я хочу рассказать еще про одного маминого двоюродного брата. Он оказался в Минском гетто. Звали его Миша Ямник, на момент начала войны ему не было и 20 лет. Им гордятся все, кто остался в живых благодаря ему. Его документы хранятся в архивах Белорусского национального музея. Когда он оказался в гетто, он сразу понял, что отсюда надо выбираться. В гетто был один полицай, который с ним учился в школе. Полицай стал сотрудничать с Мишей. Он узнавал у полицая, когда надзиратели ложатся спать, когда едят, когда у них смена караула. В общем, он узнавал все движения по гетто. В один прекрасный момент он объединил вокруг себя группу узников гетто и сказал им, что постарается ближайшей ночью их вывести. «В любом случае здесь мы все погибнем, а если удастся бежать, то кто-то останется в живых», — сказал он. Представляете: все кого он смог вывести, остались живы. Он снова вернулся в гетто и хотел еще партию людей вывести, но никто не согласился. Полицай сказал Мише, что сегодня ночью ничего не получится, посоветовал ему самому выбраться. Ему удалось двоих детей с собой взять. А всех, кто остался, отвезли в Германию — в концентрационные лагеря и газовые печи. Дядя Миша был настоящий Герой. Его все вспоминали, о нем говорили. Все евреи Минска его помнят до сих пор, он в лагере не ел свою пайку хлеба, а отдавал детям, такой был самоотверженный человек. Я помню, что у него вся грудь была в орденах и медалях. Для меня он дядя, я с ним познакомилась уже во взрослом возрасте, а в 90-е годы он с семьей уехал в Америку.
- Какую роль играет в вашей жизни религия?
- Религия в моей жизни играет очень большую роль. Я не могу ничего сделать плохого, потому что я всегда думаю о том, что за мной следят на небесах. Прежде чем что-то сделать, я думаю, как это отразится на других людях. Вера во Всевышнего сидит внутри тебя, и религиозные люди должны думать прежде всего о том, чтобы и другим было хорошо. Я не строго религиозная, но стараюсь соблюдать все традиции и заповеди. А вот моя внучка — религиозная, она изучала Тору, она знает многое, она каждое утро молится, и, как это ни парадоксально, многому учит меня. Когда я росла, то есть в советское время, этого не было. В Любани даже синагоги не было. После войны собирались 5-6 евреев на дому у кого-нибудь, а женщины ходили вокруг, чтобы никто не знал, что тут евреи собираются и читают Тору. Но в нашем доме всегда отмечался Песах, я даже не знаю откуда бралась маца, но этот праздник мы отмечали, и мама готовила традиционные блюда: гефилте-фиш, бабку из мацы, тейглах. Люди, независимо, от национальности, созданы для жизни и добра.
- Что бы вы хотели пожелать молодому поколению?
- Я думаю, что каждое поколение живет лучше и с большим пониманием жизни. Я хочу пожелать, чтобы люди научились любить и понимать друг друга, быть добрее. Чтобы все народы дружили. Мы все равны перед Всевышним, независимо от вероисповедания, мы все дети Божьи. Нашему народу желаю мира, чтобы в Израиле не было войны — это очень важно не только для меня, но и для всех евреев мира.
